Византиец. Ижорский гамбит

Швабец запустил руку в сундук, наслаждаясь холодом металла. Одновременно с этим он прикинул, сколько готландских бойцов уцелело после губительного обстрела с берега.

– Предлагаю пополам. Так будет по-честному. – Рагнар незаметно подмигнул своему амброзату.

– По-честному… тебе достанется треть. – Это была не искра, слова, произнесённые Гюнтером, оказались равносильны зажженному факелу.

По своему недавнему другу Рагнар рубанул топориком без лишних эмоций, молча, как палач. Вот только левой рукой действовать оказалось неудобно, и удар вышел корявым. Гюнтер успел подать корпус назад. Панцирь под холщовым налатником защитил швабца, сталь чиркнула по широкой пластине, рассекла несколько колец кольчуги, но дальше – не прошла, застряв между чешуйками доспеха. Гюнтер свалился от удара, рёбра затрещали, грудь опалило огнём боли.

– Браги! Сундук! – крикнул Рагнар, бросив топорик в теле швабца, отступая за строй своих воинов.

Готландцы рванули через шнеку Гунгира на соседнее судно. На кону стоял сундук, полный сокровищ, наёмники бились отчаянно, никакой пощады. Гюнтер блефовал, численного превосходства у него не было. Наоборот, согласно утреннему списку, сорок головорезов, собранных с миру по нитке, противостояли пятидесяти пяти морским разбойникам, привыкшим к бою на палубе. Учитывая сегодняшние потери после обстрела с берега, силы, конечно, изменились, но пропорции остались те же. В ход пошло всё: мечи, топоры, копья, ножи, обломок весла и даже зубы.

– Они что, не видят нас? – Ладья Бренко подошла к сцепившимся судам настолько близко, что можно было метать крючья. – Начнём, други.

Людвиг сдёрнул брезент с огнемёта, чиркнул колёсиком зажигалки и направил сопло прямо по центру шнеки. Новгородские стрелки дали залп, стреляли в общую массу ревущих наёмников, не разбирая, кто островитянин, а кто швабец. Две струи пламени прошлись по головам, вопли ужаса и боли обожженных врагов слились со стонами раненых от стрел. Вместо того чтобы забыть распрю и объединиться, противник продолжал резаться друг с дружкой. Воистину, золото лишает людей разума. Когда же стало понятно, что напряжение боя на палубах кораблей сошло на нет, а живых осталось не более полутора десятков, мечники перешагнули борт. Почти не встречая сопротивления, они прошли по окровавленной палубе до самого конца.

Гюнтер очнулся от дикой боли в груди, дышать было тяжело, на его животе лежала нога Браги. Ушлый староста получил маленький метательный топор точно в затылок, как раз в тот момент, когда своими загребущими руками пытался отнести сундук на свой корабль. Силён был, раз смог поднять такую тяжесть, с которой два крепыша еле совладали. «Молодец, бургундец», – подумал Гюнтер, вспоминая вечно молчаливого воина, который в свободное время не предавался распитию бражки, а всегда тренировался в метании своего бродекса. Швабец приподнялся и увидел руссов. Однообразно экипированные воины освобождали от доспехов как раненых, так и убитых, складывая их на палубу, ближе к корме судна. Сейчас очередь дойдёт и до него. Ловкие руки бородатого ушкуйника расстегнули ремень, задрали холщовую накидку и перевернули швабца на живот.

– Добрый панцирь, не иначе воевода, Сеня, подсоби стянуть. – Новгородец разрезал ножом ремешки и с помощью друга стал стягивать бронь.

Сознание вновь покинуло Гюнтера, одна только мысль: откуда здесь могли взяться руссы – лишила его чувств.

– Смотри, как кольчужку стянули, вроде задышал, этого на нос. – Сеня сдёрнул сапоги, перевязал их за голенища обрезком кожаного шнура, перекинул через плечо и вместе с Жданом поволок тело швабца к кучке раненых.

Притулив пленного к борту, Ждан и Сеня отправились продолжать увлекательное занятие, за пару минут боя ушкуйники стали богачами. По скромным оценкам Якова, который больше врачевал, нежели воевал, от продажи одного оружия и доспехов на брата выходило по десять гривен. А ведь ещё был целый сундук с серебром.

– Слышь, Ждан, я на будущий год к Пахому Ильичу напрошусь снова, думаю, не откажет. – Сеня высматривал, кого б ещё обыскать на предмет ценных вещей, не обратив внимания, что Гюнтер уже переваливался через борт, стараясь избежать рабства.

– Держи! Уйдёт нехристь!

Но было уже поздно, в одном исподнем и зацепившейся за ногу накидке с крестом швабец нырнул в Неву. В отличие от своих наёмников, Гюнтер умел плавать. Как ни странны бывают жизненные обстоятельства, но искусству надолго задерживать дыхание и плыть под водой его научил славянин, долго живший в замке отца. Оно и спасло его от земляков учителя. Гюнтер Штауфен плыл под водой, стараясь оказаться как можно дальше от проклятого места, где разбились все смелые мечты авантюриста. До берега, где ушкуйники Меши грабили корабли, отбиваясь от наседавших свеев, оставалось двести пятьдесят саженей и в два раза больше от конной дружины новгородского конунга.

Яков Полочанин подъехал к князю, передал новый щит и протянул флягу с ключевой водой со словами:

– Отходить надо, Ярославович. Воев зря положим.

– Крепко встали, – сквозь бульканье воды послышался ответ.

Александр утолил жажду, отдал флягу своему ловчему, посмотрел на червленое поле нового щита и задумался. Бой почти прекратился, возле дома ижорца Фаси организовал непробиваемый для конницы строй копейщиков, окружив себя личной дружиной и баррикадой с двух сторон. На левом фланге новгородцы так и не смогли продвинуться вглубь, хотя и оттеснили свеев от берега к устью. Сбыслав Якунович со своими людьми стоял в центре подобно скале, но стоял, а не двигался вперёд. Пахом Ильич на том берегу из самострелов только беспокоил тыл вражеского войска. Хоть это и заставляет неприятеля держать почти сотню у кораблей и наверняка не один десяток убитых с ранеными, но опять-таки, они не связаны боем и могут быть использованы как резерв. Надежда, что свеи пошлют на противоположный берег десант, не оправдала себя. Вместо этого шнеки ушли на середину реки и перестали быть видны.

– Победит не тот, за кем останется поле, а тот – кто выполнил всё задуманное в бою. – Яков процитировал одно из высказываний учителя Александра, Фёдора Даниловича, который наставлял молодого князя несколько лет назад, в Торопце.

Внезапно взревел боевой рог. Со стороны свеев отделился всадник без оружия и поскакал в сторону князя, рядом с которым развевался стяг.

– Герольд, – тихо высказал вслух своё предположение знаменосец.

– Кто? – переспросил князь, не расслышав из-за звука рога своего дружинника.

– Переговорщик! Пропустите его! – Яков громко крикнул, чтобы все слышали.

Герольд говорил на понятном новгородцам языке, очень гордо, но было заметно, что волнуется.

– Ярл Ульф Фаси предлагает прекратить кровопролитие. Позвольте нам похоронить павших воинов. На рассвете мы уйдём. Во сколько конунг оценивает нанесённую ему обиду?

Вопрос был задан очень щекотливый. По сути, претензии мог предъявить только владелец земель, на которые высадились свеи, то есть выборный Совет, которого здесь не наблюдалось, а значит, новгородцы оставались не у дел, хотя и участвовали в бою. Александр, как приглашённый князь, по сути, оказывая городу неоценимую услугу, лишь выполнял свою работу. И если не вдаваться в хитросплетение отношений князя и бояр Новгорода, то перемирие он мог заключить и без одобрения последних. А вот вопрос войны и преференций – нет. Но если в этом году свеи подпишут мирный договор, то новгородцы получат козырного туза в противостоянии с Твердилой Иванковичем, который спит и видит свой Псков вышедшим из-под опеки соседа, пусть и в католических объятиях ордена. Упускать такого момента было нельзя.

– Хорошо, сначала мы заберём своих и отойдём на три полёта стрелы. Передай Фаси, что мне нужен договор о мире, на десять лет.

Герольд вернулся к дому ижорца, передавая ответ. Крест возле Ульфа несколько раз дёрнулся, и вскоре переговорщик прискакал снова. Фаси принял все условия, но с одной просьбой: отдайте отца Лоренцо, монах, мол, не воин, гулял, цветы собирал.

– Если он в полоне, то отдадим. Яков, труби отход. – Александр развернул коня и отправился в сторону леса.

Новгородское ополчение отходило с поля боя, унося убитых и раненых. В это время из воды на четвереньках выполз Гюнтер. Возле полузатопленной шнеки валялись тела убитых, берег стал красный от крови, а сопутствующий смерти запах поспособствовал освобождению желудка.

– Вяжи его, ребята! Как раз на Снорьку сменяю. – Микула подскочил к обессиленному швабцу, ловко связал ему руки, накинул петлю на шею и поволок за собой.

– Господи! Что ж не везёт мне так? – Гюнтер, только что чудом освободившись из плена, снова оказался у руссов, только теперь весь мокрый и связанный, да ещё обблёванный.

В это время Ждан докладывал Бренко, когда тот осматривал собранные трофеи.

– В шнеке, что посерёдке, прорублено дно, вода так и хлещет. Я заткнул тряпками, но если не законопатить основательно, к утру затонет. Дальняя – не протянет и до осени, гниль. Огонь мы потушили, но я бы и год назад в пруду на неё не сел бы, да и тлеет там что-то.