Владимир Набоков: русские годы

23 февраля (8 марта) Владимир Дмитриевич встречал жену на Финляндском вокзале. В городе было неспокойно⁴⁵. Вот-вот готова была начаться неожиданная и незапланированная Февральская революция. Днем раньше на фоне все более ухудшавшегося положения с продовольствием поползли слухи, что правительство сократило хлебную норму. 23 февраля работницы текстильной фабрики объявили забастовку в честь Международного женского дня, и когда они проходили по улицам с криками «Хлеба! Хлеба!», к ним присоединялись все новые и новые демонстранты. На следующий день на улицы вышло еще двести тысяч забастовщиков, которые дошли до самого центра Петрограда, причем стоявшие там казаки отказались выступить против демонстрантов. К 25 февраля Петроград снова охватила всеобщая забастовка. Находившийся тогда на фронте Николай II отдал приказ о ее подавлении. В воскресенье 26-го город патрулировали войска, однако это не остановило демонстрантов. Хотя то здесь, то там в скопления людей стреляли, в самой армии уже обнаружились первые признаки неповиновения. 27 февраля солдаты, отказавшиеся стрелять в соотечественников, стали поднимать мятежи в своих полках. Были захвачены склады с оружием, винтовки передавались из рук в руки, как игрушки. Революция стала свершившимся фактом.

27 февраля В.Д. Набоков, как обычно, отправился на службу. Когда он вернулся домой, повсюду слышались ружейная пальба и пулеметные очереди⁴⁶. Немного раньше в тот же день Николай, все еще не представляя, с какой быстротой разворачиваются события, отдал приказ распустить Думу. В столице, в Таврическом дворце, группа думских лидеров сформировала временный комитет, ставший позднее основой Временного правительства. В другом зале дворца лидеры социалистической интеллигенции тем временем приступили к формированию Совета по образцу Советов, возникших в революцию 1905 года, и призвали рабочих и восставших солдат избирать в этот новый орган своих депутатов. Тысячные толпы двинулись ко дворцу.

Правительство, практически оказавшееся без поддержки изменившей ему армии, ушло в отставку. Утром 28-го Владимир Дмитриевич остался дома: на улицах нападали на офицеров, срывали погоны. На Морской и рядом с ней на Мариинской площади стреляли. Гостиница «Астория» на противоположной от особняка стороне площади, которую можно было увидеть из эркера в кабинете Елены Ивановны, стала местом самого жестокого сражения Февральской революции. Мятежные солдаты требовали выдать им офицеров, живших в гостинице, известной во время войны как Hotel Militaire [44] . В ответ по собравшейся внизу толпе стали стрелять из пулемета. Мятежники тоже открыли огонь, бросились на штурм здания, и вскоре вращающиеся двери гостиницы уже загребали кровь из образовавшейся под ними лужи. Хотя женщин, детей и иностранных военных атташе не тронули, русских офицеров выволокли на площадь и нескольких из них расстреляли. (Не удивительно, что В.Д. Набоков никогда не идеализировал «бескровные» февральские дни.) Беженцы из «Астории» стали собираться на Морской, 47: сначала пришла сестра Владимира Дмитриевича, Нина, с мужем, адмиралом Коломейцевым, потом семья с маленькими детьми, которую привели какие-то английские офицеры, знавшие Набоковых, потом еще одна семья дальних родственников. Всех их кое-как разместили, и двое суток никто не выходил из дома ⁴⁷ .

44

Военная гостиница (фр.)

2 (15) марта офицеры уже могли, не рискуя жизнью, появляться на улице. В.Д. Набоков отправился посмотреть, что происходит в Таврическом дворце. Развевались красные флаги, какой-то хорошо одетый человек вышел к Набокову, чтобы пожать ему руку и поблагодарить, как ни странно, «за все, что он сделал» (несмотря на то, что последнее время из-за службы в военной канцелярии он не участвовал в политической жизни). Он добавил яростно: «Но только Романовых нам не оставляйте, нам их не нужно!» Набоков шел в Думу в приподнятом настроении: «Мне казалось, что в самом деле произошло нечто великое и священное, что народ сбросил цепи, что рухнул деспотизм». Поскольку Милюков и другие его товарищи, которых он встретил в Думе, из-за смертельной усталости были не в силах вести серьезный разговор, он вернулся домой⁴⁸.

Временный комитет Государственной думы настаивал на отречении Николая — не ради продолжения революции, но ради того, чтобы остановить ее дальнейшее развитие. В тот день Николай от своего имени и от имени сына отрекся от престола в пользу брата, великого князя Михаила. Хотя на следующий день, 3 (16) марта, Милюков просил Михаила вступить на престол, чтобы обеспечить тем самым конституционный противовес распространяющейся анархии, тот сделать это отказался.

Лишь на этой стадии В.Д. Набоков становится участником событий 1917 года. Его и еще одного кадета — юриста барона Нольде попросили подготовить манифест Михаила об отречении. В.Д. Набоков как никто другой понимал необходимость этого манифеста, который должен был обеспечить легитимность Временному правительству. В конце концов этот новый орган был учрежден горсткой членов распущенной Четвертой Думы (при этом крайне непредставительной и непопулярной из-за больших ограничений избирательного права при выборах в нее) и смог продержаться даже эти несколько дней лишь благодаря содействию Петроградского Совета, пользовавшегося реальной поддержкой рабочих и восставших солдат. Акт об отречении, написанный рукой В.Д. Набокова и в тот же день подписанный Михаилом, ознаменовал конец династии Романовых.

Заявляя, что Временное правительство было создано по инициативе Государственной думы, манифест об отречении искажал факты в отчаянной попытке создать иллюзию легитимности. Предоставивший Временному правительству «всю полноту власти» до принятия новой конституции вновь избранным Учредительным собранием, он, с одной стороны, был революционным актом (ни Михаил, ни Николай, сами не обладавшие «всей полнотой власти», следовательно, не могли ее и передавать), а с другой — представлял собой обреченную на неудачу попытку сбить пламя экстремизма⁴⁹. Поскольку Петроградский гарнизон опасался, что любая приостановка революции может означать контрреволюцию и наказание мятежников, он стал легкой добычей революционной демагогии и оказал Временному правительству — через Совет — лишь весьма условную поддержку.

Милюков, который твердо верил, что в условиях войны революция без сохранения монархии приведет к катастрофе, вышел из состава Временного правительства сразу после отречения Михаила. В тот вечер В.Д. Набоков и другие его коллеги по кадетской партии уговорили Милюкова остаться⁵⁰. Это оказалось ошибкой. В эйфории, последовавшей за революцией, страна вначале с энтузиазмом поддерживала Временное правительство, но всем известные монархические позиции Милюкова и его упрямое нежелание вступать в какой бы то ни было союз с левыми силами или идти на компромисс в вопросе о войне оставили Временное правительство без надежных сторонников.

Большинство членов Первого Временного правительства принадлежало к кадетской партии — ведущей несоциалистической партии России. В.Д. Набокова не включили в правительство из тактических соображений — требовалось задобрить Советы уступками левым, — и ему предложили принять должность, совершенно для него бессмысленную, — Финляндского генерал-губернатора. Вместо этого он предложил свои услуги в качестве «управляющего делами» Временного правительства, то есть своего рода исполнительного секретаря кабинета⁵¹. Назначение состоялось, и 4 (17) марта В.Д. Набоков оставил военную службу. Троцкий позднее назвал его министром без портфеля, но, хотя это определение, очевидно, совпадало с представлением Владимира Дмитриевича о его должности, играть какую бы то ни было политическую роль Александр Керенский ему не позволил. Единственный социалист и единственный член Петроградского Совета в правительстве, склонный к актерству Керенский дал ясно понять, что если Набоков будет участвовать в обсуждении и таким образом усилит (как понимал Керенский) кадетскую фракцию во Временном правительстве, то он, Керенский, устроит очередной публичный спектакль по этому поводу⁵².

Война, унесшая миллионы человеческих жизней, острая нехватка продовольствия и товаров, народ, ожидающий, что с победой революции жизнь немедленно изменится к лучшему или по крайней мере будет на кого выплеснуть всю накопившуюся ненависть и зависть, — такова была ситуация, с которой пришлось иметь дело Временному правительству, причем без конституционной власти, без прочной основы власти, без поддержки народа и без сильного единого руководства. (Князь Львов, номинальный глава правительства, был не способен принимать решения, Милюков и Керенский, лидеры либерального и социалистического лагерей, в силу своих темпераментов и идеологий противостояли друг другу.) Тем не менее большинство членов Временного правительства, в отличие от Милюкова, были в глубине души революционными либералами⁵³ и в течение двух месяцев провозгласили свободу совести, печати, вероисповедания и собраний, поставили вне закона всякую религиозную, классовую и этническую дискриминацию, отделили церковь от государства; пересмотрели военный устав; амнистировали политических заключенных, отменили смертную казнь и ссылку, учредили суд присяжных для всех видов преступлений, создали независимый институт присяжных заседателей, ввели восьмичасовой рабочий день, арбитраж в промышленности и местное самоуправление. Кроме того, Временное правительство организовало различные комиссии для разработки проектов более сложных реформ: В.Д. Набоков был ведущей фигурой в Юридическом совете и в комиссии по пересмотру Уголовного кодекса. Когда в апреле Ленин вернулся из Швейцарии, он объявил Россию «самой свободной страной в мире» — и это в разгар тяжелейшей войны⁵⁴.

Либеральный идеализм Временного правительства не позволил ему воспрепятствовать возвращению Ленина в страну, несмотря даже на то, что из Цюриха в Россию его переправляли немцы, или арестовать его, хотя он активизировал — оправдав ожидания немцев — большевистскую антивоенную агитацию на фронтах.

Временное правительство почти с безрассудным идеализмом и быстротой объявило основные свободы, но при этом стремилось отсрочить основные социальные реформы и те волнения, которые они могли повлечь за собой, до тех пор, пока не прекратится война или пока не будет выбрано Учредительное собрание. Но теперь, когда совершилась революция, крестьяне хотели немедленно получить землю, и абстрактные свободы, которые были им предоставлены, не принесли Временному правительству ожидаемой благодарности и поддержки. На фронте солдаты из крестьян — а их было подавляющее большинство — дезертировали в огромном количестве из опасения, что они пропустят перераспределение земли у себя дома. В деревнях крестьяне начали экспроприировать землю силой, поджигать помещичьи усадьбы и расправляться с их владельцами. Однако, несмотря на это сильнейшее давление в вопросе о земле, кадеты считали, что только Учредительное собрание вправе принять решение о новой основе собственности в России, причем это должно быть сделано с учетом всех общественных интересов, а не с классовых позиций.

Для нетерпеливых масс «внеклассовая» программа кадетов представлялась отказом от реформ и защитой буржуазных интересов. Таким образом, не учитывался идеализм центра и левого крыла кадетской партии. Все же, если считать В.Д. Набокова типичным представителем кадетской партии — по крайней мере, в начале 1917 года, — то между ее социальными ценностями и желанием народа получить долгожданные плоды революции существовала пропасть. Для В.Д. Набокова одним из результатов революции должно было стать возвращение ему общественных прав, которых он ранее лишился из-за своей оппозиции царскому режиму: 7 марта он обратился с просьбой восстановить его в Дворянском собрании С.-Петербургской губернии⁵⁵.