Владычица ночи

Юлиус поднял голову, на его лице играла счастливая улыбка. Одними губами он прошептал:

— Кадмея, я иду к тебе!

В тот же миг он вспыхнул, как свеча, и в считанные секунды обратился в пепел.

* * *

Спустившись вниз, Антуан медленно приблизился к саркофагу. проводя руками по его резной поверхности, он старался привыкнуть к мысли, что ему придется здесь спать. Но вдруг на него нахлынуло какое-то странное ощущение. Чувство какой-то огромной силы, от которой у него заныли зубы. И в то же время она звала его. Будто какая-то часть его самого принадлежит этой силе. Он чувствовал себя ниточкой огромной паутины.

Влекомый любопытством, Антуан поднялся наверх. Он увидел Юлиуса, на губах которого играла блаженная улыбка, видел его пылающее сердце, и как тот вспыхнул, обратившись в пепел. В тот же миг внутри него самого будто что-то оборвалось. Пустота закралась в его душу.

Антуан не мог понять, кто или что могло сотворить подобное с его создателем. Ощущение силы стихло, и он успел заметить лишь какую-то тень, промелькнувшую в дверном проеме. Молодой виконт ринулся за ней, но стоило ему выскочить на улицу, как он тут же почувствовал жуткую боль и жжение в глазах и по всей коже.

Солнце лениво показалось из-за горизонта, и его еще слабые случи огнем жгли Антуана. Утро наступило и заставило его вернуться в спасительную тень дома. Но даже здесь он чувствовал, как все его тело наливается тяжестью, а глаза слипаются. Было только два выхода: остаться и уснуть прямо здесь, и тогда солнце рано или поздно достанет его, или спуститься в ту маленькую комнату и укрыться в саркофаге. После недолгих раздумий Антуан выбрал последнее. Как ни крути, а умирать он не хотел.

* * *

Вернувшись домой, Менестрес скинула плащ и устало опустилась в кресло. Жребий был брошен, назад пути не было. Она посмотрела на свои руки. Даже сама вампирша порой забывала, какая огромная в них скрывается сила. Сегодня она убила Юлиуса, но использовала при этом лишь сотую долю своих возможностей. Да, в этом мире осталось очень немного вампиров, которые помнили бы, что такое ее полная сила, и ее истинное лицо. Многие из ее народа вообще не знают ее лица, считают ее мифом. И практически любого из них она может обмануть, выдав себя за обычную смертную.

Все эти мысли роились в ее голове, когда в комнату тихо вошел Димьен и замер, не желая потревожить свою госпожу. Но она сама поманила его рукой со словами:

— Проходи, Димьен, не стой в дверях.

— Госпожа...

— Завтра, как только сядет солнце, мы уедем из этого города.

— Хорошо, все будет готово.

— Поедем дальше, в Париж. Я должна лично увидеть то, о чем мне рассказывали. И если ее отступничество действительно имеет такие последствия...

— Ее нужно остановить! — жарко воскликнул Димьен.

— Конечно. Я не допущу войны.

— Может, вызвать сестер?

— Нет. Если все так, как мы ожидаем, то это очень серьезно. Я лично должна положить этому конец! Сколько бы времени это не потребовало.

— Я понимаю, и позабочусь, чтобы ничто не задержало ваш отъезд.

— Спасибо.

— Не стоит. Вы знаете, что всегда можете положиться как на меня, так и на Танис.

— Знаю, — ласково улыбнулась Менестрес.

* * *

Антуан проснулся на своем странном ложе, едва погас последний луч солнца. Он не помнил, чтобы когда-либо прежде так спал. Сон был похож на маленькую смерть, но это было даже приятно. Проснулся же он с чувством сильной жажды. Никогда прежде она не была столь всеобъемлющей. Будто каждая клеточка требовала крови. Поэтому, отряхнув от пыли свой камзол, он вышел в ночь.

Надо было зайти домой, но прежде всего утолить жажду, и Антуал направился на поиски жертвы. Ею оказался одинокий прохожий. Вампиру огромных усилий стоило не забрать вместе с кровью и жизнь, но он справился. Покончив с этим, он пошел к таверне Поля. Именно там он оставил свою лошадь.

Он шел по улицам, и столь знакомый ранее город теперь был похож на шкатулку с драгоценностями. Словно слепой, который только что прозрел, Антуан с восхищением смотрел по сторонам. Все, казалось, было наполнено каким-то особым светом. Он и не подозревал, что у ночи существует столько цветов. Он еле сдерживался от желания потрогать, ощутить каждую попадающуюся на глаза вещь.

Собственные новые возможности приводили в восторг и даже немного пугали Антуана. Оказалось, что нет такой стены, на которую он не смог бы взобраться, и нет тяжести, которую он не смог бы поднять, а если ему взбрело бы в голову, он мог бы обогнать лучшего скакуна. Также выяснилось, что он слышит мысли людей, и даже испугался, когда они нахлынули на него все разом. Но стоило ему представить, что их нет, как все стихло. Потом Антуан понял, что может очаровывать людей, тем самым располагая их к себе. Небольшое усилие — и он мог убедить их в чем угодно. Это его очень забавляло.

Но вот и таверна. Его лошадь была в целости и сохранности, к тому же вычищена и накормлена. За это хозяин заслужил лишнюю монету.

Когда Антуан взял поводья, лошадь тревожно зафыркала, попятившись, будто не узнала его. Но стоило новоявленному вампиру посмотреть ей в глаза и ласково потрепать по холке, как она послушно встала, и не выказала ни малейшего недовольства, когда он вскочил в седло, и дальше слушалась его безприкасловно.

Антуан поскакал к родному поместью, перебирая в голове варианты причин, по которым он сможет спокойно не появляться днем дома. Конечно, его родня уже привыкла к его бесшабашному образу жизни, но не до такой же степени! Мать точно что-нибудь заподозрит, а о том, что скажут Клод и отец лучше вообще не думать.

Оставив лошадь на попечение конюха, Антуан попытался незаметно прокрасться в свою комнату, но стоило ему дойти до своей двери, как за его спиной раздался голос Рауля:

— О, Антуан! Наконец-то ты вернулся! Тут все уже с ума посходили, разыскивая себя! Где ты пропадал чуть ли не двое суток?

— Так уж и двое? — усмехнулся молодой виконт.

— Ну почти, — улыбнулся Рауль, но вдруг улыбка сползла с его лица, и он обеспокоено спросил, — Ты вообще себя хорошо чувствуешь? Что-то ты очень бледный. Перепил, что ли?

— Можно и так сказать, — хмыкнул Антуан. — Ладно, я хочу переодеться. Если что, я у себя.

С этими словами он поспешил скрыться за дверью своей комнаты, пока брат еще что-нибудь не спросил о его внешнем виде. Он ведь даже и не представлял, насколько разительна могла быть перемена.

У себя он первым делом как следует вымылся. Ему все это время казалось, что вся та грязь, которая была в его дневном убежище, пристала к нему. Потом с наслаждением надел чистое платье. За процессом одевания он даже не сразу понял, что спокойно смотрит на себя в зеркало. А ведь согласно мифам он, как вампир, не может видеть своего отражения, но с другой стороны, по тем же мифам, он должен и священных предметов не выносить, а он спал в бывшей церкви. Поэтому Антуан решил не забивать себе этим голову. Гораздо больше его интересовали те изменения, которые произошли с его внешностью.