Владимир Высоцкий. По-над пропастью
Шрифт:
В комнату заглянул Высоцкий с большой чашкой кофе. Заглянул через плечо, сказал удовлетворенно: «Ну вот, молодец. Слушай, тут ведь даже придумывать ничего не нужно...»
Свою удивительную историю пленения, побега из немецкого лагеря в самом конце войны и последующих фантастических приключений в Вене Высоцкому в течение нескольких вечеров рассказывал генерал Войтенко. Когда Владимир пересказывал все это Володарскому, драматург сразу профессионально оценил огромный кинематографический потенциал документального материала и сделал себе зарубку на память: обязательно пригодится. Но он не ожидал такого скорого напора со стороны Высоцкого. Хотя знал, что остановить товарища в достижении какой-либо цели, которая в тот момент ему представлялась самой важной и нужной, практически невозможно. Он пер напролом,
Даже, когда отзвенели новогодние куранты, он не унимался, поднимался из-за праздничного стола, подходил к Володарскому с рюмкой и, чокаясь, заговорщически говорил: «Слушай, а вот может быть еще такой поворот...»
За стеной, в соседней комнате, гости Высоцкого продолжали праздновать Новый год, а несчастный сценарист сидел и барабанил по клавишам машинка Хозяин выходил-заходил, подкидывая новые идейки:
— А вот в сцене на вилле...
Володарский кивал, послушно записывал за соавтором, что-то додумывал и ему уже самому не хотелось бросать начатое. Профессиональным нюхом чувствовал: идет, идет, идет! Только бы не спугнуть удачу — знал, что так бывает — значит, надо гнать, пока пишется.
Ушли гости, улеглась спать жена Володарского Фарида, Марина заканчивала греметь посудой на кухне. А они работали, как проклятые. А ведь получалось же, ей-богу!
— Героев четверо: русский, француз, поляк и грузин. Имена? Записывай, Эдик Владимир, Жерар, Даниэль и Вахтанг. Ты понял, кто будет играть? Я, Депардье, Ольбрыхский и Буба Кикабидзе. С ребятами договорюсь, это я беру на себя. Ну, давай дальше пошли! Название будет таким — «Праздники (нет, каникулы!) после войны». Или «Венские каникулы»... Да ладно, потом придумаем, подумаешь, дело какое! Поехали...
Первый рабочий день закончился вместе с сигаретами и кофе в пять утра. Уезжая на утреннюю репетицию, Высоцкий разбудил соавтора, накормил свежайшей отбивной, напоил кофе и пообещал заехать днем.
Вернувшись домой, он сразу ворвался в кабинет:
— Я еще две сценки придумал. Сейчас прочту.
Володарский читал дневные черновики. Все обсуждалось до мелочей. Спорили и ругались. Потом Высоцкий опять уезжал, уже на вечерний спектакль. Когда вернулся, часов в одиннадцать, Марина принимала новую партию гостей, а Володарский сидел за машинкой. Высоцкий тут же присоединился, и творческая гонка продолжалась. Целых пять невероятных суток Шестого января 87 страниц машинописного текста аккуратной стопочкой лежали на письменном столе.
Десятого января Владимир с Мариной улетели в Париж Копии сценария увезли с собой для перевода на французский и английский.
Конечно, поездка в США «потаенными тропами» — из Парижа в Западный Берлин, и только оттуда в Нью-Йорк, — была чистой авантюрой, попыткой лихой игры ва-банк
Когда Высоцкий объявился в Штатах, тотчас всполошился Комитет госбезопасности, вспоминал Виктор Шульман. Градус недоверия к Советам в Америке особенно повысился после недавнего вторжения в Афганистан. Культурный обмен был фактически свернут. В КГБ решили, что Высоцкий замыслил побег. Как раз перед этим невозвращенцами стали Козлов, Годунов...
Воображение Шульмана рисовало картинки, одна кошмарнее другой: Высоцкого берут под белы рученьки, сажают в самолет, отправляют домой, и все деньги, вбуханные в аренду концертных залов, — коту под хвост. А это были первые и последние деньги начинающего импрессарио. Но это в Штатах он был начинающим, а в Союзе все-таки успел пройти такую школу, какая даже прославленному Солу Юроку не снилась. Наспех была придумана легенда, будто бы Высоцкий находится в Совединенных Штатах по приглашению славянских факультетов нью-йоркских университетов и отделов русского языка хайскул для выступлений перед студентами. Представителям «Аэрофлота» даже был представлен руководитель славянской кафедры Куинс-колледжа, профессор Тодд, который отлично знал русский язык, был другом Евтушенко и обладал массой других достоинств. Шульман с ним все отрепетировал, и профессор точно выдал нужный им текст. Специально были собраны студентов. Это был полный спектакль. Дальше были новые претензии, уже к американской стороне: вы Высоцкого пригласили, но при чем здесь Шульман?
Но мы же слависты, ученые, ответили американцы, наняли фирму, которая займется всей организацией. В общем, это всех успокоило, и они позволили Володе спокойно выступать и в Бруклине, и в Куинс-колледже. Затем последовали Бостон, Нью-Джерси, Филадельфия. Концерты строились по обычной схеме: песни, рассказы о театре. С одним лишь нюансом. Перед каждой песней Барри Рубин давал небольшую аннотацию песен, используя слэнг, жаргон, сложные идиомы.Позже Шульман выдал финансовый итог гастрольной поездки — более тридцати тысяч долларов. Плюс статьи в газетах.
Организацией знакомства Высоцкого с Голливудом, а Голливуда с Высоцким занимался Бабек Серуш. Известный чешский кинорежиссер Милош Форман, проживавший в Штатах, условился с продюсером Майком Медовым о проведении коктейль-парти.
Сначала все было традиционно, тихо и степенно. Пили, закусывали, о чем-то говорили между собой, и в сторону Владимира никто даже не смотрел. Он пришел на вечеринку в роли мужа французской актрисы Марины Влади — и все. Но Форман предложил: «Ну, Володя, заспевай». — «Как я могу здесь петь, они же не поймут?» Милош настаивал: «Ну, пожалуйста, Володя. Хотя бы пару песен».
Высоцкий начал петь. Первыми на его пение среагировали Бэлла Давидович и Натали Вуд (немного знающие русский язык). Постепенно певца начали окружать актеры. И, прежде всего, женщины. Лайза Минелли и вовсе пристроилась чуть ли не у ног заморского гостя. Вуд и Давидович на ушко переводили голливудским звездам тексты. «От твоего голоса их бросает в дрожь. Женщины прижимаются к своим спутникам, мужчины курят, — напишет затем в своей книге Марина Влади. — Исчезает небрежность манер... масок не осталось. Вместо светских полуулыбок — лица. Некоторые даже и не пытаются скрывать свой интерес, и, закрыв глаза, отдались во власть твоего крика. Ты исполняешь последнюю песню, и воцаряется долгая тишина. Все недоверчиво смотрят друг на друга. Все они в плену у этого человека в голубом. Лайза Минелли и Роберт де Ниро задают тон, выкрикнув:
— Потрясающе! Невероятно!..»
Марина не скрывала ревности: «Минелли, с ее огромными, во все лицо глазами и накладными ресницами, бросает на тебя плотоядный взгляд...».
Одновременно она испытывала гордость за мужа. На следующий день в выпусках новостей прошла информация, что в Голливуд приехали Марина Влади с мужем, а уехали Владимир Высоцкий с женой.
Естественно, Владимира очень интересовало, как устроились, чем занимаются в Америке вчерашние москвичи. Отыскал скульптора Эрнста Неизвестного. Эрик, как всегда, фонтанировал грандиозными идеями, рассказывал, что готовит оформление балетного спектакля по Достоевскому с Рудольфом Нуриевым в главной роли.
— А какой роман? — поинтересовался Владимир.
— «Преступление и наказание».
— Не может быть! — восхитился Высоцкий. — А ему Свидригайлов не нужен? А то ведь я на Таганке его готовлю. Скоро премьера.
Посмеялись.
«Это была наша последняя встреча, — рассказывал Неизвестный. — Высоцкий в то время не пил, был «зашит». Когда он пришел ко мне в мастерскую, у меня были мои студенты, один из которых покуривал марихуану. В этом не было ничего особенного, в те времена в Америке марихуану курили на каждом углу. Володя отказался от предложения выпить, и сделал пару затяжек марихуаны. Внезапно он впал в форменное безумие — лез драться, срывал с себя одежду. Мы его еле удерживали, потом посадили под душ. Я просто не знал, что делать. Потом кто-то вызвал знакомого врача, тот Володю увез...»
В Нью-Йорке остался экземпляр сценария Высоцкого и Володарского. Миша Барышников обещал помочь с переводом.
На Таганке спектакль по Достоевскому уже шел на выпуск Задерганный Любимов пригласил к себе Смехова;
— Я прошу тебя, Вениамин, сегодня же возьми роль Свидригайлова и давай активно в нее входи...
— Как это? Володя приедет и...
— Не надо мне про Володю! Надоели его штучки и заграничные вояжи! Бери роль и работай!
«Еле отговорился; сказал, что смогу глядеть в текст роли только тогда, когда смогу глядеть ему, Высоцкому, в глаза, — рассказывал Смехов. — При нем — это другое дело. На что был ответ: мол, он же просил у меня твоего Воланда!..»