Витязь

Голос, хоть и слышен будто издалека, но узнаваем. Голос Хочубей-Ословского, уверенный и наглый, только пониже на октаву и с подвываниями. Он всё еще обращается ко мне:

– Но любой факт может быть понят иным образом. Ты отомстил трем нечестивцам за святотатство, принеся их в жертву богам у великих врат. Твоими руками они были наказаны за вторжение в обитель Велесову. И пусть тебя накажет неправедный суд, пред богами ты чист. Тебе выбирать.

Интересно, что кто-то говорит голосом Хочубея, но словами чокнутого волхва Вильгельда, который рассылал имейлы-страшилки. По любому, мне оба предложенных варианта не шибко нравятся.

Я едва продавил сквозь непослушные губы.

– Ты из какого шапито?

– Прежде чем тебя поглотит навь, где будешь ты вечно голодным духом без имени и обличия, я хочу, чтобы ты ощутил сияние прави и познал всю ничтожность своих познаний.

Голос ушёл куда-то вдаль, за порог тьмы, а вблизи меня нарисовалась афиша того хлопца, которого я угостил грязью у реки. Он, представившись Зоряном, пару раз мне врезал – происходило это так замедленно, что я даже заметил волоски у него на кулаке – а потом оценил результат: «Ну и мерзенна в тебе пыка». Боли я не почувствовал, только осознал, что утратил красивый передний зуб. Помимо тяжкой мысли, на какие шиши мне вставлять протез, испытал большое сожаление – надо было этого представителя полка «Азов» пару часиков назад физиономией в речку положить. Потом еще появился тот тип, которого я угостил каменюкой по черепу в овраге. Единомышленники звали его ласково Усладом, а кулак у него размером с мою голову, и это сулило скорые неприятности для моих внешних и внутренних органов. Но его остановили, я был нужен для другого действа.

Штука, похожая на троакар, втыкается мне в шею; чего, они программировать меня собрались? Значить, теперь язычники не только выстругивают идолов из колобашек, но и готовы высокотехнологично размочалить мозги. Сдается мне, уже начали. Что-то нашептывает мне: загружен драйвер нейроконнектора, активизирован пул соединений, канал преобразования функционирует нормально, получены ответы от гиппокампа и таламуса, соединения стабильны; начинается запись объектных кодов в неокортекс… Я замечаю, как ритмично подергиваются мои руки и ноги – вероятно, идёт тестирование.

В самом деле, Хочубею-Ословскому есть резон убрать Воздвиженского, Кораблева и Келлермана – антинорманистов, между прочим. Причем сделать это моими руками – вина тогда на мне; еще и назовут «агентом ФСБ, стремящимся уничтожить правду». Потом я сам нырну головой в яму и возразить больше не смогу. В итоге, большинство найденных артефактов исчезнет, результаты экспедиции будут истолкованы криво (в чём норманисты – большие специалисты), и получится, что захороненный здесь витязь – не славянин с Руяна, а какой-нибудь скандинав приблудный. И тогда помчатся норманисты по международным конференциям с победными песнями, плясками и битьем в бубен.

Я услышал бодрые выкрики «Мага врата», и увидел, как темные водяные струи, сгущаясь, превращаются в клейкие тяжи между небом и землей. Я ощущаю присутствие неясного змеящегося существа. Вроде как рядом ползает длинная такая змеюга, похожая на анаконду. Хотя откуда анаконда в наших северных лесах? Но, с другой стороны, в русских летописях и фольклоре упоминаются и «коркодил», и «ящер», да и «змей горыныч» как объективная реальность. Последний ещё оборотнем выступал, чтобы доверчивых дамочек обманывать и вступать с ними во внебрачные связи.

Струи дождя стали толще, гуще; посверкивая в лучах фар, они напоминали огромную бороду высоченного старика, шапкой которого были темные небеса. Ну да, как в аниме, прилагавшемся к имейлу Вильгельда. Струи растаскивали меня на тысячи ручейков, ещё немного и всё мое сознание уйдет в камень, протечет в землю. Я словно был в каждом из этих ручейков, ощущая дрожащие струнки водородных связей – молекулы воды танцевали друг с другом, подчиняясь слышимой только ими мелодии, которую физики, наверное, назовут солитоном, а волхвы – велением Велеса.

И аспирантка Рита в мокрой белой рубахе, прилипшей к стройному телу, вслед за подношением треб славила божество, подрагивая своими «яблочками наливными» под облегающей материей. Это выглядело красиво и звали её теперь Дива. Я как будто стоял рядом с ней, тоже в белой рубахе, и волосы у меня были куда длиннее и гуще, чем на самом деле. Или я так чувствовал струи воды, стекающие с моей макушки. Я рад за компанию с Дивой принести кого-нибудь в жертву божествам судьбы, света и тьмы. Дева Дива словно вьется у меня в руках, вода и огонь в обольстительной форме. Ёлки, я и в самом деле сейчас не в лежачем положении – психопрограмма меня подняла. Я стою на ногах и к тому же обнимаю – нет, на самом деле не Риту, а канистру с бензином.

На камне, где я недавно валялся, виден светящийся знак «Звезда Велеса», который смутно мне напоминает герб одного ближневосточного государства, и расстелен белый плат; на нем подношения, чарки с хмельным напитком и такое прочее. Гранит теперь и кровью полит. Дождь оперативно смывает её и перья пострадавших птичек; вокруг валяются тушки с отрубленными головками – кто-то успел поразмяться. Только что я слышал голос Хочубея, но сейчас не вижу его на тусовке. Я бы узнал мужлана с носом, ртом, глазками, сбившимися в неряшливую кучку на кабанистой физиономии. Вместо него жрец, похожий на того косматого тощего гражданина, изображенного на рекламке. Старательно и в рифму славит божество: «Гой, Велесе, яве днесе, гони стады в Поднебесе.»

Это, выходит, и есть волхв Вильгельд. Остальные присутствующие его так и величают. В руках у него посох. Мне кажется или тот действительно великоват? Исходя из подземной влажной тьмы, упирается драконьей головой в тучный мрак небосвода, изливающего темные воды. Обращаясь к своему посоху-переростку, волхв нежно называет его – Ящер. Э, не такое ли имя носил зооморфный водный дух у язычников?

Еще один удар молнии освещает сцену – Зорян, вышибивший мне зуб, мочится на голову профессора Воздвиженского. А Услад наслаждается тем, что делает в ту яму по-большому. Умеют же люди получать радость от любых мелочей.

А теперь должен повеселеть Вильгельд, потому что я плещу бензином из канистры на головы археологов. Вот в моей руке появилась зажигалка. Легкий треск и она украсилась огоньком. Сейчас я просто разожму пальцы и огонек упадет в яму. Следом туда упаду и я. Бензин может гореть и на воде – всё рассчитано точно. Яма тянет меня, она висит на моей шее. Я пытаюсь бежать – и после каждой попытки драпа нахожу себя ровно на том же месте, как во сне-кошмаре. Меня связывают струи дождя – волосы Велесовой бороды.

И за секунду до того, как я должен был разжать пальцы, держащие зажигалку – вязкая толща пространства прорвана. Прямо на меня наплывает ладья, вроде той, что была закопана вместе с витязем Славой – она бьет меня форштевнем, увенчанным драконьей головой и выносит из пространства, зажатого между темным небом и мокрой землей, в огромный океан, по которому катятся тяжелые глянцево-гиацинтовые волны. Из его густых вод вырываются кипящие желтые фонтаны, которые вонзаясь в багровую высь, рвутся к черному солнцу. Это не-явь; может быть, та самая навь – ну, как её еще назвать – другая проекция большой реальности.