Власть без славы. Книга 1

Прежде чем Джон Уэст успел ответить, Барни вышел из комнаты.

Он сдержал свое слово — вскоре начали распространяться слухи о том, что Дарби уехал в Америку потому, что ему пригрозили не выпускать его на ринг, если он не запишется в армию, и что причиной провала его американской поездки явились «интересы австралийских дельцов, наживающихся на боксе».

Гнев австралийских любителей спорта обрушился на Бэкона. Стоило ему выйти на улицу, как раздавались крики: «Вот убийца Лу Дарби!» Когда в Сиднее демонстрировался фильм, в котором универсальный спортсмен Бэкон играл главную роль, публика свистела, шикала и кричала: «Он убил Лу Дарби!» Вскоре Бэкон уехал в Америку и никогда больше не показывался в Австралии.

Джону Уэсту удалось избежать гнева поклонников Дарби. Во всей Австралии Барни смог найти лишь одну газету, которая согласилась опубликовать его заметку, но и та не решилась связать имя Джона Уэста с таким серьезным скандалом.

Однажды вечером Билл Эванс шагал по улицам, направляясь на свидание с Нелли в гостиницу, где она сняла для них комнату на имя мистера и миссис Смит. Он был в мрачном настроении. Нет, надо как-то положить конец этим шашням.

Нужно быть последним негодяем, чтобы изменить Мэртл как раз теперь, когда она ждет ребенка. Последнее время она стала такой подозрительной, и винить ее в этом нельзя. У нее был такой недовольный голос, когда она спросила: «Куда это ты уходишь, Билл? Неужели ты не можешь посидеть дома? Опять бросаешь меня одну».

Мэртл нервничает, то и дело плачет — точь-в-точь как перед рождением первого ребенка. Господи, да она с ума сойдет, если узнает! Неизвестно, что она может сделать, — чего доброго, еще загубит ребенка. Мэртл — хорошая жена, а его за такие штуки надо бы исколотить до полусмерти. А если узнает Джон Уэст… От этой мысли Эванса бросило в жар. Убьет, пожалуй. Ему не впервой. Билл представил себе извещение о своей смерти в газетах: «Вчера вечером в Ярре было найдено тело неизвестного мужчины». Боже милостивый!

Надо совсем с ума спятить, чтобы завести шашни с женой Джека Уэста. Нет, он, должно быть, и вправду рехнулся. Нелли! Она вызывала в нем и страсть и жалость. Он не чувствовал угрызений совести из-за Уэста — так ему и надо, пусть бы обращался с ней получше. Нелли не раз жаловалась на своего мужа — он угрюмый и раздражительный, говорила она, а в любви он просто животное — никогда ни капельки нежности. Он вовсе не религиозен, все это лицемерие; у него есть своя святая троица — Деньги, Собственность и Власть. Он плохой человек — у него на службе состоят убийцы и всякие преступники; Нелли не сомневалась, что он и сам убивал людей или подстраивал убийства. Она рассказывала Биллу о том времени, когда жизни ее мужа угрожала опасность, о его телохранителях и своей уверенности в том, что взрыв бомбы у О’Флаэрти — дело его рук.

Билл Эванс сошел с трамвая и, оглянувшись по сторонам, вошел в гостиницу. Как всегда, он страшно боялся, что его кто-нибудь узнает. Мистер и миссис Смит! Боже милостивый!

Билл отпер дверь и сел на кровать. Он давно уже перестал испытывать радостное волнение перед этими свиданиями. Он отведал запретного плода и теперь думал только о том, как бы избежать изгнания из рая. «Нужно сегодня же покончить с этой опасной историей», — твердил он себе.

Нелли запаздывала. Это на нее не похоже — неужели что-нибудь случилось? Он подошел к туалетному столику и от нечего делать стал шарить в ящиках, И к чему она делает ему подарки? Все равно он не может взять их домой и пользоваться ими. Рубашки. Галстуки. Часы. Ботинки. Носки. Белье. А в платяном шкафу висит отличный костюм. Боже милостивый! И учит его говорить, как англичане. Надо же ему строить из себя такого дурака!

А что можно с ней поделать? Она не вертушка — она уверяет, что изменяет Уэсту в первый раз, и я ей верю. Она в меня влюбилась. Хочет, чтоб я убежал с ней в Квинсленд или за границу. Положим, от Уэста нам нигде не скрыться. Он найдет нас на краю света. По правде говоря, она ведет себя чересчур смело. Ей уже мало свиданий в этой комнате — она хочет ездить со мной по воскресеньям за город и ходить в кино. Видно, так и будет продолжаться, пока не узнают Мэртл или Уэст, и тогда… Боже милостивый!

Он услышал знакомые шаги Нелли в коридоре, и в нем снова зашевелилась страсть. Он знал, что никогда не сможет порвать эту опасную связь; знал, что будет подчиняться ходу событий, пока кто-нибудь не положит этому конец — либо Джон Уэст, либо Мэртл, а может, и оба вместе!

Прошло лето 1917 года, а Джон Уэст все еще не подозревал о неверности жены. Смерть Лу Дарби уже изгладилась из его памяти, и вниманием его снова завладели деловые интересы и война.

Как-то, в ноябрьское воскресенье, к нему неожиданно явился архиепископ Мэлон. Джон Уэст был удивлен, но доволен, ибо недавно решил, что ему следует как можно скорее помириться с церковью. Уэст понимал, что момент для этого неблагоприятный, но находился в мирном настроении.

— Завтра в вашей конторе вас будут ждать депутаты от Католической федерации, мистер Уэст, — сказал архиепископ Мэлон. — Я решил, что мне следует прежде повидаться с вами. Они будут просить один из ваших ипподромов для большого митинга. Мы просили уступить нам территорию выставки, но получили отказ.

— Вы знаете мои убеждения, ваше преосвященство, — ответил Джон Уэст. — Если митинг устраивается для того, чтобы вызвать раздоры и помешать военным усилиям, то я не желаю быть причастным к нему.

Архиепископ Мэлон замялся.

— Вы всегда высказывали свою симпатию к ирландскому народу, мистер Уэст.

— А как же! У меня ведь мать ирландка. Славная была старуха.

Джон Уэст обернулся и поглядел на фотографию матери. Ему часто приходилось слышать, как она гневно осуждала Англию за угнетение Ирландии. Он не сомневался, что на теперешние события мать отозвалась бы точно так же, как большинство ирландских католиков в Австралии, но его ни на секунду не покидал страх за свое богатство — что будет с ним, если Англия проиграет войну?

— Ваша матушка, вероятно, была прекрасная женщина, мистер Уэст.

— Лучше всех матерей на свете. Она — потомок ирландского короля Брайана Бору.

Джон Уэст еще в детстве как-то раз услышал об этом от матери. Он никогда не верил в королевское происхождение миссис Уэст, но сейчас это показалось ему правдивым и веским доводом.

— Никто не питает такой симпатии к Ирландии, как я, — сказал он. — Но ведь сейчас война. Положение на фронтах улучшилось. Победа вот-вот будет в наших руках. Мы не должны допускать никаких раздоров. Я получаю сотни писем от солдат с фронта. От людей, которые записались в спортсменскую тысячу. Вот послушайте, я вам прочту одно из них.

Джон Уэст вынул из бумажника письмо и прочел вслух несколько выдержек.

Автор письма сообщал, что австралийцы — лучшие солдаты в мире, что только несколько австралийских дивизий могут спасти положение, что армия срочно нуждается в подкреплении.

— Вот что говорят наши ребята на фронте. У меня сотни таких писем. А вы хотите, чтобы я отдал свой ипподром для митинга, который может создать одни только раздоры.

— Никаких раздоров не будет. Это митинг сочувствия Ирландии.