Владигор. Князь-призрак

— Неужто ты так хочешь, чтобы он прожил с твое? — холодно перебила Цилла.

— Не понял! — пробормотал Десняк, чувствуя, как по его спине пробегает волна сухого озноба.

— Ну и дурак, если не понял. — Цилла дотянулась до шнура и стала медленно собирать в складки шелковый полог над постелью.

— Нет, нет, погоди! — Десняк приподнялся на подушках и остановил ее руку.

— Да я уж вторую неделю гожу, — сухо сказала Цилла, не выпуская шнура.

— Нельзя ж так сразу, в одиночку, — испуганно прошептал Десняк, — надо это дело сперва обдумать, людей верных найти, сговориться, и уже тогда…

— Тогда уж поздно будет! Не ровен час, явится к князю его скоморошка со своим ублюдком, указ состряпают, и все — готова династия!

Цилла раздернула полог, соскочила с постели и, выхватив из камина горящую головню, стала зажигать укрепленные по стенам лучины. Сухие щепки затрещали, искры посыпались на толстый ковер, в ворсе которого по щиколотку тонули ноги Циллы, но она продолжала метаться по спальне, не обращая внимания на запах паленой шерсти.

— Хоромы спалишь, дура! — воскликнул Десняк, вдевая ступни в меховые тапки с твердыми кожаными подошвами.

— Холодно мне, холодно! — запричитала Цилла, звонко цокая зубами.

— Нечего было из постели выскакивать! — цыкнул на нее Десняк, затаптывая сизые змейки дыма, струящиеся из ворса.

— Что мне в твоей постели! Лежишь бревно бревном!

Цилла завернулась в халат и уселась перед камином спиной к Десняку.

— А что ты мне обещала?! Говорила, средство есть! Средство есть! Где твое средство, паскуда?!

Десняк остановился и яростно пнул ногой кадку с ребристым колючим шишаком, увенчанным набухшим яйцевидным бутоном с красно-лиловыми прожилками. Эту диковинку доставили ему еще при Климоге, и теперь, когда она готова была вот-вот зацвести, Десняк усматривал в этом чуде прямую связь с появлением Циллы.

— Средство? Какое такое средство? Не помню! — томно проворковала Цилла, вытягивая к огню стройные голые ноги.

— Врешь, сука! — застонал Десняк, не в силах отвести глаз от ее лодыжек.

— Ладно, старичок, хватит в бирюльки играть!

Цилла резко обернулась и уставилась на Десняка холодным, беспощадным взглядом. Она молчала, но Десняк читал в ее черных глазах так ясно, будто кто-то разворачивал берестяной свиток в глубине ее огромных зрачков.

— Князь-то, говорят, заговоренный, — чуть слышно прошептал он, — его ни яд, ни железо не берут…

— Не берут, — повторила Цилла, чуть шевельнув тонкими губами.

— А скоморошка с ублюдком, может, и вовсе не объявятся, — продолжал Десняк, сглотнув подкативший ком.

— Объявятся, — глубоким пещерным эхом откликнулась Цилла.

— Кто сказал? — испуганно заерзал Десняк. — Их, говорят, в рабство продали…

— Как продали, так и выкупят, — подмигнула Цилла. Лицо ее при этом осталось совершенно неподвижным и на миг как будто обрело сходство с одной из Десняковых диковинок: раскрашенной деревянной маской, закрывавшей, по словам могильного грабителя, высохшее лицо покойной царицы Мертвого Города.

— Выкупят? Кто? Когда? — облизнул пересохшие губы Десняк.

— Может, уже выкупили, — холодно и загадочно улыбнулась Цилла, — выкупили и доставили…

— Куда доставили?!

— Может, и к тебе, а может, и к князю. Откуда мне, чужестранке, знать?

— Э-э… П-понял… п-понял… — залепетал Десняк, чувствуя себя лягушкой, оцепеневшей под змеиным взглядом. — А с ублюдком как же?

— С каким еще ублюдком? Где ты здесь ублюдка видел?!

Цилла встала, отдернула ковер слева от камина, и перед Десняком предстал темноволосый младенец примерно двух лет от роду. Мальчик стоял прижавшись спиной к бревенчатой степе и глядел на Десняка раскосыми и черными, как у Циллы, глазами.

— Вот, значит, как, — растерянно пробормотал Десняк. — А народ признает?

— Народ! Какой народ?! Ой, уморил! Ой, давно я так не смеялась! Твой народ хочет только пить допьяна да жрать от пуза, а кто при этом сидит на княжеском престоле, ему глубоко плевать! Прав был князь, слабеешь ты умом, старичок!

Цилла повалилась на пол и зашлась истерическим хохотом, звеня браслетами на запястьях и лодыжках.

— Ну что ты стоишь как столб?! — заверещала она, перекатившись по ковру и схватив Десняка за колено. — Кланяйся князю! В ноги! В ноги, смерд!

Он уперся ступнями в ковер, стараясь удержаться на ногах, но, когда Цилла ребром ладони резко ударила ему по сухожилию, Десняк покачнулся и рухнул на колени перед смуглым черноглазым младенцем.

— А князя Владигора куда денем? — прохрипел он, почувствовав на затылке маленькую ступню Циллы. — Он один всей моей дружины стоит, потому и ездит без охраны.

— Куда ездит?

— К сестре… К Любаве, что в лесу у берендов живет, — забормотал Десняк.

— Надолго? — нетерпеливо перебила Цилла.

— Когда как, бывает на день, бывает, и на два — он в своей воле.

— Это хорошо: он в своей, а мы — в своей! — воскликнула Цилла. — Похороним вашего возлюбленного князя в лучшем виде: комар носа не подточит!

— Самострел на тропе? Или, может, соколу охотничьему когти ядом смазать: перчатку прорвет — и готово дело!

— Скучно это, старичок! — поморщилась Цилла. — Скучно и грубо.

— Зато верно, — буркнул Десняк, садясь на ковре и выбирая из усов паленые ворсинки.

— Не понял ты меня, друг любезный! Мне, может, поиграть с ним захотелось?

Цилла опустилась на ковер рядом с Десняком и мягко ущипнула его за ухо.

— Красив, молод, умен, одинок, а кругом рожи вроде твоего Ерыги, — это так романтично! — нежно пробормотала Цилла, положив голову на плечо Десняка.

— Не понял! Сватов, что ли, к нему слать прикажешь? — охнул тот, не сводя глаз с лилового бутона на колючей маковке ребристого зеленого шишака.

— Сватов не надо, но, если с головы Владигора хоть волос упадет, я тебя между мельничными жерновами смелю, душегуб! — воскликнула Цилла, впиваясь ногтями в его хрящеватое ухо.