Владимир Высоцкий: козырь в тайной войне

Симпатии Высоцкого были на стороне обоих — он считал шахматистов жертвами политических игр, а вот главные антипатии были направлены против советской власти. Ее он изобразил тупой — она не смогла найти достойного противника Фишеру и отправила не просто дилетанта, а настоящего жлоба. В песне было четверостишие, которое в окончательный вариант песни не вошло и которое указывает на это:

…У него ферзи, ладьи — фигуры! — И слоны опасны и сильны. У меня же (у советской власти. — Ф. Р.) все фигуры — дуры: Королевы у меня и туры, Офицеры — это ж не слоны!..

Задумаемся, почему Высоцкий выкинул этот кусок из песни. Видимо, потому, что он слишком уж явно обнажал его истинные мысли, чего он, как мы помним, не любил, предпочитая более изощренный камуфляж.

Однако кое-что он все-таки оставил — так сказать, для умных людей. Например, такие строки:

…Он мою защиту разрушает — Старую индийскую — в момент, — Это смутно мне напоминает Индо-пакистанский инцидент.

Этот отрывок явно указывает на то, что Высоцкий был сведущ в таком аспекте международной политики, как советско-индийские отношения. Причем знания свои он черпал не только из советских СМИ (а они об этом тогда писали очень часто), но и из «вражьих голосов», которые смотрели на эти отношения, так сказать, с другого берега и освещали их с враждебных для СССР позиций. Суть этих взглядов заключалась в том, что Советский Союз вел в Юго-Восточной Азии экспансионистскую политику и в пику Китаю специально вооружал Индию своим оружием, чтобы держать этот регион в напряжении. Еще в середине 1971 года СССР подписал мирный договор с Индией, и сразу после этого последняя вторглась в Восточный Пакистан с новым советским вооружением. После этого ООН собиралась принять резолюцию, которая должна была остановить этот конфликт, но советский делегат Малик тянул время до тех пор, пока Индия не закончила оккупацию Восточного Пакистана. Так что Фишер в песне Высоцкого разрушал «индийскую защиту» явно неспроста.

Судя по всему, Высоцкий считал советскую власть пусть и сильной, но не слишком далекой по части ума. И эта недалекость, по его мнению, очень часто ей помогает, поскольку противную сторону это сбивает с толку.

…Мне же неумение поможет: Этот Шифер ни за что не сможет Угадать, чем буду я ходить.

В своей песне Высоцкий изобразил советскую власть достаточно примитивной, которая единственно что может — это пользоваться силой (как, например, в Чехословакии-68).

…Только зря он шутит с нашим братом, У меня есть мера, даже две: Если он меня прикончит матом, Я его — через бедро с захватом Или — ход конем — по голове…

По ходу песни симпатии слушателей целиком отданы этому любителю-жлобу. Казалось бы, логичный вариант концовки — безоговорочная его победа. И слушатель ее ждет и предвкушает. Однако Высоцкий, в полном соответствии с тайным подтекстом песни, сводит поединок к ничьей, поскольку не хочет, чтобы советская власть победила. А так все остаются при своих. Кстати, в реальной действительности в поединке Фишер — Спасский первый разгромит второго в пух и прах. Чем весьма сильно порадует практически всю советскую еврейскую общественность, которая именно такого исхода и алкала. Думается, от души порадовался за этот результат и Высоцкий.

Но вернемся к хронике событий начала 72-го.

27 января Высоцкий пленял почтенную публику, пришедшую в «Таганку», игрой в спектакле «Гамлет».

3 февраля по ЦТ был вновь показан фильм «Сюжет для небольшого рассказа», где главную женскую роль играла Марина Влади. Однако на момент демонстрации ленты Влади была далеко от Москвы — в Париже. Она уехала туда вскоре после новогодних праздников, чтобы быть возле своей умирающей матери (у нее был рак). Далее послушаем рассказ самой М. Влади:

«Когда я сообщаю тебе (Высоцкому. — Ф. Р.) по телефону, что мы должны решиться отключить аппарат, который искусственно поддерживает ее жизнь, ты отвечаешь то, чего я жду: «Если жизнь больше невозможна, зачем поддерживать ее видимость?» Мы согласны — одна из сестер и я. После долгих споров две другие мои сестры тоже соглашаются, и мы прощаемся с мамой.

Рыдая у телефона, ты все-таки стараешься поддержать меня. В тот февраль семьдесят второго года были рассмотрены все возможные решения. Даже чтобы мне остаться в Москве с детьми. Но очень быстро мы наткнулись на непреодолимые трудности: отсутствие денег и моя работа, которую я хочу и должна продолжать. К тому же моих сестер и друзей приводит в ужас одна только мысль о возможности моего переезда в Москву. А главное — то, что мои дети, с удовольствием проводящие здесь летние каникулы, не хотели бы все-таки окончательно поселиться вдали от Франции…»

8 февраля Высоцкий играл в «Антимирах».

23 февраля по ЦТ показывают фильм «Увольнение на берег», где наш герой сыграл эпизодическую роль — молодого матросика. Однако, несмотря на свои микроскопические размеры, эта роль служит завязкой ко всему сюжету: не попроси герой Высоцкого своего друга (его играл Лев Прыгунов) сходить за него на свидание к любимой девушке, не случилось бы и всего остального, что легло в основу фильма.

6 марта Высоцкий играет в «Гамлете». И в эти же дни получает очередной «от ворот поворот» от киноначальников: ему запрещают сниматься в мосфильмовской ленте «Земля Санникова». Между тем на эту картину актер возлагал большие надежды. Во-первых, там у него была одна из главных ролей — певец Крестовский, во-вторых — вместе с ним должна была сниматься и его жена Марина Влади (в роли жены начальника экспедиции Ильина). Наконец, в-третьих — специально к фильму он подготовил несколько песен: две новые («Белое безмолвие», «Кони-привередливые») и одну относительно новую («Баллада о брошенном корабле»). Эпохальной суждено будет стать второй — про «Коней», — где Высоцкий так мощно описал суть своих внутренних переживаний, что у слушателей, что называется, буквально бежали мурашки по спине…

…Мы успели: в гости к Богу не бывает опозданий, — Что ж там ангелы поют такими злыми голосами?! Или это колокольчик весь зашелся от рыданий, Или я кричу коням, чтоб не несли так быстро сани?!

Однако планам Высоцкого относительно этого фильма так и не суждено будет осуществиться.

В самом начале марта съемочная группа фильма должна была отправиться в экспедицию под Зеленогорск, что на берегу Финского залива (50 км от Ленинграда). Высоцкий ждал вызова из группы, твердо уверенный, что его возьмут (под это дело он специально взял творческий отпуск в театре). Но случилось неожиданное. Вот как об этом вспоминает один из режиссеров фильма — Альберт Мкртчян:

«О замене Высоцкого мне сообщил генеральный директор „Мосфильма“ Николай Сизов. Я спрашиваю: „Чем это Высоцкий не подходит?“ Сизов мне: „Да он такой неинтересный. Нет, не подходит он вам“. Я ему отвечаю, что если режиссер я, то он мне подходит. Тогда уж Сизов прямым текстом мне сказал: „Слушайте, вы что, не понимаете? Он вам не подходит!“ Тут уж я понял, о чем идет речь.

В тот же день я позвонил Высоцкому и узнал, что ночью его песни передавали по «Немецкой волне» и все уже об этом знали. Реакция последовала незамедлительно, его не утвердили. Я спрашиваю: что будем делать? А мы завтра должны были уже на съемки ехать. И все же все были совершенно уверены, что Володю утвердят, и даже билеты на поезд взяли для него и для Марины Влади. У нее был маленький эпизод невесты руководителя экспедиции. Ее впоследствии сыграла Елена Чухрай. Высоцкий спросил, смогу ли я 3 дня не снимать, ждать его. Я пообещал.

Приехали мы в экспедицию на Финский залив, где должны были ледовый поход снимать. А я съемки не начинаю, каждый день придумываю какие-нибудь отговорки. На третий день получаю телеграмму: «Можете взять любого. Меня не утвердили».

Высоцкий ходил к Василию Шауро, тогдашнему идеологическому надзирателю за культурой, домой: пел песни, которые он писал для фильма, и все-таки это не помогло — его не взяли…»

Отметим, что Высоцкий также надеялся на помощь руководителя Экспериментального творческого объединения «Мосфильма» Григория Чухрая, где снимался фильм — кстати, бывшего фронтового разведчика. Но тот предпочел не связываться с начальством и слова за Высоцкого так и не замолвил. Тот потом с горечью заметил: «Струсил… А ведь бывший разведчик». От себя добавим: еще и соплеменник нашего героя — еврей.

Всю горечь от этого события Высоцкий потом излил на бумаге: в письме Станиславу Говорухину он писал: «Я не так сожалею об этой картине, хотя и роль интересная, и несколько ночей писал я песни, потому что (опять к тому же) от меня почему-то требуют тексты, а потом, когда я напишу, выясняется, что их не утверждают где-то очень высоко — у министров, в обкомах, в правительстве, и деньги мне не дают, и договора не заключают. Но возвращаясь к началу фразы, нужно просто поломать откуда-то возникшее мнение, что меня нельзя снимать, что я — одиозная личность, что будут бегать смотреть на Высоцкого, а не на фильм, а всем будет плевать на ту высокую нравственную идею фильма, которую обязательно искажу, а то и уничтожу своей неимоверной скандальной популярностью. Но сейчас, Славик, готовится к пробам Карелов со сценарием Фрида и Дунского, и все они хотят меня, а если такие дела, то мне и до проб не дойти, вырубят меня с корнем из моей любимой советской кинематографии. А в другую кинематографию меня не пересадить, у меня несовместимость с ней, я на чужой почве не зацвету, да и не хочу я…»