Власть без славы

Неизвестно, насколько серьезными были переговоры. Это зависело от расстановки сил на континенте: друзья так легко превращались во врагов, что брачный союз между королевскими фамилиями мог распасться еще до того, как стороны придут к окончательному решению.

Длительные торги за приданое навели меня на мысль, что мое предполагаемое замужество, знаменовавшее собой политический альянс Англии и Франции, было предупредительным жестом в сторону императора Карла. Отец предложил дать за мной приданое в двадцать тысяч крон, Франциск запросил двадцать пять. Шарль Орлеанский был не старшим, а вторым сыном короля – подчеркнула английская сторона. Неизвестно, что ответили французы, но не исключено, что выразили сомнение относительно моих прав на престол.

Торги шли долго и, похоже, безрезультатно, но мой душевный покой был нарушен. Я мечтала о семейном счастье, о детях, которых любила бы, как любила меня моя мать. А очередное безнадежное сватовство делало эту мечту все более недостижимой.

В конце концов я слегла в горячке. Врачи полагали, что мой недуг душевного свойства. Я никогда не отличалась нервозностью, однако нередко впадала в меланхолию. Жизнь, прожитая в постоянном страхе, в ожидании неминуемой гибели, пагубно отразилась на моем здоровье.

На этот раз мне было по-настоящему плохо. Из-за слабости и головокружения я не могла встать с постели, голова раскалывалась, судороги сводили мышцы.

Отец был не на шутку встревожен.

– Ты непременно должна поправиться, – говорил он. – Твой долг – быть рядом со мной вместо королевы.

Я слабо улыбнулась – мне было безразлично, какую роль отводил мне король.

Мое лечение было доверено лучшему врачу королевства – доктору Баттсу. Он знал причины моей болезни, и под его неусыпным наблюдением я начала поправляться.

– Леди Мария физически здорова, – уверял Баттс. – Если бы она могла жить спокойной, нормальной жизнью, познать радость материнства, то, готов дать руку на отсечение, ее перестали бы мучить эти головокружения и боли.

Приехал отец и сказал, что меня с нетерпением ждут во дворце.

Через неделю-другую я была совершенно здорова.

Отец был прав – на всем пути до королевского дворца люди горячо приветствовали мое появление. Их радостные возгласы музыкой отзывались в моем сердце. Хотел ли король потрафить своим подданным, всегда относившимся ко мне с любовью, или же он и вправду воспылал ко мне отцовскими чувствами, но, как бы там ни было, он не скупился на монаршие милости.

Рождество отмечали в Хэмптон Корте.

Отец лично показал мне мои покои.

Я с восторгом осматривала комнаты, а он счастливо улыбался, помолодевший, довольный, что может доставить удовольствие своей дочери.

– Ты займешь место королевы, – сказал он.

Тогда я пропустила мимо ушей пророческий смысл этих слов, приняв их за выражение отцовских чувств.

При дворе даже те, кто в былые времена не удостаивал меня взглядом, теперь стали любезными и обходительными. Мне было смешно, но приятно. Возможно, доктор Баттс прав, думала я. Мой недуг коренится в тоске и скуке.

Отец всегда и во всем не знал полумер: любовь ко мне, которой до той поры, казалось, не существовало вовсе, теперь била через край. Он осыпал меня драгоценностями, присылал на выбор изысканные наряды. Радовался, когда я хорошо выглядела. Он относился ко мне, как к любовнице, – по-моему, он просто не знал, как быть отцом.

Чапуи потирал руки от удовольствия. Потом я поняла почему: отец снова искал дружбы с императором, вступив в конфликт с Францией. А моему кузену ничто не доставило бы большего удовлетворения, чем мое приближение к трону. Он прекрасно знал о состоянии здоровья отца и Эдуарда. Последствия были вполне предсказуемы: моя мечта вернуть Англию в лоно римской церкви уже не казалась такой несбыточной.

Отец постепенно приходил в более спокойное расположение духа и снова стал устраивать при дворе пышные празднества. Правда, он уже не мог совершать в танце головокружительные пируэты, но по-прежнему был центром всех придворных забав. Окружающие делали вид, будто перед ними все тот же молодой, стройный, сильный весельчак и кутила.

Друзья и враги на континенте терялись в догадках – в чью сторону повернется английский король. И он выбрал императора. Теперь Франциск, торговавшийся из-за приданого, должно быть, кусал локти – война Англии с Францией казалась неизбежной.

Похоже, любовь ко мне отца была неподдельной.

Я понимала: да, он совершил чудовищные, непростительные вещи, но загадочная особенность его натуры была такова, что об этом забывалось, как только он одаривал тебя добрым взглядом или заражал безудержным весельем.

– Я счастлив, дочь моя, – говорил он, – что между нами снова мир. Мы с тобой оба – жертвы дьявольского колдовства. Нас хотели разъединить, но теперь, хвала Всевышнему, все позади.

Я почти верила его словам, и это было еще одним удивительным свойством его натуры – он умел заставить и себя, и других поверить во что угодно.

– Полагаю, у меня есть долг перед своим народом. Мне необходимо жениться, – сказал он однажды.

Я насторожилась – он подумывает о новой жене!

– Да, дочь моя, это мой долг, – повторил он, грустно покачав головой. – Король должен иметь много сыновей, а у меня… Эдуард да моя чудесная дочь.

Он похлопал меня по колену и повторил:

– Я должен оставить после себя сыновей.

Спокойная жизнь закончилась, мелькнуло в голове, еще одна несчастная будет брошена на закланье. Меня объял трепет – у кого хватит смелости стать его очередной женой?

– Мария, я уже не молод, – продолжал он. – Эта нога… эта проклятая нога… ты не представляешь, как я страдаю.

– Всем сердцем сочувствую Вашему Величеству, – ответила я.

– Знаю, знаю, – он снова похлопал меня по колену. – Это испытание, посланное мне Богом. Мне нужна добрая женщина, которая не будет досаждать мне… Не слишком молодая… Приятной наружности… Знающая, что к чему, не куколка… Не дура… Нежная и любящая… Чтобы мне с ней было спокойно и приятно.

– Где же найти такую, Ваше Величество?!

– Да, ты говоришь мудрые слова. Может статься, и не найду.

Итак, скоро у нас будет новая королева…

* * *

Двор гудел, как пчелиный улей, – король ищет новую жену!

На этот раз, шептались придворные, он не пошлет за заморской невестой и ради политического союза не возьмет кота в мешке, а будет выбирать сам, чтобы обеспечить себе спокойную старость.

Я поехала навестить Анну и нашла ее очень взволнованной.

– Мой брат надеется, что король возьмет меня назад, – сказала Анна.