Византийский манускрипт

– Я насчет этого складня, – сказал Тавров, доставая из кармана содержимое посылки Брена.

– Знакомая штучка! – оживился Прохоров, беря в руки складень. – Я работал с ней по просьбе Виктора.

– Это писали вы? – показал Тавров Прохорову листок бумаги, извлеченный из посылки Брена.

– Да, совершенно верно, это моя записка… А откуда она у вас? – удивился Прохоров.

– Оттуда, откуда и складень, – от Брена, – ответил Тавров. – А как насчет обещанного вами анализа с точки зрения прецедентов?

– А-а! – вспомнил Прохоров. – Да никак! Ничего похожего. Но вот относительно изображений на складне я пришел к определенным выводам. Я исходил из того, что они связаны с реальными местами. В Риме есть церковь Святой Сабины, на ее дверях нарисован распятый Христос с разбойниками. Двери очень древние, и их фигуры показаны в традициях ранних христиан: в позах распятых, но без крестов… Видите? Ранние христиане помнили, что крест – орудие позорной казни, и им в голову не приходило использовать орудие казни в качестве религиозной символики. Далее… В честь мученика Трифона в Константинополе были построены две церкви, но в Х веке его мощи были перевезены в город Котор, это на территории нынешней Черногории. Именно там в конце XII века воздвигли собор Святого Трифона, считающегося покровителем Котора. Собор сохранился до наших дней. И мощи святого Трифона до сих пор лежат там. И, наконец, Богородица… Обратите внимание, на заднем плане виден характерный купол с крестом. Я предположил, что это – знаменитый храм Святой Софии в Константинополе. Тогда изображение можно однозначно связать с храмом Божьей Матери Всеблаженнейшей в том же Константинополе. По-гречески этот храм называется Паммакаристи. Единственная неувязка: храм был построен гораздо позже, чем отчеканен складень, – где-то в XIV веке.

– А что может означать это все вместе?

– Это указатели на конкретные места. А вот что в этих местах находится, это уже другой вопрос. Извините, но мне пора.

Прохоров быстро удалился в сторону «Боровицкой». А Тавров вышел на улицу и неторопливо пошел по Воздвиженке к Арбату. Ему хотелось привести мысли в порядок.

«Брен, несомненно, считал складень очень важным звеном во всей этой странной истории с Серебряным Ангелом, иначе бы он оставил складень Семенову… или в том тайнике, где лежала флэшка с текстами. Тексты… Какова их роль? Похоже, что это не просто отрывки из исторического романа, а некие вехи на пути к разгадке. А складень – ключ к замку, за которым она и скрыта, эта разгадка. Но почему, если Брен подозревал, что его жизни что-то угрожает, он не оставил просто заявление в прокуратуру, типа: в случае моей смерти прошу винить такого-то и по тем-то причинам… Привел бы факты разные… Почему он этого не сделал? Почему, если фра Арнольдо ищет Брена, он категорически не хочет сообщить информацию: чем занимался Шрайбер, какую помощь оказывал ему Брен? Почему исчезнувший Брен интересует фра Арнольдо гораздо больше, чем исчезнувший Шрайбер? Неужели речь идет о такой тайне, что ради ее сохранения ничего не стоят не только жизни обычных людей, но и жизни посвященных в тайну?»

Размышления Таврова прервал звонок мобильника.

– Здравствуйте, Валерий Иванович! – раздался в трубке голос Павлова. – Из перечисленных в вашем списке лиц за указанный промежуток времени в Питере находились двое. Семенов Павел Сергеевич прибыл в Петербург из Москвы за день до интересующей вас даты, поездом «Юность», и по сегодняшний день не покидал Северную столицу ни поездом, ни самолетом.

– Подожди, Вадик, – перебил его Тавров. – Этот Семенов… У тебя есть его паспортные данные? Огласи, пожалуйста.

– Вот… Семенов Павел Сергеевич, уроженец города Петрозаводска, родился 19 сентября 1947 года…

– Так, это не он, – заключил Тавров. – А кто второй?

– Второй, иностранный гражданин, прибыл в Петербург из Финляндии, пересек границу за два дня до указанной вами даты, а покинул Питер самолетом на следующий день после этой даты. Прилетел в Домодедово, после этого Москву ни поездом, ни самолетом не покидал. Из России не выезжал.

Тавров почувствовал, как заколотилось сердце. Он сглотнул слюну и спросил Павлова, заранее предвидя ответ:

– О ком идет речь, Вадик?

– Об итальянском гражданине Адриано Палетти.

Глава 11

Итак, круг подозреваемых сузился до одного фра Арнольдо. Хоть Павлов и не смог пробить всех головорезов Варежко на присутствие их в Питере в указанное время, но было понятно, что вряд ли они причастны к убийству Кати Барсуковой: не их стиль, им бы попроще что-нибудь – вроде пули в голову да в озеро. А вот фра Арнольдо… От этих религиозных мракобесов всего можно ожидать!

Тавров пообедал в «Елках-палках» на Новом Арбате и вспомнил о своем двухголовом питомце. Как он там? Третьи сутки, почитай, взаперти… И Тавров немедленно поехал домой.

Двухголовый Дуканот встретил появление хозяина восторженным дуэтом. Еду он уже уничтожил, зато с водой проблем не испытывал, освоив процесс ее добывания из унитазного бачка. Как удовлетворенно отметил Тавров, разумная псина справляла в унитаз и свои естественные надобности.

Вывалив в две миски одинаковые горки сырого гуляша, Тавров занялся своими делами. Он залез в компьютер и открыл файл с описанием сложных взаимоотношений СС-штандартенфюрера и настоятеля монастыря – в том самом месте, на котором заканчивалась распечатка.

* * *

– Затаите дыхание перед встречей с Великой Тайной!

Штандартенфюрер взмахнул рукой. Солдаты подтолкнули монаха, и тот начал спускаться по каменным ступеням. Впереди шел эсэсовец с факелом, освещая путь, а сзади второй эсэсовец подгонял священнослужителя, тыча ему в спину стволом автомата.

Спустившись, монах в изумлении огляделся. Он провел в этом монастыре почти четверть века, но даже не подозревал о существовании под древней монастырской криптой еще более древнего помещения. Оно было небольшим и круглым, радиусом метра четыре. Потолок представлял собой купол, опиравшийся на невысокий цоколь. От пола до купола в центре этого пространства было не более четырех с половиной метров, и потому возле стен можно было стоять, лишь наклонившись. Кое-где каменная облицовка купола обвалилась, открыв бетонную основу: типично римская техника строительства, утраченная в этих местах еще в VI веке. Лестница опускалась к полу из центра купола винтом и заканчивалась напротив странного вида скульптуры.

Когда два эсэсовца с факелами встали по обе стороны от того, что монах вначале принял за скульптуру, то оказалось, что это окаменевший от старости пень, торчащий из каменного пола. В центр пня почти по самую рукоять был воткнут железный меч, прекрасно сохранившийся в герметичном сухом помещении. Рукоять, увенчанную большим необработанным изумрудом в золотой оправе, кто-то обернул полосой шероховатой, закаменевшей от древности кожи.

– Вы знаете, что это такое? – спросил штандартенфюрер. Монах отрицательно покачал головой.

– Это меч Повелителя Мира. Теперь я владею всеми тремя инсигниями Повелителя Мира, нашим родовым сокровищем, полученным от самого Одоацера, или Одоакра! – торжественно объявил штандартенфюрер. – Этот меч принадлежит мне по праву. Но дело не только в нем. Видите, что он прочно застрял в пне? Его никто не мог выдернуть из дерева, хотя видно, что середина пня подгнила. А знаете, почему? Мы раскололи пень аммоналовой шашкой, типа тех, которыми в Америке до сих пор корчуют пни. И вот что обнаружили.

Штандартенфюрер ударил ногой по пню, и тот разлетелся на несколько частей. Меч со звоном упал на каменные плиты. Штандартенфюрер поднял его и показал монаху:

– А вот этот предмет вам наверняка знаком, святой отец!

Потрясенный монах увидел, что меч вошел в ребро изогнутой серебристой пластины толщиной около полусантиметра. На верхней поверхности пластины была отгравирована римская единица. Меч вошел в пластину, не оставив ни малейших щелей или деформаций, словно был вплавлен туда в момент ее отливки.