Viva Америка
Шрифт:
– Тише-тише! – успокоил я его. – Лучше скажи: тебе есть где укрыться, пока я буду очищать свою репутацию, а заодно твою – сомнительную? Тебя ведь здесь запросто найдут и пристрелят! Это твоя Болль очень недвусмысленно выразилась о нашей с тобой судьбе.
Фуз дрожащей рукой показал медальон и с гордостью сказал:
– Это мой девиз – и в спорте, и в жизни! Означает пятиминутную готовность перед пятикилометровой пробежкой в пять утра. Так что сам со всем этим разберусь! По крайней мере, попробую… – И он мстительно пообещал: – А тобой я еще займусь, злоумышленник!
– Ага, не забудь секундантов захватить, –
Спустя мгновение я уже сосредоточенно бежал по скользким каналам канализации, брезгливо огибая нечистоты и сточные воды, несшие мусор, смытый дождем. Морщась от вони, я мечтал только об одном – как можно скорее добраться до посвежевших улиц ночного Нью-Йорка.
Глава 6 Немножко о психах и заговорах
Я отодвинул канализационный люк и с кряхтением вывалился на мокрый асфальт переулка. Затем я перекатился в теплую лужу и с наслаждением раскинулся в ней. Стало хорошо – а потом зябко. Разглядывая подсвеченное мегаполисом ночное небо, пучившееся грозовыми тучами, я прислушался: какофония рокотавшего Нью-Йорка словно вдувалась в переулок вместе с рыбной вонью. Где-то поблизости орали уличные коты, иногда вопя будто злые деточки.
– Больше не льет, – глубокомысленно заключил я и поднялся.
Я кое-как вернул люк на место и подошел к мусорным бакам, за чьи кручи из объедков озверело сражались пятеро котов. Коты злобно прыгали, визжали и иногда принимали странные и загадочные позы, которые могли как породить дождь, так и призвать карликового демона. Я нетерпеливо отмахнулся от них, взял первый попавшийся бак и поставил его на люк.
– Другие места – другие вещи21, – философски заметил кто-то неподалеку.
В открытой двери переулка стоял дородный японец в измазанном рыбой фартуке. В каждой его руке было по огромному пакету с рыбными отходами. Коты тут же прекратили свои распри и обступили его с людоедским блеском в глазах, явно отведя ему роль жертвы спонтанного кошачьего насилия.
– Я даже объяснять ничего не буду, – сразу предупредил я японца. – Но мне очень нужно позвонить – просто до жжения в одном месте.
Японец важно кивнул мне и так же важно показал за угол переулка.
– Бесполезный – как фонарь днем22, – добавил он.
– Я, что ли? – не понял я.
– Таксофона, – снисходительно пояснил японец.
– О. Ладно. Ну, я пошел. Спасибо.
– Завтра подует завтрашний ветер23, – назидательно произнес японец на прощание.
– Спасибо, но я к вони сегодняшнего еще не привык, – мрачно пробурчал я.
За моей спиной послышались истошные кошачьи вопли и характерные для ударов карате рычащие выдохи.
Я вышел на пустеющую улицу, на которой скучающие проститутки на русском языке спорили о роли миелина24 в нейронах, и нашел кабинку с таксофоном. Как и предупреждал японец, таксофон действительно был бесполезным – старым и отключенным. На лицевой стороне таксофона было нацарапано: «Вархириус25 – жив!»
– Ну и как мне позвонить с того,
что незвонибельно?.. – приуныл я, разглядывая допотопное устройство связи.Я вздохнул, нашел камешек, зачеркнул с его помощью «Вархириус» и нацарапал повыше «Цой».
– Вандализм в отношении муниципального имущества? Хих! Не слишком ли мелко для разыскиваемого рецидивиста, чуть не угнавшего самолет в Тверь? – хихикнул кто-то.
Возле меня стоял невысокий худой мужичок в дешевом плаще, под которым были такие же дешевые черный костюм с галстуком и пыльные ботинки. У него были просвечивавшие оттопыренные уши, высокий бугристый лоб с залысиной, тонкие губы, карие глаза, сальные волосы с чубом и заметное родимое пятно возле них. Бледное лицо мужичка при этом словно говорило: «Не подходи! У меня истерия, прогрессирующая шизофрения и нерешенный пример с логарифмической производной, которым я не побоюсь воспользоваться!»
– «Цой» – это какой-то русский глагол? – любознательно поинтересовался мужичок, копошась в обвисших карманах плаща.
– Цой – это заклинатель умов, сердец и времени, – серьезно ответил я, с подозрением следя за действиями мужичка. – А вот ты не много ли знаешь для того, кто не знает Цоя?
– Лесли, – галантно представился мужичок, накручивая указательным пальцем свой сальный чуб. – Лесли Прискок. Полагаю, по этому музейному экспонату ты хотел связаться с Козеттой Бастьен? Хих-хи! – И он протянул смартфон, на котором уже набирался какой-то номер. – Ржаной Алекс! У тебя минута на то, чтобы убедить журналистку-язву протянуть тебе фотоаппарат помощи – как она протянула его в самолете с трутнем, спародировавшим ее внешность!
– Да ты… – Я не выдержал и схватил Лесли за грудки. – Ты еще что за поганка?! Откуда ты знаешь меня и Козетту?! Откуда знаешь про самолет?! Что ты знаешь о трутнях?!
Лесли воровато вынул из нагрудного кармана помаду-электрошокер и легонько ткнул меня ею в бок. Разряд был несильным, но ощутимым. Я оторопело отпустил Лесли и потер ужаленное разрядом место.
– У поганки и трюк поганский – девчачий! – процедил я, собираясь наложить Лесли «макияж» его же «помадкой»
– Пятьдесят секунд, Ржаной Алекс! – радостно напомнил Лесли и для вида покрасовался электрошокером побольше.
– Алло? Кто это, м-м? – вдруг раздался голос Козетты из телефона. – Багет вам всем в зад! Хватит уже названивать и молчать! Извращенцы! Я всего один раз снялась для того журнала!
– Кози?! – не поверил я и вырвал смартфон из рук Лесли. – Кози! Кози, это я – Алекс! Ты… ты в опасности! А еще мне срочно нужны твои снимки! Ты слышишь, Кози?!
– О-ля-ля! Алекс! Мой робкий зверь из России! – обрадовалась Козетта. – Во что мы вляпались? Где ты? Тебя уже отпустили, м-м?
– Меня не отпустили! Меня обвинили в государственной измене! Я – сбежал! Я…
– Сорок секунд! – проинформировал Лесли, после чего достал какой-то пикающий приборчик и беззаботно начал водить им по мне. – А теперь – замри, пока правительственные жучки не вгрызлись в твои русские корни!
– Кози! Послушай! – быстро сказал я. – Я сейчас где-то на улице, меня обвиняют бог знает в чём! Мы можем встретиться? Мне нужны копии снимков, что ты сделала в самолете, чтобы доказать мою невиновность и разоблачить всё это!
– Что я за них получу, м-м? – вредно поинтересовалась Козетта. – Хочу, чтобы придурок, что час назад меня уволил, был раздавлен! Хочу такую огласку для этой истории, чтобы я сама газетой стала!