Византия сражается
Шрифт:
Накануне сочельника я сказал дяде Сене, что хотел бы побеседовать с ним в кабинете. Он казался рассеянным. Война, конечно, существенно затрудняла бизнес. Частичная блокада помешала доставке некоторых важных грузов. Я решил отомстить Шуре как можно быстрее. Дядя Сеня сидел за столом спиной к окну. На нем был тяжелый черный пиджак и черный галстук.
– У меня тревожные новости, Семен Иосифович, – начал я, – но я обязан вам рассказать, в чем дело. Вы, конечно, можете поступить так, как сочтете нужным.
Это позабавило дядю. Его настроение, казалось, улучшилось. Он предложил мне сесть на один
– Надеюсь, ты не попал в беду, Максим.
– Я тоже на это надеюсь, дядя. Мать пришла бы в ужас, если бы узнала о том, что произошло.
– Произошло? – Он встревожился.
– Или могло произойти, как мне кажется. Я уверен, что Шура связался с мошенниками.
Дядя был удивлен. Он положил свою сигару в медную персидскую пепельницу и почесал голову. Наконец недоуменно улыбнулся.
– И почему ты так решил?
– Он впутался в аферу и, похоже, работает с Мишкой Япончиком.
– Каким Мишкой?
– Япончиком. Это очень известный бандит из Слободки.
– Да, я слышал о нем.
Это было не удивительно. Подвиги Мишки описывались во всех известных одесских газетах. Его упоминали даже в дешевых романах о Нике Картере и Шерлоке Холмсе, которыми мы тогда зачитывались.
– Он вымогатель, – сообщил я, – и налетчик, заставляет местных жителей платить ему деньги за защиту. Если они отказываются. убивает людей или сжигает их лавки. Он связан с торговлей наркотиками, проституцией, нелегальным алкоголем, владеет кабаками и кабаре, подкупает полицейских и городских чиновников.
Дядя Сеня снова удивился:
– Такой еврей мог бы присоединиться к черной сотне.
– И он нанимает на работу молодых парней, – продолжал я. – Самых разных. Украинцев, кацапов, как они называют русских, греков, армян, грузин, мусульман – всех. Он плетет сети, как, – я замялся, – как паук.
– Боже, сохрани нас! Ты уверен, что этот бандит существует не только в твоих журналах о Пинкертоне?
– Да, – ответил я, – Шура попал к нему в лапы.
– Не могу в это поверить.
– Шура и меня пытался заманить, использовал как переводчика. Я поднимался на борт английского корабля, где он покупал наркотики.
Дядя Сеня отвернулся от меня и посмотрел в окно. Он наблюдал за маленьким ребенком, шагающим по бревну. Мальчик пошатнулся и упал. Дядя Сеня снова обратился ко мне:
– Думаю, ты ошибаешься, Максим. Шура работает на меня.
– Конечно, он передает сообщения с кораблей и от торговцев и следит за разгрузкой. Но все остальное время проводит с ворами и проститутками. Есть такое место, называется «У Эзо». Еврейский кабак. Возможно, вы слышали о нем?
– Я не часто хожу по кабакам в Слободке.
– Это ужасное место. Шура попал в плохую компанию и пытался втянуть туда меня. Я отказался, и теперь он злится.
– Вы поссорились?
– Я сказал, что он ведет дурную жизнь.
– Он молодой бездельник. Такой же, как и ты.
– Есть разница, Семен Иосифович, между бездельником и преступником.
– И молодые люди не всегда ее замечают. – Он взмахнул рукой.
Я был разочарован.
– Мне кажется,
что Шуру надо отослать из Одессы.– И куда? В Сибирь? – язвительно произнес он.
– Возможно, отправить в плаванье. Это пошло бы ему на пользу, научило бы чему-нибудь.
– Он просил тебя поговорить со мной об этом?
– Вовсе нет. – Шура ни за что не захотел бы уехать из Одессы, от Кати. А если бы его отослали, я заполучил бы обеих девушек. Открыв коробку с пауками, Катя не поймет, что она от меня. Я мог продолжать с того места, на котором мы остановились. Предложение отправить Шуру в плаванье возникло как будто по наитию.
– Шура – тот еще моряк. К тому же идет война… – Дядя Сеня вновь зажег свою сигару.
– Думаю, он сможет научиться.
– Ты сказал ему, что пойдешь ко мне?
– Нет, Семен Иосифович.
– Возможно, ты поступил бы по-мужски, сказав ему?
– Нужно, чтобы с ним поговорил старший.
– И ты ни с кем из взрослых это не обсуждал?
– Только с вами.
– Я поговорю с Александром. Но ты должен держать это в секрете, Максим.
– Чтобы не было семейного скандала?
– Именно.
Он вздохнул. Возможно, обрадовался, что по крайней мере один из младших членов семейства оказался честен.
– Тебе лучше уйти, Максим. Если увидишь Шуру, попроси его зайти ко мне.
– Попрошу, Семен Иосифович.
Не прошло и часа, как я спустился вниз, чтобы подыскать упаковочную бумагу для подарка Кате, и увидел, что Шура вернулся и прошел в дверь, соединявшую контору дяди Сени с домом. Я был в этом помещении лишь однажды: темное дерево и маленькие окна, столы из дуба и красного дерева с медной отделкой, служащие, сидящие за ними, вероятно, с пушкинских времен. Я удивился, почему это Шура отправился в контору, а не в кабинет.
Я замер, следя за дверью, но Шура больше не появлялся. Я решил, что он вышел через другую дверь.
Будучи довольным собой, я отправился к тете Жене за цветной бумагой. Она вручила мне лист, дала ножницы и ленту и попросила не беспокоить дядю Сеню, если я его увижу. Он был в необычайно мрачном настроении.
– Это связано с Шурой?
Она пожала плечами:
– Возможно. Он, кажется, и тобой не слишком доволен. Ты что-нибудь натворил?
– Ничего, тетя Женя.
Я вернулся к себе в комнату, немного озадаченный, и занялся упаковкой подарка. Потом позвал Ванду и спросил, можно ли нанять одного из уличных мальчишек отнести пакет в Слободку. Она пообещала узнать. Я поставил на пакете инициалы Кати и ее польскую фамилию – кажется, она звучала как Граббиц.
– Для кого этот подарок? – спросила Ванда. – Он очень красивый.
Я поцеловал ее.
– Не думай, это не для возлюбленной. Он для моего друга, перед которым у меня должок.
Взяв несколько копеек, она забрала коробку. Вернувшись, Ванда сказала, что один из уличных пострелят с площади согласился ее отнести. Теперь, если Катя спросит, кто дал мальчику коробку, он ответит, что это Ванда, а я буду ни при чем.
Мы с Вандой занимались любовью – но очень недолго. Я в самом деле был не в настроении, раздумывал, что же случилось с Шурой. Учитывая, как удачно все складывалось, он мог сесть на первый же корабль, отправлявшийся из Карантинной бухты.