Вкус вишнёвой лжи. Книга 2

Вернёмся к Рябе. Его видеть хочется меньше всего. Идёт себе такой вразвалочку, совсем страх потерял.

— Назар, здорова! — тянет парень, подходя ближе.

Щурюсь из-за солнца, затягиваюсь.

— И тебе не хворать, — неохотно отвечаю на рукопожатие.

Остальные двое мнутся в стороне. И правильно делают: я в последнее время дёрганный, как что, так сразу в драку.

— Чем обязан? — смотрю на главаря шайки.

Действительно, чем? У нас с ним не особо дружеские отношения. Вспомнить только, как они меня порезали перед Ирой. И, кстати, теху с видео я Рябе так и не вернул. Обижается, наверное. Да и похер. Они продажей краденной техники занимаются, так что достать парочку левых мобил для них не проблема.

— Тема есть, — тушуется. — Слышал, тебя Дрон пресанул.

— Было дело, — затягиваюсь в последний раз и выбрасываю под ноги окурок. Не тушу. — Тебе какой интерес?

Ряба прячет руки в карманах, но продолжает пялиться на меня исподлобья словно провинившаяся шавка. Разминаю пальцы, сжимая в кулаки. Начинаю замерзать — настроения болтать на улице нет, но тащить их в мастерскую так себе идейка. Уж лучше тут наспех побазарить и забить.

— Я ваще лезть в это дело не хотел. Мне проблемы ни к чему, — продолжает мяться. — Но… Дрон предлагал мне тему, поднять лёгкого бабла. Типа, пресануть нужно кой-кого. Припугнуть, все дела. Я отказался. Мусора меня пасут, так что лишний раз не высовываюсь. Я к тому, что только потом узнал, что пресануть тебя хотели, — понижает голос. — Какие-то персы с соседнего района. Из Бескудниково, кажись. Слух пошёл, что они на местного барыгу пашут. Пол района о стычке с тобой перетирает. И про то, что у тебя пушка. Кто-то грит, что кольт, кто-то, что калаш. Один петуш про базуку плёл.

Кротко смеюсь. Если бы у меня был гранатомёт, я бы пол квартала расхерачил. Тоже мне, умники. Только и умеют, что языком чесать.

— Пневматика это, — сплёвываю. — Так им и передай.

Нечего слухи распускать, а то и до мусоров инфа дойти может. А мне проблемы с нелегальным оружием ни к чему. Тем более, что оно не моё.

— Бескудниково, гришь… — хмыкаю. — И чё? Имя-то нарыл для меня? Чё там за барыга такой?

Хотя плевать. Я знаю, чё это за барыга и с чем его едят. Потому что единственный дилер в Бескудниково, которого я знаю: Руслан. Русланчик. Или просто Чик. Именно его я пресанул с Коляном, когда искал Стаса. Вот только с какого хера этот придурок полез на меня спустя полгода? Больше шести месяцев о нём ничего слышно не было, а теперь… План мести вынашивал, чёртов ублюдок?

— Не знаю. Говорят, просто левые чуваки ходили по району и предлагали всем бабла, чтобы тебя подрезали. Никто с тобой связываться не хотел.

— Кроме Дрона, — чешу нос замёрзшим пальцем.

— Ну, — переступает с ноги на ногу. — Не нравится мне, шо по району всякие мутные типы ходят. Могут в наши дела полезть. Если чё, прикрою, только свистни.

— Ага.

Задумчиво щурюсь. Свистнуть чуваку, чьи типы меня порезали? Заманчивое предложение. Я уж как-нибудь сам.

— Будет ещё инфа, звони.

Ряба кивает. Непонятно дёргается. То ли хочет протянуть руку, чтобы пожать, то ли ещё что, но я уже разворачиваюсь и ухожу. Холодно. Продрог как собака. А ещё на работе до семи пахать.

Значит, Чик. Догадывался. Вот только до сих пор понять не могу, какого хера именно сейчас? Из-за Стаса? То, что он теперь важная шишка, уже весь мир знает. Только вот… Только вот инфа про Скворецкого пошла уже после моей стычки с Дроном. Не вариант.

В чём здесь подвох? На что я, блять, опять нарвался? Обычно в таких ситуациях Стасян думает, а я просто беру и…

Но у Стаса своих проблем хватает, ему с компанией разбираться надо, а не с какими-то барыгами. Я сам ввязался в это дерьмо, как-нибудь выкарабкаюсь.

В мастерской тепло. Пахнет машинным маслом и старыми драндулетами. Сюда и новые пригоняют, но мне почему-то достаются лишь ржавые корыта. Главный, видать завидует, что я единственный не рукожоп. Остальные только и делают, что бухают двадцать четыре на семь, но с работой вроде бы справляются. Возвратов мало, клиенты довольные. Что ещё нужно автомеханику?

Наполовину разобранный мотоцикл стоит в другой части зала рядом с подержанной ауди грязного белого цвета. Работы там на несколько дней, и то не уверен, что потяну. Вожусь с байком до самого вечера, ещё и на лишний час задерживаюсь. В итоге домой прихожу грязный как бомжара и уставший как собака сутулая.

Душ. Горячий чай. И жратва.

Ещё и в магаз успел заскочить, так что приготовлю чего-нибудь перекусить, а то маман опять небось из комнаты не выходила. Надо её к врачу сводить, может, какие таблетосы выпишут.

Темно.

Балин…

Бросаю шуршащие пакеты на пол. По памяти нахожу выключатель и дарую этой хате свет. Что меня сразу настораживает: дверь в комнату матери приоткрыта. Это странно. Маман в последнее время даже в коридор не вытащишь.

— Мам, — зову я.

Медлю. Прислушиваюсь. Тишина.

Какого хера?

Бегло осматриваю входную дверь: замок не взломан, значит, вломиться в квартиру никто не мог. А ключи есть только у меня. Гостей впускать она уж точно не станет.

— Мам!

Не разуваюсь — поспешно оказываюсь рядом с дверью и распахиваю её. В комнате полутемно: горит ночник, и тусклый свет падает на разбросанные вещи. Не пройти, не проехать, хуже, чем у меня. Мать по сто раз передвигала тумбочки и прочую подвластную ей мебель, пытаясь забаррикадироваться.

— Ма, — включаю свет.

Осматриваю спальню родителей и в самом углу за кроватью замечаю скрючившуюся женскую фигуру, укутанную в одеяло.

— Ма! — громче зову я, но реакции никакой.

Думает, если спряталась под тряпкой, её никто не найдёт?

Тихо матерюсь, пробираясь через завалы одежды, коробки и непонятно откуда взявшиеся чемоданы. Кто зайдёт, решит, что мать собирается в отпуск. Но нет. Засела здесь как отшельник… Ни себе, ни людям.

Наконец, добираюсь до мамы и хватаю одеяло, собираясь раскутать кокон и привести женщину в чувство, но истошный вопль заставляет меня отшатнуться. На секунду показывается ошалелое лицо матери, затем тут же исчезает.

— Мам, блять, это я, — злюсь.

Снова хватаюсь за одеяло, пытаясь развернуть мать и поставить на ноги, но ничего не выходит. Мама начинает барахтаться и извиваться как испуганная крыса, сквозь визг проскакивают фразы «не прикасайтесь», «уйдите», «прочь из дома», и только после этого моя злость сменяется испугом. Чё здесь происходит? Сто лет не видел мать в таком состоянии.

— Мам, это я, — хватаю её за плечи, встряхиваю. — Это я, Костя. Успокойся!

Смотрит круглыми глазами, не узнаёт. От испуга совсем двинулась.

— Костя? — неуверенно бормочет она.

Ужас постепенно сменяется облегчением, а затем на её глаза наворачиваются слёзы. Костлявые пальцы цепляются за мою куртку, дыхание становится шумным и глубоким.

— Что случилось?

Затуманенным взглядом осматривает комнату, пытается взять меня в фокус, но безрезультатно. Мелко дрожит, хватает ртов воздух, будто ей не хватает кислорода, судорожно выдыхает. Всё моё тело сковывает злость вперемешку с непониманием: её зрачки расширены.