Визиты: Осенние визиты. Спектр. Кредо

– Судьбы нет, Слава.

– Да, конечно…

– Точнее, мы сами ее творим.

– Давай уж обходиться без банальностей. Миллион факторов влияет на каждый наш шаг, на его допустимость. Вряд ли воля и мечты играют большую роль, чем случайность.

Они замолчали – надолго. И даже когда поезд уполз со станции Саксаул, ни Ярослав, ни Визитер не сказали ни слова. Лишь смотрели на осень, неумолимо наступавшую на степь.

Это было очень незаметное наступление, ибо степь и так была осенью.

8

Самохин остановил «девятку», чуть свернув с дороги. Они с Морозовым переглянулись, словно решая, не стоит ли отказаться от задуманного.

– Пошли, – сказал Морозов.

Они выбрались из машины одновременно, еще раз посмотрели друг на друга. Что ни говори, а такими делами им раньше не приходилось заниматься. Даже то, что стариков было двое, сильно меняло привычные схемы. Одновременный инфаркт у обоих – это слишком уж странное совпадение.

– Черт… – Самохин вновь метнулся к машине. Достал из багажника литровую банку с грибами, закатанную машинкой, забросил ее в спортивную сумку. Морозов молчаливо ждал. – Налево, – подходя к нему, сказал Самохин. – Вот это называется Яблочной улицей, и нам нужен семнадцатый дом.

Дачный поселок в будний осенний день был тих и печален. Ни звука, ни движения. Они медленно пошли по засыпанной мокрым гравием дорожке, поглядывая на номера.

– Надеюсь, ты не ошибся в своих догадках, – заметил Морозов. Самохин лишь поморщился от его тона, заранее обвиняющего.

– Куда он мог еще податься? У дочери его нет, друзья сами в панике. Меня больше тревожит, почему взорвался дом.

– Газ…

– И у нас в квартире газ. Но никто на воздух не взлетает. Мог Романов еще кому-то поручить… это дело?

– Романов бы сказал. Только ведь и он тут посредник.

– Хрен его знает, какой он посредник. И почему он говорил о брате-близнеце – по документам такого нет?

Они остановились у низенького штакетника, глядя на маленький домик, построенный, наверное, лет двадцать назад. Редкие деревья с облетевшей листвой, покосившийся нужник в углу участка…

– Академик… – буркнул Морозов. – Смотри! – схватил он Владислава за плечо.

Тот и сам уже заметил легкий дымок, ползущий из трубы. Кивнул.

– Ну, кто был прав, Гена?

– Пошли. – Морозов толкнул калитку. – Хватит рассуждать.

Чувствуя неприятный холодок в груди, Самохин двинулся за ним. Надо было утром выпить немного… для храбрости. Ее всегда не хватает в такие моменты.

Большую часть пути Карамазов проехал на электричке. Потом прошел через чахлый лесок. Он не боялся сбиться с дороги – когда путь указывала Тьма, то ноги сами несли его к мишени.

Осенний лес успокаивал, дарил покой. Он засыпал, чтобы возродиться после зимней стужи. Лес знал тайну вечной смерти, разделяя ее с Ильей.

Когда-то давным-давно, еще в детстве, он участвовал в экологическом движении «Зеленая тропа». Конечно, тогда еще и слово-то это было не в ходу – экология. Но из толпы подростков он был, наверное, одним из самых самозабвенных малолетних экологов, очищающих ручейки, с неумелой руганью заваливающих дерном кострища и собирающих в подмосковных лесах пустые консервные банки. Для кого-то это было просто возможностью пошляться в походах или гордо выпалить обалдевшим туристам: «Зеленый патруль! Затушите костер!» Илья принадлежал к числу тех немногих, кто относился к делу серьезно. Это осталось в нем на всю жизнь – серьезный подход к работе… Да еще, наверное, легкое удовольствие, когда клиентом оказывался начальник какого-нибудь особенно вредного предприятия.

Илья очень любил лес.

По пути он напился из родника – чистой, ломящей холодом зубы водой. Постоял минуту, борясь с желанием просто посидеть в тишине, под легкое, бесконечное бульканье бегущей воды.

Не время. Сейчас он на работе…

Оправив старую куртку с оттянутым привычной тяжестью карманом, Илья двинулся дальше. К поселку он вышел минут на десять позже двух дилетантов, но ему не пришлось тратить время на поиск нужного участка. Он просто шел к нему – напрямик, не испытывая ни страха, ни волнения. Проглоченный утром стимулятор вызвал легкую эйфорию, но не возбуждение.

Карамазов знал, что сегодня ошибок не будет.

Самохин потянул дверь веранды. Та скрипнула, отворяясь.

– Давай входи, – прошептал Морозов.

Внутренняя дверь тоже была незаперта. Владислав медленно вошел в комнату. У него было очень неприятное предчувствие, чрезвычайно тягостное. Если бы он увидел, что домик набит людьми в форме, то не испытал бы ни малейшего удивления.

Но в комнате был только сухощавый лысоватый старик, сидевший на продавленном дачном диване. В углу тихо бормотал телевизор, но старик не смотрел на экран – он перебирал какие-то мятые бумаги.

– Здравствуйте. – Самохин попытался придать лицу строгое, официальное выражение. – Аркадий Львович Зальцман, если я не ошибаюсь?

Старик посмотрел на него очень спокойно. Сказал:

– «Здравствуйте» – хорошее начало. Но это ведь только начало, верно?

Владислав почувствовал себя неуютно. Но возникший рядом Морозов прибавил ему уверенности.

– Аркадий Львович? – повторил он.

– Полагаю, вы знаете, кто я, – ответил старик.

– Мы из органов, – вступил в разговор Геннадий. Сделал легкое движение, словно собираясь достать из кармана несуществующее удостоверение. – Мы искали вас по поводу взрыва в вашей квартире.

Старик улыбнулся:

– Какая доблестная у нас милиция… Я хотел бы все же взглянуть на ваши документы.

– Ваш брат находится здесь? – словно не слыша его, спросил Морозов.

– Вам должно быть известно, что у меня нет брата.

Наступила тягостная пауза. Самохин сделал несколько шагов к старику.

– А вы должны понимать, о ком мы говорим.

– Ищите… – Старик развел руками. – Комната одна, много времени это у вас не займет.

– Он наверняка ушел, – сказал из-за спины Геннадий. – Ладно, хватит тянуть.

Самохину показалось, что его начальник тоже нервничает. Словно на них обоих наползала чья-то тень, такая огромная и холодная, что не было даже сил поднять глаза и посмотреть в небо.

– Вам придется ответить, – сказал он старику. Тот покачал головой, бережно откладывая бумаги.

– К сожалению, я не смогу этого сделать… Даже если вы заставите меня мечтать об ответе. Я не знаю, где тот, о ком вы спрашиваете.

– Гена. – Самохин сделал еще шаг к старику. – Он, наверное, и впрямь ничего не знает. А у нас нет времени.