Владыка мира

Глава 18 Принц-воин

– Я решил переместить столицу империи из города Фахтепур-Сикри в Лахор. Приготовления начнутся немедленно. Я и весь двор переезжаем в Лахор через два месяца. Заседание совета окончено.

Стоя в глубине палаты, Салим чувствовал, как его сердце забилось быстрее, когда отец пронесся мимо него и, мелькнув в занавешенном дверном проеме, вышел на залитый солнцем внутренний двор, сопровождаемый своей дюжей стражей в зеленых тюрбанах. Удивленные лица и взволнованный гвалт голосов членов совета свидетельствовали о том, что они были столь же удивлены и потрясены, как и сам Салим, этим заявлением Акбара, которое было сделано в конце привычного, если не сказать нудного заседания совета, где обсуждался уровень налогов с торговли. Только Абуль Фазл казался невозмутимым, делая свои записи хода заседания, и лишь легкая улыбка на его гладком мясистом лице которую он и не пытался скрыть, ясно говорила любому, что Акбар давно обсудил с ним этот шаг. Почему же так часто хочется как следует врезать Абуль Фазлу кулаком, чтобы стереть эту его надменную улыбку, спрашивал себя Салим. Возможно, потому, что он желал, чтобы его отец больше делился с ним своими мыслями. К примеру, это решение переместиться из Фахтепур-Сикри и озадачило, и взволновало его. Ведь отец редко действовал, не обдумав все заранее. Он, вероятно, знал, что, сделав заявление таким образом – с ходу объявив время переселения, – он тем самым покажет, что решение принято и никаких обсуждений и вопросов он не принимает.

Из этого можно заключить, что переселение, должно быть, играет очень важную роль в планах его отца. Но почему? Как старший сын, Салим должен знать, что побуждает отца. К тому же, что это будет означать для самого Салима? Акбар переселит всех придворных? Или какая-то часть все же останется в этих красивых новых зданиях? Будет ли он сам сопровождать своего отца? И что будет с матерью, с Хирабай? Может быть, ее оставят здесь, в ее собственном дворце из песчаника в Фахтепур-Сикри? Очень похоже на то. Салиму пока что очень нравилось проводить время вместе с матерью, как бы редко он к ней ни приходил и как бы часто она ни выступала яростно против его отца. Он беспокоился все больше, так как понял, что может быть разлучен с кем-то из родителей. Нужно узнать, что задумал отец. Разве не имеет он права спросить?

Не давая промедлению ослабить свою решимость, Салим проложил себе путь через толпу собравшихся придворных, которые задержались в дверях палаты, обсуждая переселение в Лахор. Выйдя во внутренний двор, он прошел мимо фонтанов, где бурлила и сверкала на полуденном солнце вода, в собственные покои Акбара. Войдя через деревянные резные двери, которые стражники немедленно перед ним распахнули, юноша увидел, что отец отстегивает свой церемониальный меч. Внезапно вся его уверенность улетучилась, и он замешкался, не зная, стоит ли говорить, или на самом деле лучше уйти так же быстро, как и пришел. Однако отец, успев заметить его, спросил:

– Салим, что тебе нужно?

– Хочу знать, почему мы уезжаем из Фахтепур-Сикри, – выпалил тот.

– Хороший вопрос и очень разумный. Если ты присядешь на тот стул и подождешь, пока я переоденусь, то я дам тебе обстоятельный ответ.

Салим сел на низкий позолоченный стул и начал беспокойно крутить подаренное матерью золотое кольцо, которое он обычно носил на указательном пальце правой руки. Закончив переодеваться, отец ополоснул руки и лицо в золотой миске с розовой водой, которую протянул ему молодой слуга. Затем жестом велел всем выйти и сел на другой стул напротив своего сына.

– Как ты думаешь, почему я решил переместить двор в Лахор, Салим?

На миг тот потерял дар речи, словно потрясенный той легкостью, с какой отец спрашивал его о таких важных вещах. Потом выговорил, запинаясь:

– Не знаю… Я так удивился, что ты собрался покинуть город, который сам же и возвел совсем недавно, затратив столько сил, в честь великого провидца шейха Салима Чишти, а также чтобы отметить рождение моих братьев и мое, и твои большие победы в Гуджарате и Бенгалии… Я не пойму, почему. Именно поэтому и пришел к тебе… узнать… Я слышал, как придворные говорили что-то о водоснабжении.

– Дело не в воде – эту проблему можно было бы решить. И выкинь ты из головы любую мысль о стоимости этого города. Наша империя теперь так богата, что деньги, потраченные в прошлом, не должны и не будут влиять на решения о будущем… Я полагаю, перемещение столицы будет способствовать обретению большей власти, большего богатства для империи – достаточного, чтобы построить десять, даже сто городов, равных Фахтепур-Сикри.

– Что ты имеешь в виду, отец?

– Твой прадед Бабур писал, что если правитель не предлагает своим последователям в будущем войн и захватов, их праздные умы вскоре замыслят восстание против него. А сам я понял, что если монарх не сосредотачивается на завоеваниях, то соседние правители непременно сочтут его слабым и их будущее вторжение в его земли станет лишь вопросом времени. Мы переселяемся в Лахор по той причине, что я намереваюсь еще более расширить границы нашей империи.

У Салима к волнению примешалось облегчение. Отец думает только о завоеваниях и захватнических войнах, ни о чем ином.

– Ты, должно быть, хочешь расширить наши владения с севера, если размещаешь командование в Лахоре. Но в каком направлении?

– Во всех направлениях, где необходимо. Правители Синда и Белуджистана долго представляли для нас угрозу, и мое самолюбие задевало то обстоятельство, что шах Персии захватил Кандагар в те времена, когда Байрам-хан был регентом, – и теперь я должен возвратить эти земли. Тем не менее правитель мудрый и влиятельный не идет против более чем одного врага зараз, и я решил, что моя первая кампания пройдет в Кашмире.

– Разве тамошние правители нам не родня?

– Да. Хайдар Мирза, двоюродный брат моего отца, захватил эти земли во времена Шер-шаха и позже управлял им как вассал падишаха Моголов. Но его потомки – возможно, объясняя это нашим родством – отказались признавать нашу власть и платить нам дань. Теперь они узнают, что в роду может быть лишь один глава и что, если правитель хочет сохранить свою власть – я сейчас говорю не о престоле, – он должен одинаково серьезно воспринимать неуважение, буде исходит оно от узбеков, предки которых являются нашими вековыми противниками, или от его ближних.

Акбар замолчал, и Салим увидел, как заледенел его взгляд. Потом отец продолжил:

– В действительности же последнее, может быть, стоит пресекать даже более сурово, поскольку здесь речь идет о пренебрежении обязательствами, которые они дали. Вспомни своего деда Хумаюна. Скольких трудностей он избежал бы, если б строже обошелся со своими единокровными братьями, когда они выказали неуважение к нему в первый раз.

Даже зная, что отец сейчас говорит только о правителях Кашмира, а вовсе не о его близких, Салим все же невольно вздрогнул.

Принц глядел из качающегося седла-хауды со спины большого слона, который тащился в конце вереницы слонов падишаха через Кашмирскую долину. В этот час, когда рассеялся утренний туман, юноше уже были хорошо видны поверх голов всадников, колонной сопровождавших слонов, крутой склон и глянцевая зеленая листва растущих на нем кустов рододендрона, усеянных розово-пурпурными цветами. Весна пришла в Кашмир поздно, но принесенная ею красота стоила этого ожидания. По изумрудно-зеленой траве были рассеяны красные тюльпаны, сиреневые и фиолетовые ирисы, колыхавшиеся на слабом ветру.

Путешествие в Лахор прошло гладко. Даже мать осталась почти довольна своими новыми покоями, которые оказались столь же просторными, как те, что она оставила в Фахтепур-Сикри; при этом здесь у нее из окон открывался великолепный вид на воды реки Рави. Еще раз собравшись с духом, Салим спросил отца, не разрешит ли он ему сопровождать экспедицию в Кашмир, поскольку в свои почти четырнадцать принц хотел бы приступить к изучению военного дела. И очень обрадовался – и даже немного удивился, – когда Акбар согласился, да еще и предложил ему выбрать себе любого спутника в дорогу. Салим выбрал Сулейман-бека, одного из своих молочных братьев. Тот был с Салимом почти одного возраста и только что возвратился из Бенгалии вместе со своим отцом, который служил там заместителем наместника в течение нескольких лет. Его мать умерла в Бенгалии, и Салим очень мало помнил свою кормилицу. Несмотря на худощавое телосложение, Сулейман-бек отличался немалой силой и всегда был готов присоединиться к принцу в состязаниях или на охоте. Он всегда умел вовремя пошутить и знал, как рассмешить Салима, даже когда тот был совсем не в духе, пребывая в размышлениях о том, что готовит ему будущее.