Владигор и Звезда Перуна
Шрифт:
Зрение старого волка также слабело. Но слух и чутье все еще верно служили ему. Спустя час после мышиной охоты он уловил в воздухе человеческий запах. Он, как ни странно, показался ему знакомым. Затем к запаху человека прибавился пряный конский дух, наполнив волчью пасть голодной слюной. Движимый скорее любопытством, чем надеждой утолить голод, волк потрусил в сторону верхового путника, стараясь не обращать внимания на уколы хвойных иголок.
Гнедого жеребца с белым пятном на груди он узнал сразу, с ним у него были связаны самые неприятные в жизни воспоминания, и волчья пасть невольно ощерилась. Всадник оказался совсем молодым и безоружным. У волка даже мелькнула мысль напасть на них, но вновь, как в ту студеную лунную ночь, чувство невыразимой тоски пронзило все его существо, и он едва сдержался, чтобы за неимением луны не завыть во весь голос на прячущееся за еловыми ветвями солнце. Он опять ощутил свою беспомощность перед неведомой силой, запрещающей хищному инстинкту вырваться наружу. Единственное, что мог позволить себе старый волк, это следовать за всадником на достаточном расстоянии, чтобы, оставаясь незамеченным, не упускать из поля зрения, хотя и не смог бы
Миновав болото, которое они обошли с разных сторон, троица вошла в светлый березняк, и зверь отстал, опасаясь быть увиденным издали. Затем он и сам потерял из виду мальчика, потому что конь, соскучившийся по солнечному пространству, вдруг побежал резво и легко. Идя по следу, прибавил шагу и волк. Скоро он устал, запыхался и, добежав до ручья, долго лакал холодную вкусную воду, превозмогая боль в левом клыке. Потом он побежал дальше, но вдруг встал, не учуяв следа. Волк сделал круг и вернулся к ручью. Он догадался, что конь дальше пошел по его песчаному руслу, но куда — вверх или вниз по течению? Ему хотелось надеяться, что вверх. Там, на вершине пологой горы, росли стройные сосны и бил из-под земли сильный ключ, оттуда открывался вид на шевелящееся море хвойных крон. Это было самое высокое место в лесу, и зверь любил иногда отдыхать там, подставляя солнцу брюхо и слушая ветер.
Он побежал вверх.
Увлеченный невеселыми размышлениями об одиночестве, он не вдруг осознал свою ошибку. Конские копыта непременно должны были поднять муть со дна ручья, а между тем холодный поток был по-прежнему чист и свеж. Собственная оплошность, непростительная даже для щенка, ввергла старого зверя в окончательное уныние. Он заскулил и, поджав хвост, потрусил обратно. Волк не особенно спешил еще и потому, что ему не хотелось спускаться вниз по течению. Он боялся. Лес в той стороне был настолько мрачен и зловещ, что никто из его стаи не решался преследовать жирного зайца или хромающего оленя, если тем удавалось добежать до чащи и скрыться в ней. И все же он по-прежнему бежал туда, даже не спрашивая себя, зачем он это делает, ибо не знал ответа.
Ручей начал причудливо петлять и одновременно с этим мелеть. Когда он совсем усох под какой-то корягой, волк не учуял уже, а увидел отчетливые следы конских копыт. Дальше еловые стволы стояли так плотно друг к другу, словно это был не лес, а частокол, поставленный неким исполином для охраны своих владений. Не то что коню, даже волку трудно было протиснуться между почти сросшимися деревьями. Лишь в одном месте ели раздвинулись, образовав некое подобие уходящей вдаль пещеры с низкими сводами из толстых сплетающихся ветвей. Туда вела неширокая, но утоптанная тропа, по которой сновали черные муравьи. Один из них больно укусил волка между когтями, словно гоня его прочь или торопя вперед. В самом деле, неподвижно стоять, когда под ногами копошится множество этих насекомых, было небезопасно. Зверь потянул носом стойкий запах человека и жеребца и неуверенно побежал вслед за ними.
Огненному шару на небе оставалось еще четверть пути до заката, но для волка уже наступила ночь. Он осторожно двигался по еловому коридору и не бежал, а почти шел, порою не различая во тьме, куда ступают передние лапы. Его по-прежнему вел запах коня, и однажды волку даже пришлось, преодолевая отвращение, перепрыгнуть через кучу свежего конского помета. Внезапно ему почудился шорох слежавшейся хвои, он остановился и посмотрел назад. Все было тихо. Он пошел дальше, но шорох повторился. Старый волк замер, прижался линялым боком к выпуклому корню и стал ждать. Прошло немало времени, прежде чем хвоя вновь заелозила под чьими-то лапами и крадущиеся шаги начали приближаться. Старый зверь с удивлением услышал знакомый волчий запах, а вскоре различил во тьме и самого волка. Это был тот самый молодой наглец, встречи с которым так ждал бывший вожак. Молодой тоже увидел его, вздрогнул и попятился, оборачиваясь назад, словно рассчитывал на подмогу. Но если он и привел с собой волчью стаю, остальные волки явно не торопились следовать за ним в глубь мрачного елового коридора. Воспользовавшись его замешательством, старый волк бросился на молодого и сбил его с ног. Тот быстро вскочил, цапнул напавшего за хребет и поперхнулся набившейся в пасть жесткой щетиной. Старый вновь повалил его, стремясь покончить с врагом как можно скорее. Он понимал, что на затяжной поединок у него не хватит сил. Перед глазами мелькнуло ненавистное горло, и он полоснул по нему удобным левым клыком. Из глубокой раны полилась кровь, но удар не оказался смертельным: расшатавшийся корень не выдержал, и больной клык вывернулся набок, сделавшись непригодным для схватки. Однако молодой смалодушничал и, вместо того чтобы использовать свое неожиданное преимущество, бросился бежать. Старый ринулся за ним, но скоро отстал, тщетно борясь с одышкой. Изуродованный клык мешал ему, он, не обращая внимания на боль, вытолкнул его языком из пасти и, сглатывая собственную кровь, продолжал преследование. Темный коридор все не кончался, и в какой-то момент старый волк засомневался, не утратил ли он ориентацию, следуя в обратном направлении. Наконец впереди как будто замаячил свет, и зверь прибавил шагу.
Дар долго не мог привыкнуть к почти полной темноте в еловом коридоре, по которому они следовали, и все больше начинал тревожиться. Пятнышко также вел себя беспокойно, то и дело оглядываясь и шевеля чуткими ушами. Иногда он вовсе останавливался, затем быстро трогался с места, переходя на бег, и мальчик наклонялся вперед, чтобы какая-нибудь еловая лапа не вышибла его из седла. Вдруг он вспомнил про свой камень, сунул руку под рубаху и вынул его из кожаного кошеля, крепко держа за граненые края. Все вокруг озарилось ровным ярким светом, словно в руке мальчика загорелся бездымный
факел. Конь побежал уверенней.Дар с удивлением рассматривал огромные стволы, тесно прижавшиеся друг к другу, переплетения ветвей над головой. Смолистые стены этого древесного коридора, уходящего во тьму, так же как и его разлапистые своды, были соразмерны и несомненно имели искусственное происхождение. Но что за человек создал этот таинственный ход? Да и человек ли?..
Они ехали так долго, что Дар не знал, день ли еще по-прежнему или уже настала ночь. Он почувствовал голод и вспомнил об овсяных лепешках, которые напекла в дорогу Евдоха. Но развязывать заплечный мешок и трапезничать на ходу не хотелось, и Дар решил дождаться более удобного случая. Когда-нибудь кончится же этот коридор.
Едва он успел подумать об этом, как коридор в самом деле кончился и они выехали на большую поляну, не меньше той, на которой стояла Евдохина избушка. Хотя лесной поляной назвать ее было трудно, настолько она была угрюма и сумрачна. Вместо травы землю устилал слой сухой хвои, а в середине вместо избушки возвышался огромный муравейник. Ели стеной стояли вокруг поляны. Солнечный свет не проникал сюда, но мешали не разлапистые ветви, а кружевные слои сплошной паутины. Она была густой и толстой, и ее нити походили скорее на крепкие веревки. Дар вдруг заметил, что на них висят кости и скелеты лесных животных. На земле их тоже было достаточно. Даже лошадиный череп жутковато белел близ муравейника. Пятнышко, косясь на него, осторожно пошел по кругу, держась поближе к стволам. Стояла тяжелая тишина, и Дар поймал себя на том, что невольно задерживает дыхание, стараясь не производить лишнего шума. Даже кристалл в его руке светился теперь не так ярко.
Внезапно на поляну выбежал раненый волк. Из-под его густой шерсти на хребте сочилась кровь. Он подбежал почти к самому муравейнику, резко повернулся и, припав на передние лапы, яростно ощерился и зарычал. В темноте коридора не было заметно никакого движения. Дар сообразил, что преследователь волка, кем бы он ни был, далеко отстал, но рано или поздно появится. Не стала бы звериная схватка помехой для дальнейшего путешествия… Пятнышко тоже был испуган, по телу его прошла мелкая дрожь, и он неотрывно смотрел на происходящее посреди поляны. А там действительно творилось непонятное. То, что Дар поначалу принял за гигантский муравейник, зашевелилось и оказалось мохнатым пауком. Чудовищное животное вскинуло вверх три или четыре длинные лапы, и на волка, все еще рычащего в сторону темной дыры, начали опускаться кольца липкой паутины. Зверь от неожиданности подпрыгнул и сразу же запутался в ней, повалившись набок и беспомощно дергаясь. Паук продолжал опутывать его, и волк вскоре превратился в сплошной кокон из паутины, лишь полоса окровавленной шерсти была все еще видна. Паук впился в его рану отвратительными своими жвалами и замер. Белый живот чудовища стал медленно краснеть. Напившись крови, паук взобрался по свисающей нити на ближайшую сеть и принялся втаскивать свою жертву наверх. Затем, оставив бесчувственный кокон в подвешенном состоянии, он спустился на землю и застыл. Но тут же опять вскинулся и, слегка покачиваясь на зигзагообразных волосатых лапах, уставился злыми глазищами на маленького всадника. Дар находился не менее чем в трех десятках саженей от чудовищного паука, но и на таком расстоянии ощутил леденящий холод его взгляда. Пятнышко заржал и поскакал вдоль стены еловых стволов. Сделав полукруг, конь встал^ Дар с испугом увидел, что паук, не желая упускать их из виду, поворачивается вслед за ними на своих восьми лапах. И тут из темного коридора выбежал второй волк. Он был крупнее и старше первого, но Дар увидел, что он тоже ранен. Волк тяжело дышал, вывалив язык, левого клыка у него не хватало, из пасти капала кровь. Видимо, запах крови и привлек паука, он переключил свое внимание на зверя и пошел на него. Волк зарычал, попятился и отступил во тьму. Паук с неожиданным проворством подбежал к черной дыре. Широко расставленные лапы не позволяли его мохнатому телу проникнуть в глубь коридора. Тогда он вытянул вперед одну из них и начал шарить ею в темноте, желая нащупать и придушить окровавленную жертву. Вдруг он отпрянул назад, и Дар вздрогнул от пронзительного и какого-то булькающего вопля. Перекушенная лапа волочилась по земле, оставляя в шуршащей хвое глубокую борозду. Паук остановился и метнул в коридор длинную нить паутины. Вероятно, бросок достиг цели. Чудовище уперлось в землю четырьмя лапами, одновременно заработав еще двумя, которые вытягивали липкую нить обратно. Конец ее прилепился к волчьему боку, выволакивая зверя наружу. Волк скользил когтями по хвое и тщетно пытался укусить паутину.
Дару показалось, что старый волк обречен. Хотелось как-то помочь ему. Мальчик даже тронул поводья, но Пятнышко благоразумно не послушался и остался стоять на месте.
Волка спасло то, что старая его шерсть не окончательно вылиняла. Когда паук подтащил его совсем близко, зверь метнулся вперед и в отчаянном прыжке намертво впился зубами в одну из волосатых паучьих конечностей, упирающихся в землю. Одновременно с этим целый пласт старой шерсти отделился от тощего бока вместе с липучей нитью паутины. Паук не удержал равновесия и упал на бок. Волка швырнуло вперед, он разжал пасть и врезался в мягкий живот чудовища, рванув его правым клыком со всей яростью, на какую еще был способен. Волокнистые внутренности и кровавая слизь хлынули наружу и погребли под собой старого вожака, лишив его последнего живительного вдоха.
Паук был еще жив. Он злобно таращил глаза и силился подняться. Пятнышко резко опустился на колени, и Дар от неожиданности скатился с седла на землю. Видимо, этого конь и ждал. Он стремительно поскакал к чудовищу, встал перед ним на дыбы, а затем взбрыкнул и задними копытами разнес пауку голову.
Дар торжествующе вскинул руку. Яркий луч от камня ударил в паутину над головой. Она тотчас начала расползаться, лопаться и оседать лохмотьями на еловых ветвях и стволах. В вышине засветилось небо. Оно было голубым и безоблачным. Паучья туша стала бесформенной массой и продолжала таять, словно иллирийская медуза под солнцем, а потом и вовсе исчезла. Лишь скелет отважного волка с единственным клыком отчетливо выделялся посреди хвойной поляны.