Вкусная

— Я не хочу верить в то, что ты из — за этого негодяя продолжаешь ставить на себе крест, — однажды сказал ей отец.

Мари это задело.

— Извини, но это вы дружно поставили крест, когда не дали ему возможности доказать, что он другой. Вы решили всё за меня. И теперь не жалуйтесь. Я смирилась. А если я это смогла сделать, то вам вообще не о чем говорить. Я обещала тебе. Я исполнила это обещание. А ты в ответ просто не трогай меня.

Очень грубо она пресекла дальнейшие попытки поднять эту тему. Позже Мари пожалела о том, что была так резка с отцом. Сколько бы он ни злился, сколько бы ни пытался что — то изменить — она была непреклонна. Факт остается фактом — девушка винила себя и свою семью в том, что теперь лишена права быть счастливой в полной мере.

Ну не существует другого варианта! Не существует! Почти 20 лет уже прошло, а её чувства к Адаму остаются неизменны. Он единственный, в ком видела Мари своё счастье.

Которое сама же и упустила, не имея сил пойти против воли семьи.

Только позже девушка стала осознавать, что её обвинения в сторону Адама были всего лишь попыткой оправдать себя. Если говорить честно, она прекрасно знала, как к затее любимого отнесутся родные… Просто на какой — то миг поверила в реальность хорошего исхода.

«Не ври себе, Мари», часто заявлял внутренний голос. Она ведь знала, какой Адам. Принимала его таким. И никогда не требовала измениться. Просто остальные не хотели видеть в нём положительные стороны. И она поддалась мнению этих остальных…

Длительное время Мари жила с мыслью о том, что Адам где — то рядом. Что в любой момент она может его встретить на улице. Увидеть с другой. Задыхалась от страха заметить в глазах любимого мужчины равнодушие. После того, что между ними было, это стало бы для неё равносильным гибели. Девушка избегала все места, улицы, даже пути, где имелась хотя бы малейшая вероятность встретить Адама. Избегала свою любовь, замкнувшись, не давая волю эмоциям. Быть сильной. Только это требование она предъявила себя после расставания. И даже ни разу не заплакала за это время…

Пока спустя полтора года не услышала о том, что он уехал из города. Как — то разом мир рухнул для неё. Казалось, Мари упустила что — то очень важное в своей жизни. Потеряла кусочек сердца, перестала быть полноценной. В этот день она вернулась домой, словно в трансе. Затем зашла в комнату и рухнула на колени прямо у порога…

Слёзы. Жгучие, искренние, горькие слёзы. Она плакала, наверное, впервые в своей сознательной жизни, за исключением той ночи с Адамом, но те слезы были реакцией организма, если так можно сказать… Даже в день их последней встречи Мари не позволила этим предательским каплям пролиться из глаз. Сдерживала свои переживания. Но теперь… Она кусала ладони до крови, чтобы её крик отчаяния не вырвался наружу. Чтобы никто не стал свидетелем этой слабости. Мари была разбита вдребезги. Если до этого в ней жила надежда на то, что когда — нибудь они смогут простить друг друга, то сейчас была уверена, что всему настал бесповоротный конец.

Адам уехал… А её душа опустела. Она была уверена, что это окончательно… И пыталась жить с этой отравляющей мыслью последние два года…

Что сказать, спустя более трех лет, когда Мари увидела его на празднике Марка, пошёл обратный процесс. Что — то внутри щёлкнуло, ожило. И действительно хотелось броситься на шею любимого и признать свои ошибки. Но его надменность…эта злоба в глазах, ненависть в голосе… Адам дал понять, что не собирается её возвращать. Он хочет мстить. Причинить боль за то, что Мари осмелилась сделать с ним тогда. А именно — отказаться от него, высказать сомнения в том, что он мужчина…

Даже обычному парню было бы тяжело такое простить. А что уж говорить о гордости Дарбиняна, который и так пошёл против себя, когда пришел просить её руки у отца, своим поступком показывая, как Мари ему дорога…

Не простил. Он её просто не простил за это и не собирается прощать. Адаму хочется сделать ей больно. Ему и невдомек, что боль давно стала частью её самой.

Зайдя в аудиторию, Мари даже не подняла головы. Кинув на ходу негромкое «Здравствуйте. Садитесь», она подошла к массивному столу, который стоял прямо перед длинной доской. Удобно расположив свои записи, ежедневник и пару учебников, девушка сняла пиджак и повесила его на стул. Среди студентов, как обычно, стоял небольшой шум. Мари не обращала на него внимания, листая учебник в поисках нужной темы.

— Итак, сегодня еще раз поговорим о модели Дебая. Часть лекции уделим повторению этой темы. Вторую часть посвятим электронной теплоёмкости металлов.

Девушка взяла мел и подошла к доске, быстро выводя нужную формулу. На мгновение она остановилась и повернула голову назад, обращаясь к студентам:

— Кстати, я отправила вам на общую почту файл с вопросами к экзамену. Вы его просмотрели? Есть какие — либо темы, которые вы хотите освежить до сессии?

— А можно ещё раз пройтись по основным моментам строения и возбуждений состояния молекул? — послышалось в ответ. — Мы её как — то быстро перескочили. Ну, просто чтобы знать, какую конкретную информацию нужно давать в ответе на экзамене.

— Хорошо, — кивнула Мари, продолжая записывать формулу и, не поворачиваясь к аудитории, продолжила:

— Ещё что — нибудь?

— Да, конечно! — оповестил низкий мужской голос, заставив её остолбенеть. — Можно подробнее про эти возбуждения?

Аудитория начала хихикать.

Она хотела быстро развернуться, чтобы видеть его. Но в следующую секунду зацепилась каблучком за кусок торчащего линолеума и грохнулась на пол. Сделав тщетную попытку за что — то ухватиться, Мари удалось лишь оставить за собой на доске тонкую меловую линию, которая тянулась вниз и продолжалась по стене до самого плинтуса. Хотя, этого никто не мог видеть, потому что огромный стол скрывал и кусок стены, и её саму, распластанную в позе пьяной морской звезды.

«Ах ты гравитация, бессердечная ты сука».

Слова Шелдона («Теория большого взрыва») были первым, что она вспомнила в этот роковой момент. Затем спохватилась и быстро поднялась на ноги, оценивая нанесенный ей ущерб. Это и стыд перед студентами, и пряди волос, выбившиеся из аккуратного пучка на затылке, и ноющая лодыжка.

Но эти беды не шли ни в какое сравнение с её эмоциональным потрясением, когда на средних скамьях она безошибочно отыскала лицо Адама за долю секунды. Что, черт возьми, он здесь делает?!

Девушка впилась в него своим яростным взглядом, пытаясь испепелить за то, что тот стал невольной причиной этого нелепого инцидента.

— Простите, Вы, часом, не ошиблись аудиторией? — процедила она сквозь зубы, пытаясь не обращать внимания на смешки среди учащихся.

Этот нахал ответил ей коротким жестом поднятых вверх бровей, мол, да что вы говорите, а затем откинулся на деревянную спинку, издевательски приподняв уголки губ.

— Ну? — рявкнула Мари.

— Это разве не лекции по атомно — ядерной физике? — наконец проговорил он лениво.

Девушка лишь кивнула, не в силах говорить. Она и так стала посмешищем для окружающих, ещё и психует тут, повысив голос.

— Ну, значит, нет, я не ошибся.

— Как Вы сюда попали? Я не помню, чтобы у меня был такой взрослый студент!

— А я перевелся из Москвы. Вчера поступил сюда. Адам Дарбинян. Будем знакомы…

Господи, дай ей сил! Не может же Мари взять и совершить убийство на глазах своих же студентов! Как выйти из этой ситуации, оставаясь хладнокровной?!

— Мне кажется, Вы что — то путаете…Адам. Меня никто не известил, что в группе какие — то изменения. Думаю, Вам лучше выйти, потом мы сходим к декану и обговорим этот вопрос.