Вкус ледяного поцелуя

Дед хотел ответить, но лишь нахмурился.

– Лукьянов, между тем, зря времени не терял, познакомился с женой Игнатова, и она стала его любовницей, что меня не удивляет, он у нас обаятельный. От нее он узнал о привычках Игнатова, расписании домработницы и даже позаимствовал у нее ключи от дома. Я думаю, на время, чтобы сделать дубликаты. Биографию Игнатова он изучил досконально и об убийстве дочери, конечно, знал. Подключил к делу твоего Ларионова, а через него вышел на Карпова. Они ведь у нас старые знакомые, оказывается, земляки. Детишек в одну школу водят. Карпов провел небольшое расследование, а в голове Лукьянова к тому моменту созрел план, как вынудить врага покинуть поле боя. Только-только выйдя из тюрьмы, погибает один из убийц дочери Игнатова. Не знаю точно, зачем Серафимович приехала в наш город, но уверена, и здесь без Лукьянова не обошлось. Скорее всего, ей срочно понадобились деньги, и она вспомнила о том, что в этом городе есть люди, которые ей здорово обязаны. В общем-то, ничего не мешало убить ее в Красноярске, но ведь менты ленивы и неповоротливы, вряд ли сумели бы связать между собой все убийства. А Лукьянову необходимо было что-то в высшей степени зрелищное. Оттого-то он и выманивает Серафимович сюда. Но тут ее бывшая подруга проявляет инициативу и нанимает своего любовника убить Серафимович, что тот и сделал. В универмаге, в кабинке для переодевания. Лукьянов вновь умело обыгрывает ситуацию. Вскоре Иванову находят мертвой. Кстати, одна из женщин-продавцов Лукьянова запомнила, и даже фоторобот его с ее слов составили. Хочешь взглянуть? Впрочем, подождет. На очереди была третья женщина. И тут Карпов дал маху. Он узнал, что у Ивановой есть подруга по фамилии Тюрина, работает тоже в универмаге. Имя и отчество совпали, а перепроверять он не стал, оттого был не в курсе, что нужная ему Тюрина к тому времени утонула.

Теперь лирическое отступление. Я имела возможность довольно долго наблюдать за Лукьяновым. Он из тех людей, что одинаково владеют левой и правой рукой. Так же, как шофер Игнатова. Лукьянов и об этом знал, потому и подкинул нам лишнюю зацепку: убийца Ивановой – левша. Но через несколько дней вновь объявиться в универмаге даже такой нахал, как Лукьянов, не рискнул. И убивать Тюрину отправился Ларионов. Алиби на это время у него дохлое. К врачу ездил, к кардиологу. Я старушек, что в очереди сидели, позавчера поспрашивала, Ларионов очередь занял, потом курить ушел и отсутствовал минут сорок. От больницы до универмага пешком десять минут, Лукьянов его наверняка страховал, и много времени работа не заняла. Ларионов вернулся, а одна глазастая бабка заметила у него кровь на рукаве пиджака. Меня к тому времени уже запустили по следу, и Лукьянов ко мне присоединился, чтобы направить в нужное русло. Я добросовестно все раскрыла и обвинила Игнатова в убийстве четверых человек. Но он оказался вам не по зубам и сдаваться, то есть уступать свой кусок пирога, не думал. А надо было спешить. Суд должен был состояться через десять дней, и Игнатов его, безусловно, бы выиграл. И тогда Игнатов убивает жену и кончает жизнь самоубийством с помощью все того же Лукьянова и его нового друга Ларионова. Но вот незадача: в отсутствие хозяев Ларионов заглянул в дом, чтобы иметь представление о будущем месте действия, и столкнулся с домработницей. Она его запомнила. То, что в доме во время убийства был третий человек, они поняли быстро, но убрать ее на следующий день было неразумно: вчера хозяева, сегодня домработница… А веру в самоубийство Игнатова пошатнуть опасно. К тому же физиономий убийц домработница не видела, они орудовали в масках, уходили в темноте. Но и рисковать не могли. Она могла заговорить, и их план полетел бы к чертям собачьим. Ларионов отправился к ней в облике водопроводчика. У меня есть человек, который видел, как Ларионов переодевался в подъезде: дядя этажом выше соседей ждал, ключи забыл. Женщина Ларионова узнала, напугалась и пустилась в бега. Вчера ее убили. Ограбление квартиры, такое сплошь и рядом бывает. Но если твоего Ларионова как следует тряхнуть, он молчать не будет. И Карпов тоже. Теперь главное: у нас десять трупов. Твой личный рекорд. Ты не находишь? И все это… Твое желание быть полезным друзьям поистине безгранично.

Я отлепилась от стены. Свою речь я закончила, и здесь меня, по большому счету, ничего не держало.

– Я… я должен был догадаться, – глядя сквозь меня, тихо сказал Дед.

– Так ты не знал? – подняла я брови.

– Знал, не знал. Должен был догадываться. Сядь, – кивнул он.

Я села напротив, торопиться мне было некуда, отчего ж не послушать.

– Ты ведь понимаешь… – помедлив, сказал Дед. – Если мы решимся… ни ты, ни я долго не проживем.

Я почесала нос и кивнула, потому что действительно понимала это.

– Давай так. На следующей неделе я ложусь в больницу. Сердце у меня и в самом деле пошаливает. А потом подам в отставку по состоянию здоровья.

– Ты это серьезно? – усмехнулась я.

– Да, серьезно. Ведь это единственный способ удержать тебя. Разве нет? А без тебя я не представляю своей жизни… Договорились?

Мы смотрели в глаза друг другу, долго, минуты две. На какое-то мгновение мне вдруг очень захотелось поверить. Правда, длилось это недолго. Пройдет месяц, и он, вот так же сидя напротив меня, попросит подождать второй, потом третий, а потом все это просто потеряет смысл. Разве так уже не было? Я со счета сбилась, пытаясь определить: в который раз?

– Договорились? – повторил он, и в глазах его мелькнул испуг. Я покачала головой:

– Нет.

– Нет? – нахмурился он.

– Обойдемся без жертвоприношений, – сказала я, поднимаясь. – Что ты без всего этого? – разведя руками, усмехнулась я. – Давай так: у тебя своя жизнь, у меня своя. – Я поднялась и пошла к двери. Когда взялась за ручку, повернулась и добавила: – А если тебя что-то не устраивает, можешь застрелиться.

– Ну чего? – испуганно спросила Ритка.

– Финита ля комедия, – скроив несчастную рожу, сообщила я. – Допрыгалась. Дед велел писать заявление.

– Врешь, – охнула Ритка и даже покраснела.

– И он прав. Отправляюсь на излечение от алкоголизма. Курс – три месяца. Если справлюсь с недугом, возьмет назад.

– Да что ты мелешь? Какой алкоголизм?

Я тяжело вздохнула:

– Не справляюсь я. Видишь, что вытворяю? Неделю держалась, а вчера… – Я выразительно щелкнула по кадыку. – И сразу с ментами драться. Лечиться надо, пока не поздно. Приходи ко мне в психушку с апельсинами.

На этот раз я написала заявление как положено, отдала его Ритке и поехала на такси домой.

Чуть позже в дверь позвонили, я пошла открывать и на пороге обнаружила Алексея, шофера Игнатова.

– Ничего, что я без предупреждения? – кашлянув, спросил он.

– Отпустили?

– Ага. Войти можно?

– Заходи, – пожала я плечами.

– Ты, помнится, говорила, что мы выпьем вместе. Ну вот, чем не повод.

Мы как раз вошли в кухню.

– Я твоих вкусов не знаю и на всякий случай купил всего понемногу. – Он достал из кармана бутылку водки, из другого коньяк, а из третьего мартини. – Закусить есть чем? А то я сбегаю.

– Найдем, – кивнула я.

Мы наскоро приготовили закуску, выпили: сначала коньяк, потом мартини, а потом и водку. Когда и водка кончилась, я пошла провожать Алексея. Мы шли обнявшись, горланили песни, нарвались на ментов и попробовали с ними поскандалить.

– Ольга Сергеевна, – увещевал меня милиционер, должно быть, мое имя у меня на морде написано. – Давайте-ка домой.

Их любезность не знала границ, они отвезли Алексея домой, а потом и меня доставили к крыльцу.

– Хорошие вы ребята, – расцеловав их на прощание, сказала я, прошла в гостиную, легла и уставилась в потолок.

Сашка, поскуливая, устроился рядом.

– Чего грустишь, пес? – позвала я. – Брось, пустое.

Зазвонил телефон. Мало с кем я хотела бы сейчас говорить, но трубку все-таки сняла, может, Алексей желает убедиться, что я добралась до дома. Это был Лукьянов.

– Привет, – сказал он бодро.

– Привет, – ответила я.

– Судя по голосу, ты опять надралась как свинья.

– У меня был повод. Ты зачем звонишь?

– Соскучился. Подумал, вдруг ты меня ждешь. – Он засмеялся.

– Я жду. Ты приезжай.

– Серьезно?

– А то. Скажи-ка лучше, зачем понадобилось поручать расследование мне?

– Это не моя идея. Я как раз был против. Но кто у нас умные советы слушает? Ты не поверишь, детка, но у тебя репутация порядочного человека, оттого и решили: если на Игнатова выйдешь ты, это придаст делу необходимое правдоподобие.

– Здорово.

– Ага. От Деда ты ушла, следовательно, ума у тебя не прибавилось. Все размахиваешь картонным мечом? Не надоело? Скажи на милость, какой от этого толк? Ты что, всерьез думала засадить меня за решетку, дура несчастная?

– Что ты, я об этом и не мечтаю. Куда мне с тобой тягаться. Поэтому вот что: решишь у нас объявиться, хорошо подумай. Если ты еще раз перейдешь мне дорогу, я тебя убью. Пристрелю, и все.

– Не мечтай, – хохотнул Лукьянов, но веселья в его голосе не слышалось. – В жизни все проще и страшней. Мы даже никогда не встретимся. – И повесил трубку.

А я накрылась подушкой и сказала своей собаке:

– Я сейчас повою немного, ты не пугайся. А завтра все будет хорошо.