Вкус к жизни

– Например? – опешила я, не представляя, что можно делать в чужом пустом доме, да ещё и в полнейшем одиночестве. – И я правильно поняла: составить мне компанию ты, как всегда, не хочешь?!

– Юль, ну что ты как маленькая… Ты можешь спать. Ну, или просто полежать, послушать музыку. Можешь смотреть в окно, а также наслаждаться жизнью. В доме есть спортзал, а если тебя привлекают интеллектуальные занятия, то достаточно книг. А когда всё это наскучит… можно думать, в конце концов?

Я изобразила интерес.

– Думать?

Мартин с удовольствием перехватил эстафету и, сдерживая улыбку, продолжил.

– Ну да, это когда в твоей голове рождаются мысли. Ты регулируешь их поток, сортируешь на главные и второстепенные, а порой просто наблюдаешь за тем, как они переговариваются между собой.

– Надо же… Никогда не слышала, – подивилась я и даже рот приоткрыла, осторожно прицениваясь к идее.

Мартин азартно обвёл губы языком и подался вперёд, опираясь на кулаки, что врезались в столешницу.

– Попробуй, тебе понравится.

– Хорошо, – вполне осознанно согласилась я. – Но у меня к тебе есть вопрос.

– Да, конечно.

– И давно ты здесь один?..

Он рассмеялся первым, я следом. Совсем скоро мне придётся отметить, что это были лучшие три минуты за весь бесконечно долгий день. Вытерев слёзы, отдышавшись, я, сдерживая новый приступ смеха, прикусила губу.

– Всё это, конечно, здорово, но скажи честно: я не сойду с ума от безделья?

– Нет, – ответственно заявил Мартин, а потом задумался и безразлично передёрнул плечами. – Ну, в крайнем случае, составишь мне компанию! Вдвоём мы уже не будем казаться сумасшедшими!

На этом он собрал тарелки, загрузил их в посудомоечную машину и ушёл. Интуиция подсказывала, что, как и обещал, занялся делами. А я вот достойной альтернативы работе не нашла и оттого бесцельно слонялась по дому. По совету более опытного товарища пыталась отвлечь себя книгой, но то ли выбор был не совсем удачным, то ли я не была готова воспринимать информацию. В общем, не пошло! После обнаружила и запустила коллекционные грампластинки. Правда, оказалось, что наслаждаться ими в гордом одиночестве так себе удовольствие. Всё же я привыкла делиться впечатлениями, а не накапливать эмоции внутри. Тренажёрный зал меня не отчего-то прельщал, а редкие взгляды на бутылку вина навевали грустные мысли о женском алкоголизме.

Спасаясь от безделья, какое-то время я провела в кухне, но жалкие потуги не принесли ожидаемого результата: удивить Мартина вкусным обедом я бы не смогла при всём желании. Нехотя пожевав плохо проваренный рис, я вернулась к уже проверенному варианту и вытащила из холодильника утку. На сытый желудок стало чуть-чуть веселее, а вскоре захотелось спать. Сон был тяжёлым, эротическим, проснулась я от собственного стона и с ладонью между ног. Убедившись, что моё моральное падение не имело свидетелей, я села и, честное слово: готова была расплакаться.

Наплевав на любые предрассудки, рванула на второй этаж, а уже там обнаружила развёрнутый мольберт с холстом на нём. Холст был проклеен и загрунтован, рядом расположились тюбики с масляной краской. И несмотря на заверения Мартина, будто пишет он редко, тюбики были с хорошим сроком годности, а использованы почти на треть. Вытирать кисти ветошью я не любила, предпочитая бумагу или газету. Мартин, видимо, тоже, потому я заметила всего одну салфетку. Кисти оказались в основном с натуральным ворсом, но в общей массе мелькнула и синтетика. Набор карандашей, ластик известной марки. Хотя я любила сразу работать красками. В таком случае картина будто рождалась сама. Сначала в моём воображении, ну а потом, конечно, и на холсте.

Наверно, со стороны я больше походила на любопытную кошку, нежели на художника «в завязке». А ещё почему-то боялась прикоснуться к инструменту. Я долго стояла, глядя на пустое полотно, и представляла, что же Мартин будет на нём писать.

– Я бы написала рассвет, – зачем-то пробормотала я, бросив за окно взволнованный взгляд.

Но в какой-то момент показалось, что где-то рядом скрипнула дверь, и я позорно сбежала.

За весь оставшийся день мы с Мартином не перебросились и парой десятков фраз, хотя вместе поужинали и снова до поздней ночи сидели у камина. Причиной такой неразговорчивости стала вовсе не неловкость, что непременно должна была накатить после недавних событий. Дело было в моей задумчивости. Я всё никак не могла уложить в голове мысли о пустующем холсте. «Зачем Мартин его поставил?» – задавалась я вопросом, бросая на мужчину редкие косые взгляды. А вот спросить отчего-то стеснялась. Нашла чего стесняться!

Из-за того, что в обед я проспала битых три часа, ночью сон не шёл вовсе. Я крутилась на диване, отсидела попу на подоконнике, даже исследовала спальню, но как магнитом тянуло на второй этаж. Не к Мартину – к пустому холсту. Хотелось проверить, появился ли набросок или полотно так и осталось девственно-чистым. Прокравшись на спорную территорию, я с ужасом осознала, что мольберт вернулся в мастерскую, куда мне хода нет. Наверно, именно так выглядит разочарование, потому я застыла посреди пустого холла, на том самом месте, где ещё сегодня днём обнаружила настоящее сокровище!

Было искреннее желание войти к Мартину в спальню и в срочном порядке выяснить, что всё это значит, но я спасовала, да и, собственно, не рассчитывала, что после вчерашнего вероломства дверь его комнаты останется по-прежнему открытой. Это всё равно, что приглашение выписать! Дойдя до лестницы – вернулась, но дверь всё же оказалась заперта, а стучаться я не рискнула. Всё это было как-то глупо!

Следующий день мог стать точной копией предыдущего, если бы не одно «но»: наблюдать за передвижениями холста оказалось удивительно занимательным действом. Под видом разных неотложных вопросов я несколько раз поднималась к Мартину. Мольберт с холстом вновь украшал холл, но был абсолютно не востребован. Это, надо признаться, задевало за живое. Я неизменно подходила, пялилась на него, но в каком-то необъяснимом испуге отступала, едва заслышав мнимое шевеление. И мои мысли были заняты этим вопросом настолько остро, что места для других беспокойств попросту не оставалось.

– Ты чего грустишь? – окликнул меня Мартин, когда я держала книгу на коленях, но при этом завороженно смотрела в окно.

Я даже не повернула головы, за что была тут же наказана щелчком по носу. И хотела даже возмущённо фыркнуть, как вдруг уловила в воздухе аромат табака и уставилась на Мартина с подозрением:

– Ты куришь?

– А что, есть запах? – удивился он и даже подвёл ладони к лицу, но, разумеется, ничего не почувствовал. – Так глупо попался, – мягко улыбнулся Мартин и виновато поджал губы. – Бывает, что курю, но нечасто, – соизволил он ответить на вопрос, и только тогда мой взгляд смягчился.

– Разве ты не знаешь, как это вредно?!

– Серьёзно? Чёрт… и правда, не знал. Что же делать?.. Наверно, придётся бросить… – дурачился он, а мне было не до смеха.

– Мартин, скажи, вот у тебя там стоит мольберт…

– Где?

– В холле, – строго уточнила я, недовольная тем, что он посмел перебить.

– А, ну да, стоит. И что?

– Ничего… ты, наверно, решил что-то писать?

– Надеялась подсмотреть, да? – сделал он предположение, относительно моего интереса, но я лишь вздохнула.