Владимир Высоцкий: монологи со сцены

Когда я три месяца работал, а оказалось, что все на нуле, там же, где и началось, я позвонил и сказал, что, извините, у меня нет времени на это. Я лучше буду делать другие дела.

Неправда, что я ушел из театра. Я оставил те спектакли, где у меня нет замены. Я играю не весь репертуар, а просто три спектакля: «Гамлет», «Вишневый сад», «Преступление и наказание».

Какое-то время я еще просто болел, но остался в театре. Я из этого театра никуда не собираюсь уходить. Для меня это не просто театр, где есть возможность выходить на сцену и прикидываться. Принято говорить: «мой дом». Нет, не дом, нет, не храм, в котором священнодействуют. Это здание необходимо для меня. Я без него не могу существовать. Мы — как две ладони.

Я недавно понял, почему я не перестал писать песни. Все в юности балуются немножко стихами. Некоторые пишут стихи подольше. Потом наступает рубеж, который некоторые переступают. Они продолжают писать. Становятся поэтами или графоманами. Во всяком случае, продолжают писать. А некоторые перестают писать совсем. Я думал, почему я не перестал писать стихи. Наконец, пришел к выводу, что мне просто очень повезло. Я попал сразу в театр к Любимову. А он моментально начал использовать песни мои в спектаклях. Он очень поддерживал меня на вечерах, когда приглашал к себе. А его близкие друзья — писатели, поэты, художники… Любимов меня просил, чтобы я пел, пел, пел…

Из-за этого я продолжал писать. Мне было как-то неудобно петь одно и то же. Я стеснялся петь «блатные» песни вот в таких компаниях. А в это время «блатных» песен у меня было больше, чем «неблатных».

Блатные песни иногда называют «городскими», «дворовыми» и так далее. В общем, у меня «дворовых» песен было больше, чем «недворовых». Именно из-за этого я продолжал писать. Мне хотелось каждый раз, когда я прихожу на вечера, петь не старое, а новое. Я стал продолжать, продолжать, продолжать писать. Больше всего повлияло на меня то, что рядом со мною находились люди, небезразличные к моему творчеству.

Хотя, может быть, я и ошибаюсь. Может быть, все равно бы продолжал писать.

Раньше, если какая-то строка запала, я начинал работать, садился и записывал ее. И теперь меня строка мучает, мучает. Она меня все равно заставит подойти к столу. Я бы все равно продолжал писать, но, наверное, не так. Мне помогло то, что меня поддержали.

Человека в нужный момент нужно подхватить, поддержать. Очень много погибло талантов из-за того, что не было случая. Надо как мишень, подставиться под пулю, под случай этот. Но случай должен быть. Кто-то должен обязательно поддержать, чтобы ты почувствовал, что то, что ты делаешь, кому-то нужно. Мне повезло, что я попал в театр на Таганке. Из-за этого я продолжал писать.

Я начал писать не только на магнитофоны, но и для сцены. Потом начал писать для кино. Сейчас я и не представляю себе, как я буду жить, если перестану писать стихи и песни.

Меня часто спрашивают, сколько песен я написал. Я не считал, подсчетов я не веду. Хотя есть люди, которые считают мои песни. Говорят, что их шестьсот. Может, не шестьсот. Может быть, семьсот, может быть, тысяча, может быть, пятьсот. Я не знаю, сколько их. У каждой из этих песен есть свое время, своя история. Поэтому я очень многие песни пою обоймами. Несколько лет назад я пел целую обойму сказок со знакомыми персонажами, но для сказок я придумывал новые сюжеты. А вот уже лет пять сказок не пою. Ни одной сказки не пою совсем. Появляются постепенно новые песни, подготавливается целая серия песен, и потом эту серию я выдаю в какой-то новой аудитории.

Мелодии песен и слова отрабатываются прямо на людях. Я никогда не устанавливаю четкую мелодию. Знаю только ритм. Когда я пишу свои песни, я пишу вместе музыку и стихи. Когда выхожу на аудиторию, то иногда поправляю слова, изменяю мелодию. Примерно через десять-пятнадцать исполнений образуется песня настоящая.

Часто в адрес людей, которые занимаются авторской песней, раздаются упреки, что мы пишем на примитивную музыку. Что мы не имеем вокальных данных. Меня, например, упрекают в том, что я кричу. Но не хотите — не слушайте.

А пишу я так. Ночью беру маленький магнитофончик, гитару и пытаюсь найти ритмическую основу. Для того, чтобы петь, мне нужны зрители. Я всегда прошу зажечь свет в зрительном зале, чтобы видеть ваши глаза. За моей спиной нет оркестра. У меня есть гитара, ваши глаза и желание вам что-то рассказать. У нас с вами возникает какое-то настроение. В другой аудитории оно меняется. Я не могу спеть одинаково два раза подряд. Люди, которые бывали много раз на моих выступлениях, могут подтвердить, что я всегда что-то меняю.

Я очень не люблю, когда мои песни исполняют другие люди. Не люблю по двум причинам. Первое. Певец все равно не споет так, как я. Хуже или лучше — неважно. Можно и лучше спеть, но не так. Ведь я написал и текст, и музыку, и пою так, как хочу, а не как это звучит. И подтексты, и вторые планы, и какие-то образы художественные — это все должен делать автор.

Авторская песня — это отдельный вид искусства. Это не вокал под оркестр. Хотя я записал несколько пластинок с оркестром. Это песни из фильмов, военные песни. Кто-то считает, что это удачно, кто-то считает, что нет. Но я больше люблю исполнять сам свои песни под гитару.

Эстрадная песня имеет ряд преимуществ перед авторской песней. У певцов есть вокальные данные, голоса поставленные, они учились в консерваториях. За ними оркестр громадный. Есть паузы для отдыха. То девочки танцуют, то жонглер покидает что-нибудь. Авторская песня отличается от эстрадной, как классический балет от присядки.

В зависимости от аудитории, от настроения людей в зале я могу немного изменить смысл песни. Печальная песня у меня может стать смешной, если я захочу. Я ее спою в другом ритме. Мои слова — чего хочу, то и делаю, могу поменять. Авторская песня — дело живое. Мы сами пишем музыку, тексты и сами исполняем перед вами без всякой поддержки, с одной гитарой в руках.

А у эстрадных певцов оркестр сзади. Песня сделана в одном выверенном ритме. Она может быть сделана хорошо, но всегда звучит одинаково.

И еще: в эстрадной песне, как ни странно, довольно мало обращают внимания на тексты. Начинают воспевать тополиный пух, который лезет в глаза, в рот, в нос…

Я с уважением отношусь ко многим эстрадным песням. Но, конечно, не к таким:

На тебе сошелся клином белый свет, На тебе сошелся клином белым свет, На тебе сошелся клином белым свет, И мелькнул за поворотом санный след.

Очень глубокомысленно и содержательно. А авторов текста два. Один не справился, пригласил второго.

Эстрадная песня — это прежде всего зрелище. Всегда меняющийся свет, смена номеров. Рампа — граница между зрительным залом и сценой. Если зрелище снять, обнаружится много провалов. Слишком много внимания в эстрадной песне уделяют исполнению и сопровождению. Музыканты хорошие. Делают хорошие оркестровки. Много глубокомысленных песен, в которых нет никакой информации:

…Провожают пароходы Совсем не так, как поезда…