Владимир

— Я верую только в единого Бога — и императоры Византии и ты, проэдр Василий, это знаете.

— Да, императоры знают и благодарны тебе. Ты оказал великую услугу, убив Святослава.

— Я никогда никого не убивал, — сурово произнес патрикий Феодор, — князя Святослава убил каган Куря.

— За наше золото…

— Да, золото было наше, — согласился Феодор.

— А тебе не страшно там, в городе Киеве?

— А чего же мне бояться? Не один я сижу в Киеве, есть там наши купцы и кроме меня, дворы у них есть и на севере Руси, в Новгороде. Торгуем, проэдр Василий, и торгуем неплохо. Богата земля русская, у нас есть, что им продать, а еще больше можем купить у них.

— А как русы относятся к нашим купцам?

— Хорошо! Русы, проэдр, очень мирные люди и никогда не обманут, не обидят купца. Они страшны только тогда, когда кто-нибудь с оружием вторгается к ним… А мы, прости меня на слове, вторгаемся и вторгаемся к ним.

— Послушай, патрикий, — проэдр вскочил с кресла и несколько раз прошелся по палате, — сейчас Византия не хочет и сил не имеет вторгаться на Русь. Хватит! Я сам видел войско князя их Игоря под Константинополем, [53] Святослава — на Дунае… Благодарение Богу, что этот варвар убит. А что теперь творится на Руси?

53

…войско князя их Игоря под Константинополем… — Игорь Рюрикович, великий князь киевский (? — 945). В 941–944 гг. совершил походы в Византию, с которой заключил договор, сохраненный начальной русской летописью.

— О чем именно ты хочешь знать, проэдр?

— Каков Большой дворец киевских князей? Патрикий Феодор усмехнулся:

— Такого большого дворца, как наш константинопольский, в Киеве нет.

— Меня интересует не сам дворец, а князья.

— Понимаю… На Руси ныне сидят сыновья князя Святослава.

— Сколько их?

— В Киеве сидит Ярополк, под Киевом на земле Древлянской — Олег, они сыновья Святослава и угорской княжны, а еще один, князь Владимир, сидит в Новгороде, он сын князя Святослава и рабыни.

Проэдр Василий вздрогнул: сыну императора и рабыни тяжело было слышать это.

— А кто из них, — спросил он, — лучше всех, то есть с кем из них легче договориться? Слышишь, патрикий, мы сейчас не можем воевать с Русью, я хочу с ней договориться.

— Ты хорошо делаешь, проэдр, с Русью лучше не воевать, а договориться и вести торг. Прежние императоры наши, к сожалению, этого не делали, если же мы установим такие отношения с Русью, тогда скорее удастся и покорить ее…

— Я вижу, ты меня понимаешь, патрикий! Хорошо, будем действовать. Так какой же из князей русских наиболее пригоден для Византии?

— Только киевский князь Ярополк. Он христианин, очень честолюбив, ненавидит своих братьев, особенно сына рабыни, Владимира.

— Он женат?

— Нет, проэдр. Тебя, я вижу, и это занимает…

— Занимает, и даже очень, потому что ты поедешь весной в Киев не только как купец, но и как наш посол, вместе с тобой поедет посольство, а может быть, и епископ… По дороге в Киев вы должны будете найти печенегов…

— Ты задумал убить Ярополка?

— Отнюдь. Наоборот, ты найдешь печенежского кагана…

— Курю?

— Нет, Курю уже знают, он для этого не годится. Ты найдешь другого кагана, дашь ему золота, чтобы он поехал в Киев и заключил мир с Ярополком.

— Мир с Ярополком? Подожди, проэдр! Найти кагана, который возьмет наше золото и заключит мир с Ярополком, очень легко, но зачем это? Я ничего не понимаю, проэдр!

— Потом все поймешь… А вы тем временем поедете вслед за печенегами в Киев, повезете князю Ярополку дары, заключите с ним мир, а кроме того, повезете, возможно, князю и жену.

— О проэдр, я вижу, ты хочешь затеять с князем Ярополком брань большую, чем покойный император.

— На этот раз брань будет без крови.

— Кровь ни к чему! Золотом, проэдр, да если еще к нему прибавить жену, можно достигнуть большего, чем на поле брани…

10

На самом берегу Тибра, на каменистом холме Ватикане, окруженное рвом и валами, стоит мрачное каменное сооружение с башнями, высокими стенами, мостом, который поднимается на ночь, с тяжелыми железными воротами.

Такие же сооружения виднеются и на других холмах — Авентине, Квириналии, Капитолии, — все эти крепости охраняли когда-то древний Рим, раскинувшийся над Тибром и в долинах, его величественные храмы, дворцы, форумы, базилики, памятники, сокровища.

Но здание на Ватиканском холме над Тибром не только крепость. Когда-то у его стен велись жестокие бои, лилась человеческая кровь, ныне же тут живет со своим конклавом [54] наместник Бога на земле — римский папа.

54

Конклав — в переводе с латинского — комната на ключе. Место, куда в строгой изоляции от всего окружающего собираются кардиналы для избрания нового папы римского.

В поздний ночной час папа Бенедикт VII не спит. Он сидит и беседует с епископом Львом, который только этим вечером прибыл в Рим из Константинополя, куда ездил негласно, под видом купца.

— Итак, императора Иоанна не стало…

— Да, всесвятейший, Господь Бог призвал его к себе.

— Уверен, что Господь Бог отдаст его душу только дьяволу. Этот армянский полководец натворил нам столько бед в Средиземном море, как ни один из императоров Византии, Значит, теперь на престоле в Константинополе сидят Василий и Константин.

— Над ними стоит все тот же проэдр Василий.

— О, — усмехается папа, — этот проэдр — хитрая лиса, но он не поведет легионов, как Иоанн.

— Это верно, — соглашается епископ, — он, разумеется, легионов не поведет, но в Константинополе я слыхал, что проэдр освободил кесаря Бориса и тот уже выехал в Болгарию, а на Русь он собирается послать своих послов и епископов.

Епископ умолкает. В палате, где они сидят, царит тишина. Через некоторое время слышится звон сторожевых колоколов на башнях Ватикана, вот долетели такие же, но более глухие звуки — откликнулись Квириналии, Капитолий… Поздно. Скоро, должно быть, начнется рассвет, епископу нестерпимо хочется спать.

Но папа не отпускает его, склонив голову к столу, он думает. Внешне ничто не говорит о том, какие тяжкие и сложные заботы тревожат душу наисвятейшего, на безбородом, высохшем, бледном лице не шевелится ни один мускул, глаза папы полузакрыты, на тонких синеватых губах — мягкая усмешка.

В голове у папы роится тысяча мыслей, старческое его сердце учащенно бьется от напряжения, спрятанные под скатерть пальцы разжимаются и сжимаются в кулаки.

С Ватиканского холма днем видны горы, долины, Рим. Но папа Бенедикт видит отсюда дальше и больше, он вспоминает прежнюю Римскую империю, ее цезарей и императоров, ее мощь, перед которой когда-то содрогался весь мир.