Вк-8 Лучшее на свете место

День 28-й

Ужасы - 11, мелодрама - 20, боевик - 46, мультик - 36, ромком - 12. Я не сплю уже четыре дня. Меня постоянно знобит, но я не ухожу из кинотеатра и постоянно разбрасываю там попкорн. Это уже походит на ритуал. Перед каждым сеансом я беру ведро попкорна и забрасываю его вместо соли, чтобы защититься от злых духов. Один раз пришла в забегаловку и стащила оттуда шесть солонок. Их содержимое высыпала в кинотеатре. Села перед экраном, а вокруг себя насыпала кольцо из соли. К моему отчаянию я задремала на пару минут. Этого было достаточно, чтобы все мои труды исчезли. Наверное, это как раз и было четыре дня назад. После этого я не спала больше. Я постоянно туда-сюда носила соль, рисовала кетчупом на стенах распятья. Пусть моё красивое лицо уже давно не отражалось в зеркале, но я начинаю чувствовать, что глаза у меня запали, скулы грозят порвать щёки, волосы спутались в паклю, которую лучше сразу отстричь, одежда испачкалась, а от самой меня воняет. Я не покидаю кинотеатр. Он стал моей крепостью, где я смогу защититься от злых духов. Все солонки украдены. Я специально пересыпала их содержимое в пакет, который я не отпускаю, чтобы тот не исчез. Приходится постоянно посыпать всё солью, потому что я не могу долго следить за одной точкой.

Вдруг в животе я почувствовала резь, которая скрутила меня и поставила на колени. Тогда я и выронила пакет. Закрыла глаза, пытаясь справиться с приступом. Как и ожидалось, злым духам этого было достаточно, чтобы своровать мою соль. У меня даже сил нет, чтобы плакать. На глаза наворачиваются слёзы, но они не становятся ими. Их хватает только, чтобы наслать пелену, которая поможет злым духам ещё напакостить.

Вдруг я поняла причину рези. Я же в этом кинотеатре почти безвылазно уже четыре дня. Я подошла к экрану, сняла штаны и сделала кучу. Довольно смотря на неё, я рассмеялась. Злые духи даже не думали, что я им в буквальном смысле нагажу. Господа духи, вы будите за мной всё убирать? А если я сделаю так? Я наступила на кучу и размазала её по полу. Я не могу перестать смеяться. Коричневая масса испачкала дорогие кроссовки. Я размазала её подобно арахисовому маслу по ковролину. Новая ассоциация вызвала гомерический припадок. Меня подкосило и бросило на ближайшее кресло. Я смеялась до слёз, до боли, до жжения в лёгких. Задыхаясь я продолжала смеяться. Лучше такая смерть. Пусть духи придут и убьют меня за такое неуважение. Кое-как я оторвала покрасневшое лицо от спинки кресла. Перед экраном ничего не было. Я опустила глаза на кроссовки. Те оставались грязными.

Во мне что-то оборвалось. Я простая игрушка в руках злых колдунов, которые потешаются надо мной, как им вздумается. Мой выкрутас не оскорбил их, а только развеселил. Им интересно, докуда я могу опуститься. Значит, нагадить в кинотеатре мало, чтобы меня отпустили. Я хочу бежать отсюда, вернуться домой к тем убогим вещам, что меня окружают. Я готова хоть туалеты языком вылизывать, только позвольте мне вернуться домой, в моё истинное лучшее на свете место.

Я сняла кроссовки и бросила их вглубь зала, зная, что они исчезнут, оказавшись вне поля моего зрения. Босяком я вышла из зала. Естественно, снаружи ничего не изменилось. Всё те же белые стены, те же сумерки. Магазины приветливо мигают витринами, предлагая купить у них люксовую одежду, расплатившись душой. Неужели я променяла весь свой мир на эту безвкусицу?!

На мне одежда. Пусть она грязная, карманы полны остатками соли, а масло попкорна оставило некрасивые пятна, это не отменяет того факта, что мой костюм стоит как недельный бюджет средней семьи, а после химчистки в нём можно хоть на приём к королеве идти. Словно меня покрывает слой отвратительных насекомых, я начала сдирать одежду. Она рвётся в моих руках, пуговицы и ткань не могут противостоять безумному человеку. В слабых руках вдруг появилась такая сила, которая смогла разодрать жесткий пиджак. Я даже не могу его нормально снять, расстегнув пуговицы, спустив штаны, вытащив руки из рукавов. Моё омерзение так велико, что нельзя тратить время на молнии, пуговицы и крючки. Я просто срываю одежду, и та жалобно от этого стонет. Мне хочется плакать, выть от омерзения. Мне кажется, что костюм живой и готов полностью поглотить меня, высосать остатки души и заменить её на что-то тёмное, противное. Я сбросила одежду себе под ноги, мне даже показалось, что она шевелится подобно клубку змей.

Голая я стою, чувствуя кожей, что одежда мне больше не нужна. Лохмотья у моих ног исчезли, только я от них отвернулась. Место не изменилось. Колдуны не достаточно наигрались. Значит, нужно изобрести новый способ.

Резко рванув вперёд, я схватила стул моей любимой кофейни и кинула его в витрину. Она взорвалась множеством осколков, фейерверком баночек с дорогими кремами, возмущённым звоном потревоженной сигнализации, которая подозрительно быстро заткнулась. Витрина уничтожена, но я не собираюсь останавливаться на этом. Ещё один стул отправлен в дорогущую витрину, сияющую настоящими алмазами. Я забегаю туда, хватаю россыпь бриллиантов и тыкаю их как семена в газон. В следующий момент я бегу к огнетушителю и заливаю пеной магазин с дорогущей обувью. Когда пена закончена, то я бросаю уже пустой огнетушитель в витрину магазина белья, где несколько тесёмок стоят как поддержанная яхта. Осколки летят во все стороны, но мне этого мало. Больше разрушений, больше. Может быть, тогда из-за этого потрясающего неуважения кто-то выйдет ко мне. Они должны обидеться, потому все их труды я не ставлю ни во что. Они должны быть оскорблены. Давайте, выходите! Кто вы? Черти, люди, гномы или кто? Убивайте меня, казните, милуйте, унижайте. Но покажитесь,.. пожалуйста.

Моё буйство продолжалось часов пять. Но только я отвернусь от погрома, он тут же становится порядком. В отчаянии я хватала очередной тяжёлый предмет и неслась к только что восстановленной витрине. Поддерживать разгром оказалось очень трудно, когда его прямо за тобой убирают. Это высосало из меня последние соки, и я в отчаянии рухнула на пол совершенно голая.

День 29-й

Проснулась с тяжёлой головой. Естественно, ничто не напоминает о вчерашнем, кроме моей наготы. Это чёртово место даже из вежливости не захотело чуть преобразиться. Час или около того я просто плакала от своей беспомощности, от одиночества, от непонимания того, что происходит. Я орала и думала, почему из всех людей на планете только мне досталась такая кара. В чём я провинилась? Миллионы людей совершают гораздо худшие поступки, чем я, но им не грозит застрять в "лучшем на свете месте". Они продолжают коптить небо и творить свои грехи. А я? Неужели мне придётся проторчать тут вечность, потому что я отбила у Н её парня, хотя он мне даже не был нужен? Или это из-за соседской собаки, которая погрызла мою сумку, а я отравила эту тварь? Не такие уж и страшные грехию

Но потом приступ прошёл так же быстро как и начался. Я встала и пошла в магазин эконом-класса. Удивительно, но и такой здесь есть. В самом начале меня поражала такая безвкусица, но теперь я понимаю, почему его здесь оставили. Тут всё для меня. Это лучшее на свете место, где должно быть всё. И для роскоши, и для отчаяния. Они поняли, что рано или поздно, но я обязательно разорву свою дорогую броню. А чтобы прикрыть наготу, сойдёт и обычный эконом-класс. Всё-таки тот, кто построил это, невероятно мудр. Я натянула какой-то серый спортивный костюм, нашла потрёпанные кеды. Этого достаточно. Большее - это показная роскошь. Возможно, за свою жадность я сейчас расплачиваюсь. Если это так, что мне нужно просто смириться. А смирение не может соседствовать с комфортом старой жизни.

Вместо кинотеатра я выбрала... книжный. Вы можете удивиться, но я прочитала за жизнь буквально с десяток книг. Нужно наверстать упущенное. К тому же времени у меня с избытком. Я села в том кафе и принялась читать.

Если этот мир не отреагировал на неуважение, то возможно, он отреагирует на покорность.

День 36-й

Предыдущая неделя была на удивление спокойной. Из магазина электроники я взяла переходник и лампу. Больше всего мне нравится сидеть в кафе, где я постоянно пила кофе и ела круассаны, но в нём достаточно темно. Лампа решила эту проблему. Хотя если я иду в туалет, то и она, и переходник исчезают. С другой стороны это обычная прогулка. Сначала до туалета, потом до магазина электроники. Книгу же я беру с собой.

Вдруг мне стали открываться новые миры. Не тот, который меня окружал раньше. Мир жадности, вещей, человеческого холода, натянутых улыбок. Его пустота и уродство отразились в этом ТЦ. Оно кристаллизация этого греха. Мой грех - вещизм? Слишком мелочно. Тем более это не только моя вина, это вина всего человечества. Создатель этого комплекса задумал что-то более грандиозное. Новые же для меня миры наполнены чем-то совершенно новым. В них свет солнца, а не бутафорский блеск фальшивых алмазов. Они то дышат полной грудью, то хрипят погибая. Мой же мир знает только поверхностное неглубокое дыхание.

В перерывах между чтением я хожу в тренажёрный зал. В одной книге я прочитала, что тело обязательно должно двигаться. Оно очень тесно связано с умом и если что-то одно не движется, то останавливается другое. Они тесно связаны, поэтому работать нужно над обоими. Я работала раньше только над телом. Сейчас я запустила ум и душу.

Ближе к вечеру по часам мне пришла новая идея в голову. В самом ТЦ ничего не меняется, но что насчёт меня? Я замечала краткосрочные изменения, но будут ли более длительные? Например, что если мне разжиреть? Сбросить вес я и потом могу, а вот провести эксперимент мне хочется.

Я решила прекратить походы в спортзал и питаться только пирожными. К тому же я буду сидеть всё время на стуле, читая книги. Даже если меня не разнесёт, то прыщи на лице обязательно появятся.

Этот эксперимент важен. Хочется проверить одну важную вещь.

День 43-й

Осмотр лица показал, что кожа осталась в прежнем состоянии. Взвешивание показало, что я не потолстела. Мои худшие опасения сбылись. В этом месте я бессмертна. Тело не меняется от времени. Оно всё время постоянно. Значит, я не старею. Значит, даже если я буду морить себя голодом, то не умру. Рано или поздно, но я засну, а после сна моё тело вернётся в прежнее состояние. Без еды человек может прожить месяц, а отключаться от недосыпа я буду уже на четвёртые сутки. Это ловушка без выхода.