Вкус утекающей воды

– Я считаю, – ответил я, – что мне крупно повезло, что я встретил тебя. До этого мне все время попадались молчаливые монстры. Теперь же, в твоём лице, я имею роскошь человеческого общения. Я не болтлив. Как мне кажется. Но недели, проведённые в лесу, требуют эмоционального выхода. Кукушкин за это меня чуть не убил. А с тобой, я вижу, мы можем болтать тут хоть до ночи.

– Да ты первый начал, – слегка обиделся Электрощит.

– Да, я же не в претензии, – попытался я его успокоить. – Мы прекрасно проводим время. Давай накатим.

Мы снова выпили за телекинез, но скамейка не шелохнулась.

– Давай, по старинке, – предложил я, – подложим кусок фанеры под одну ножку и будем крутить вокруг неё, потом под другую.

Электрощит извлёк из тумбочки полку, выполненную из многослойной фанеры. Мы подложили её под переднюю ножку, и, взявшись вдвоём с другой стороны, развернули скамейку на 180 градусов. Снова переложив фанерку под переднюю ножку, мы повторили процедуру. Через три-четыре оборота мы достигла края площадки. Далее начинался склон наверх. Он был достаточно пологий, но развернуть на нем скамейку относительно ноги не представлялось возможным.

– Давай сначала поставим её на попа, – предложил я, – потом опрокинем спинкой и сиденьем на склон, и затем верёвкой будем тянуть наверх.

– У меня нет попа, – сказал Электрощит не то серьёзно, не то стибаясь.

– Попа у всех есть, – ответил я с ударением на последнюю «а». – Давай!

И мы вцепились в скамейку пытаясь поставить её вертикально, но, сколько не кряхтели и не вспоминали ближайших родственников по женской линии, не смогли.

– Видишь ли, её попа, – также с ударением на вторую «а» сказал Электрощит, – не хочет и поэтому жутко сопротивляется. Давай бросим её здесь, вместе с её попа. Тут уже не под крышей, поэтому и так больше солнца и воздуха.

– «Уж если я чего решил, я выпью обязательно», – раздражённо процитировал я Владимира Семёновича. – А ты, человек без попа, гляжу совсем без принципов, иди, ищи верёвку!

Электрощит скрылся в своей хобичьей норе со словами: «Выпить – не вопрос», а я полез вверх по склону. Действительно ёлки и сосны подрезались с многих сторон, с целью получить какие-то садовые фигуры. Но пока получалось невразумительно. Как будто сначала из кроны дерева формировали фигуру крокодила, потом передумали, и стали получать фигуру страуса. Единственная фигура, которая мне понравилась, был кактус из ели. Мало того, что крона ёлки, узкая у основания, расширяющаяся к середине и овальная сверху, полностью повторяла форму кактуса. Из-за густой, от постоянной подрезки, кроны равномерно торчали еловые веточки, олицетворяя иглы. На концах веток, были почки, уже пущенные в рост. Как у новогодней ёлки, которую ставили в воду. Это придавало веткам некоторую законченность формы, свойственную иглам. Не успел я обойти весь ботанический сад, как появился Электрощит с небольшой лебёдкой в руках.

– Попень, жопень, – передразнил я его, глядя на лебёдку. – Вот это тема. Вот это самовар! Только я этой штукой пользоваться не умею, ну, не было у меня никогда такого инструмента

Пока Электрощит крепил лебёдку к стволу самого могучего дерева, с диаметром ствола, дай бог, сантиметров семь, я обвязал тросом две дальние ножки скамейки и закрепил крюком.

– Дави попа! – скомандовал я. И услышал, как наверху защелкала лебёдка, и увидел, как закачались кроны деревьев. Вспомнилась детская сказка: «Дедка за репку, бабка за дедку… толи дедка не выдержит, то ли его репка. Тут кто кого. Но бабка всегда в выигрыше, не считая мышки». Трос натянулся, и дальняя от склона сторона скамейки стала медленно подниматься. Я бросился помогать «дедке», рискуя быть прихлопнутым, как мышь в мышеловке.

Скамья таки стала на попа, покачалась и завалилась на склон. Ура! Как на лыжах заскользила она наверх, опираясь на гладкие закруглённые поверхности спинки и сиденья.

Ещё часа два мы кантовали «лавочку» среди ёлок и сосен, чтобы сделать все по Фэн-шуй. В данном вопросе Электрощит проявил несгибаемую волю и отмёл все компромиссы. Но когда лавочка была устаканена по замыслу художника в нужном месте, и мы устало растеклись по ней, вытянув все свои корешочки, я понял – все не зря. Нас окружали сосны без вершин, они окружали скамейку и по бокам, но в центре перед нами лежало открытое пространство купола, уходящего вдаль. Мы молча сидели и любовались переплетением пружин, уходящих в голубое небо.

– Продолжаем разговор, – объявил я, хлопнув себя по коленям.

И Электрощит зарядил длинную тираду, о том какой я молодец, что я его практически спас, вытащив из ямы; и практически дал свободу; что сам до этого он никогда бы не додумался… и прочий бред. Я ничего не мог понять. Алкоголь, который мы приняли, благодаря нашим физическим усилиям давно превратился в глюкозу. Глюкоза окислилась и уже толкалась у выхода, чтобы выйти с мочой. А Электрощит никак не мог остановиться. Я стал припоминать, не ударился ли он башкой о ёлку…

– Давай ты будешь Жора, – неожиданно предложил я, и фонтан иссяк.

– Это как-то по-еврейски, – засомневался Электрощит.

– И чё? Я, например, люблю евреев. Самая умная нация. А я люблю умных. У нас в соседях в однокомнатной квартире жила такая семья. Дедушка вставлял золотые зубы прямо на дому, бабушка очень вкусно готовила, папа был кандидатом химических наук, а сын Тимур был моим другом. Его дедушка водил нас гулять по парку, и даже возил за город в лес. Однажды, когда я был у них в гостях, после ужина, они угостили меня мороженным. Мороженное было такое вкусное! И я долго обсасывал палочку, намекая, что неплохо бы повторить. Это было так очевидно, что до сих пор стыдно. Мне, кажется, я заразился у них интеллигенцией. А уж бабушка оставила такой неизгладимый след, что с тех пор я всю жизнь хотел жену еврейку. Потому что они интеллигентные и умеют готовить.

– Хорошо, я буду Жоржем, – согласился Электрощит.

– Нет, не будешь, – оспорил я. – Тогда тебе и фамилию придётся менять на Сименон, а это уже, друг мой, плагиат и перебор. Давай скромнее. Твоё полное имя Георгий, поэтому кроме Жоры, ты также можешь называться Гогой. Но сам понимаешь, это уже как-то по-грузински.

Ничего не ответил мне Жора Электрощит. Он щурился от удовольствия, как кот на солнышке. Видимо, новое имя ему все-таки понравилось.

***

– Жора, – обратился я к новорождённому, проверяя его реакцию на сочетание звуков.

– Да, Андрей, – спокойно отреагировал Жора, как будто его всю жизнь, так и звали.

– А молния бьёт в купол во время грозы?

– А ты сам-то как думаешь? – спросил Жора и очень подозрительно стал на меня смотреть. Он даже забыл про солнечную лень и как-то весь напрягся.

– Если он заземлён, – начал я рассуждать вслух, – тогда бьёт. Получается большой такой молниеотвод. А если не заземлён? – тут признаться, мысль моя заметалась. – Тем более бьёт?! Это как большой дом без молниеотвода.

– Джон, это провал. Ты раскрыт, – с грустью заявил Жора.

Я воздержался от комментариев: мало ли что завелось в голове у человека, живущего под куполом цирка. Но мысленно обматерил, согласно перечню, весь этот колхоз, скамейку, Жору и сени Кукушкина.

– Я только не понимаю, зачем нам прислали второго, у нас один уже есть? – Жора не унимался.

– Да, кто? – не выдержал я.

– Первый у нас Швиндлерман, он попался на английской пословице. А кто ты? Моссад?! Ну, конечно!!! Кто тут только что втирал мне про любовь к евреям! – Жора был поражён собственными умозаключениями.