Владимир Путин. Продолжение следует

В Европе мы видим иные формы демократии и иные структуры власти, чем в США, ибо у Европы другая история и иные традиции. Европейская демократия возникала в результате борьбы и компромиссов с авторитарными монархическими и аристократическими режимами, а также с властью католической церкви. Острые противоречия между европейскими странами стали причиной двух мировых войн. В Европе возникли все главные идеологии XIX и XX веков, включая коммунизм и фашизм. Сегодня Европа гордится своими успехами в строительстве разного рода демократических институтов и «общего европейского дома». Нельзя не видеть, однако, что слабость многих публичных демократических структур в странах Европы отчасти компенсируется прочностью и долговечностью теневых структур власти, которые обеспечивают преемственность, а также компетентность и профессионализм власти. Эти теневые структуры строятся примерно так же, как и управленческие структуры самых крупных корпораций большого бизнеса.

У самых крупных и успешных западных корпораций, включая и те, что владеют наиболее мощными и доходными СМИ, не так уж заметна тяга к демократическим процедурам. Если бы в самых крупных автомобильных компаниях Японии или в американских авиастроительных компаниях группы людей, обладающих здесь контрольными пакетами акций и соответственно правом принимать решения, а также главные управленцы менялись каждые четыре-пять лет, то как могли бы эти компании выстоять в той острой конкурентной борьбе, которая идет на мировых рынках? Преемственность и прочность власти и управления в крупных компаниях и корпорациях — это объективная необходимость. Любая серьезная программа модернизации в авто- и авиастроении требует от десяти до двадцати лет. Кто мог бы подготовить выход на рынок авиалайнеров или подводных лодок нового поколения, если бы главные лица в корпорации менялись каждые пять лет? Однако управление современными государственными структурами не менее сложно, чем управление промышленными корпорациями. Если преемственность власти в этих структурах невозможно обеспечить на фасадах государства, то она обеспечивается во вторых и третьих эшелонах власти. В Великобритании заместители министров — это, как правило, несменяемые чиновники, которые могут работать при разных министрах и премьерах, руководя аппаратом министерств и обеспечивая преемственность и стабильность в работе органов внутренних дел, транспорта или социального обеспечения. Группы таких несменяемых заместителей могут собираться независимо от заседаний кабинета министров — для решения комплексных проблем или проблем программного характера. Без сходной системы высокооплачиваемых и практически несменяемых высших чиновников не могли бы работать государственные машины Италии или Японии, где частая смена министров и премьеров — это почти национальная традиция.

Дополнительное страхование для публичных политических структур и для менее заметных структур несменяемых чиновников и пожизненно работающих судей обеспечивают в западном мире теневые консультативные группы самых авторитетных западных политиков, уже ушедших с высших постов в государстве, но сохранивших опыт, авторитет и влияние. Одна из таких групп — это Бильдербергский клуб, конференции которого, по сведениям западной печати, происходят вот уже пятьдесят лет — один раз в год. Эти встречи проходят в течение трех дней в специально арендуемых и строго охраняемых отелях. Они никогда не проходят дважды в одном и том же месте. В составе клуба не только отставные президенты и премьеры, но действующие политики, видные экономисты и банкиры, главные редакторы и владельцы ведущих СМИ, отдельные представители академических кругов и европейской аристократии. Все заседания клуба строго конфиденциальны, и поэтому вокруг Бильдербергского клуба публикуется больше выдумок, чем реальных фактов. Это, конечно, не тайные властители мира и не правители западного мира. Это один из влиятельных консультативных органов западной демократии. Если верить немецким газетам, одно из последних заседаний клуба состоялось в 2008 году в гостинице небольшого немецкого городка Роттах-Эгерн. Журналист одной из местных газет узнал лишь Генри Киссинджера, Герхарда Шредера и Ангелу Меркель. Считается, что общее число членов клуба не превышает 130 человек. В любом случае страны западных демократий очень заботятся не только о соблюдении демократических процедур, но и о выращивании своих элит.

У России иная история и иное положение в мире, чем у США или у стран Западной Европы. У нас в стране сложились поэтому иные традиции и иные политические структуры. Сильная централизованная власть стала для нашей страны исторически необходимой еще в раннем Средневековье. Россия была большой по территории, но бедной по своим ресурсам страной, не имевшей естественных границ ни на западе, ни на юге, ни на востоке. У Соединенных Штатов не было внешних врагов, и на территорию США никогда не вторгались с целью захвата другие страны. Российская история — это история беспрерывных войн. Можно вспомнить учебник: русско-турецкие войны, русско-шведские, русско-японские, монгольское нашествие, нашествие поляков и нашествие Наполеона, войны с германцами и с Германией, Кавказская война, Крымская. Защищаясь от угроз, Россия и сама прибегала к экспансии и к завоеваниям. Она завоевала Сибирь и Дальний Восток, Кавказ и Среднюю Азию, присоединила к своим землям Северное Причерноморье, а на западе большую часть Польши, Финляндию и Молдавию. Управлять этой многонациональной империей без императора было невозможно. Дворянская молодежь начала XIX века выступала против самодержавия, против крестьянского рабства, за большую свободу и за прогресс, за «вольность». Но разве декабристы выступали против самого существования Российской империи? Мы все знаем о судьбе и творческой эволюции Пушкина. Это он написал оду «Вольность». Это ему принадлежат слова о «тиране», чей «трон он ненавидит». Но Александр Пушкин не случайно после встречи с Николаем I, состоявшейся в Москве, написал «Стансы» (1826), а позднее «Друзьям» (1828) и «Клеветникам России» (1831). Пушкин отнюдь не испугался царя, и уже после встречи с ним он написал свое знаменитое послание декабристам — «Во глубине сибирских руд» (1827). Однако во взглядах и поведении А. Пушкина многое изменилось, так как царь предложил ему взглянуть на империю с точки зрения человека, который ею правит. Только при крайней централизации власти и при разделении страны на генерал-губернаторства, а не на свободно управляемые штаты Российская империя могла сохраниться. Так считали все российские цари, и российское общество XIX века с этим соглашалось. Никакие империи не могли управляться при посредстве демократических процедур.

В ХХ веке царей сменили вожди и генсеки, однако никто из них не собирался отказываться от предельно возможной централизации власти. Жалкие попытки демократических реформ, которые были предприняты весной и летом 1917 года, привели к распаду армии, полиции и всех других институтов власти. Эта анархия только облегчила и ускорила установление в стране новой диктатуры, которую взявшие власть большевики открыто провозгласили как диктатуру пролетариата. Полномочия и власть Сталина намного превосходили полномочия и власть российских царей, и для крутых реформ 1920–1930-х годов подобная централизация власти была необходима. Это, конечно, не оправдывает тех чудовищных злоупотреблений власти, которые были допущены в эти десятилетия Сталиным и его режимом. Оправдывая свою единоличную власть, Сталин прямо ссылался на историю и традиции России. «Вы, мама, помните нашего царя?» — спросил Сталин свою мать-грузинку, которая никак не могла понять, что это такое «Секретарь ЦК». «Как же, помню», — ответила Екатерина Джугашвили. «Ну вот, я вроде царь», — пояснил ей сын. Н. С. Хрущев отказался от тоталитарного режима в стране в пользу более мягкого авторитарного. Однако при этом были сохранены все главные элементы жесткой централизации власти. Л. И. Брежнев также сделал много уступок и во внешней, и во внутренней политике, но он не собирался менять основы режима. «Конечно, я царь, — говорил он в узком кругу. — А кто же еще».

Крайне неумелые, поспешные попытки демократизации и внедрения в России «западных ценностей» и капитализма были отчасти инициированы извне, и они привели нашу страну в 1990–1993 годах к такому экономическому краху и политической анархии, что Б. Ельцин принял решение разогнать российский парламент с помощью танковых орудий. В Российской Федерации была подготовлена и введена новая Конституция, которая давала президенту особые и почти монархические полномочия. Даже такие либеральные лидеры, как Борис Немцов, называли Б. Ельцина «добрым царем», а оппоненты — «одиноким царем в Кремле». Однако при всех своих полномочиях Б. Ельцин, как ранее Михаил Горбачев, хотя и по другим причинам, обнаружил полную неспособность управлять такой страной, как Россия. Как монарх Борис Ельцин сам подбирал себе преемника, и нет смысла обсуждать в данном контексте все обстоятельства и мотивы этого выбора. В любом случае В. В. Путину досталось столь тяжелое наследство, что без укрепления и усиления всей вертикали власти и всех государственных структур обойтись было нельзя. Кое-где пришлось применить и военную силу. В полном объеме даже эти первые задачи стабилизации и создания разумных систем управления страной еще не выполнены. Для этого восьми лет не хватило, хотя положение дел на многих направлениях государственного управления существенно улучшилось.

В современной России власть и управление страной должны быть не только централизованными и твердыми, но и очень осторожными, так как несущие конструкции и фундамент нового российского государства еще не достроены до конца и пока еще очень хрупки. В Советском Союзе системы власти были более прочными. Как известно, советское общество в социальном отношении являлось весьма однородным. Государство открыто заявляло о своих планах по построению бесклассового общества. В СССР все государственные структуры Советской власти, включая Совет Министров и местные советы, опирались на всепроникающую систему партийных организаций и комитетов КПСС. Именно Коммунистическая партия, которая считала своей идеологией марксизм-ленинизм, была определена в Конституции СССР как «руководящая и направляющая сила советского общества». В новой России все прежние партийные и советские структуры были разрушены, но не заменены новыми и достаточно эффективными системами власти и управления.

Самый острый период всеобщего кризиса и даже «смуты» остался позади. Однако и с социально-экономической, и с политической точек зрения российское общество нельзя еще назвать вполне здоровым. Слишком слабым является у нас средний класс, который заслуженно считается опорой устойчивого демократического общества. Недостаточно развито в России и малое предпринимательство. Рабочий класс и крестьянство были деморализованы, и эта деморализация проходит медленно. Профессиональные союзы в России малозаметны и не имеют должного авторитета. Однако и крупный российский бизнес трудно считать состоявшимся. Та группа примерно в 100 человек, чье состояние оценивается в миллиард долларов, а также еще одна группа в 500–600 человек, чье состояние превышает 500 миллионов долларов, — это еще не национальная российская буржуазия, и ее нельзя даже сравнивать с национальной немецкой, шведской, японской, а тем более американской буржуазией. Российский крупный капитал не прошел через исторический опыт трудного предпринимательства и первоначального накопления. Он образовался по преимуществу через присвоение государственных активов и в результате полулегитимных форм приватизации или путем финансовых спекуляций посредничества, в том числе и носящего компрадорский характер. Верхушка богатого класса в России обременена многими комплексами, включая и странный для богатых людей комплекс неполноценности, это мешает появлению понятий социальной и национальной ответственности и даже чувства классовой солидарности. Эти люди часто ведут себя неадекватно. Как замечала сравнительно недавно газета «Нью-Йорк таймс»: «Подобно саудовским любителям красивой жизни в 1970-е годы и японцам в 1990-е годы, россияне выходят ныне на мировую арену как самые заметные любители сорить деньгами. Американцы прошли через то же самое еще в 1890-е годы, когда некоторые из них сказочно разбогатели и толпами хлынули за покупками в Европу» [73] . Богатых людей в США с тех пор стало много больше, но возросла и социальная устойчивость американского общества. Российское общество такой устойчивостью похвалиться не может. По данным Всемирного банка, в России на конец 2007 года имелось около 16 % граждан, которые продолжали жить за чертой бедности. Еще около 20 % граждан относили себя к категории бедных людей, которые едва сводили концы с концами. И только около 1 % граждан страны причисляли себя к «богатым». Это «второй ярус» богатых и состоятельных людей, в который входило около 100 тысяч человек, совокупное состояние которых приближалось к 800 млрд долларов. Это не так уж много по западным меркам, но ведь в России еще 20 лет назад не было вообще легальных миллионеров. Сегодня же несколько сот фирм, которые продают предметы роскоши для сверхбогатых, проводят уже вторую ярмарку-продажу в России и не жалуются на недостаток клиентов.

73

«The New York Times», 29 ноября 2007 года.

Россией правят сегодня не олигархи, и в этом немалая заслуга В. В. Путина. Ведущим слоем российского общества остается чиновничество. Но этот слой пока еще слабо мотивирован как в идеологическом, так и в материальном отношениях, и он может оставаться несущей конструкцией российского общества только как временная замена более прочных конструкций. При обилии чиновников-бюрократов России не хватает эффективных и грамотных управленцев, способных работать в условиях рыночной экономики и острой международной конкуренции. К тому же именно в среде чиновничества наиболее велик и уровень коррупции, войну которой обещает сделать одной из своих главных задач Дмитрий Медведев. Чиновничество — это не тот слой общества, которые сильно заинтересован в развитии демократии в России. Демократические свободы входят в нашу жизнь не так уж легко и быстро, но искусственно подгонять этот процесс было бы неразумно.

Еще в 1951 году в разгар холодной войны американский политик и дипломат Джордж Кеннан, который считался авторитетным специалистом по России и дважды занимал пост посла США в Москве, писал в одной из аналитических записок: «Когда советская власть придет к своему концу… не будем с нервным нетерпением следить за работой людей, пришедших ей на смену, и ежедневно прикладывать лакмусовую бумажку к их политической физиономии, определяя, насколько они отвечают нашему представлению о „демократах“. Дайте им время; дайте им возможность быть русскими; дайте им возможность разрешить их внутренние проблемы по-своему. Пути, которыми народы достигают достойного и просвещенного государственного строя, представляют собою глубочайшие и интимнейшие процессы национальной жизни. Иностранцам эти пути часто непонятны, и иностранное вмешательство в эти процессы не может принести ничего, кроме вреда».

Это удивительные слова для американского политика и для того времени, когда они были написаны. Эти слова напомнил читателям британской газеты «Файненшл таймс» другой авторитетный специалист по России Родерик Брейтуэйт, который занимал пост посла Великобритании в Москве в годы горбачевской перестройки и в первые годы правления Б. Ельцина. По мнению Р. Брейтуэйта, граждане России и их лидеры способны создать свою версию демократии, хотя на этот процесс могут уйти десятилетия. Они уже прошли значительный отрезок пути к этой цели в том, что касается доступа к информации, свободы путешествий, права выражать свои взгляды и владеть немалым, хотя и шатким, как считает британский политик, личным богатством. Он признает, что большинство рядовых русских «отвернулись от западной модели из-за хаоса, унижения, бедности и коррупции ельцинских лет, а также из-за запугивания и глупых советов со стороны Запада. Поэтому на прошедших парламентских и президентских выборах россияне дважды массово отдали голоса за сохранение „системы Путина“. В нынешних обстоятельствах это был рациональный выбор» [74] . Я могу только согласиться с этим выводом.

74

«Financial Times», 12 марта 2008 года.