Власть подвала

– Ничего личного, – сказал я. – Я тебя шлепнул просто для того, чтобы ты понял. Здесь больше нет хозяина и больше нет раба. Ты меня больше не удержишь силой. Но я привык к этому подвалу и мне здесь нравится. Я остаюсь, а на твою долю остается меня обслуживать.

Он уже пришел в себя.

– Что тут случилось? – снова спросил он.

– Я договорился с дьяволом. Если не веришь, могу продемонстрировать.

Я бросил в него огненный шар. Шар раздвоился и повис слева и справа от его головы.

– Не двигайся.

– Убери, пожалуйста.

Я убрал.

– У тебя еще есть сомнения?

– Ты не боишься? – спросил он и в его глазах я прочел такой ужас, что заразился ужасом сам – моя душа будто мгновенно покрылась инеем.

– Забирай и уходи. Кровь я вытру сам.

Когда он ушел, я выбил деревянную дверь полностью и выстрелил лифтом в воздух, как ракетой. Маленький бетонный домик наверху снесло взрывом. Лифт грохнулся на землю секунд через пятнадцать – значит, взлетел высоко. В лифтовой шахте я поставил бетонную заглушку трехметровой толщины. Теперь я был полностью замурован и предоставлен сам себе. Я здесь как в подводной лодке на дне океана.

У меня здесь даже автономное снабжение кислородом. Ведь бункер был построен на случай атомной войны. Конечно, они попробуют для начала перекрыть мне подачу атмосферного воздуха. Посмотрим, что у них получится.

В коридорчике была и вторая дверь. За ней я нашел блок управления системами жизнеобеспечения. Насколько я понял инструкции, все было довольно просто и рассчитано на работу одного оператора. Без кислорода я мог продержаться в течение месяца. Кроме того, здесь были мощные системы фильтрации и регенерации воздуха, которые позволяли продержаться без особого комфорта, но неограниченно долго. Была и собственная электростанция. Системы внешнего слежения оказались отключены. Ничего страшного.

Я предупредил по телефону, что каждый, кто попытается нанести мне вред, будет испепелен на месте и, для большей наглядности, тут же поджег шесть деревьев у дома. Я думаю, что после этого они десять раз подумают прежде чем сунуться сюда.

Честно говоря, все что я сделал, было совершенно неразумно. Я не думал, я был опьянен своей властью и делал первое, что приходило в голову. Я понял это только вечером, когда успокоился и приготовился ко сну. Или кто-то другой действовал через меня. Впредь я буду осторожнее.

Около одиннадцати вечера мне попробовали отключить электричество. Тогда я ударил молнией в крышу дома. Не знаю, насколько эффектно это выглядело снаружи, но лампочки снова загорелись. Через минуту зазвонил телефон. Передо мною вежливо извинились за временные неудобства по техническим причинам. Кроме того, попросили убрать шаровую молнию, висящую в гостиной.

– Кого-то убило? – спросил я.

– Нет пока.

– Это вам очень повезло.

Молнию я убрал.

Под утро, часов около пяти сработала система автоматической очистки воздуха. Эти твари попробовали задушить меня ядовитым газом. Их не испугала перспектива быть испепеленными. В ответ я раскалил до красна все мелкие металлические предметы в доме, включая гвозди, шурупы, дверные ручки, ложки и вилки. После этого никаких провокаций не было.

Всю ночь я пытался заснуть, но не мог. Я пробовал считать прыгающих коз, потом слонов, идущих к водопою. Пробовал закрывать все ящички моей памяти, как советовал, кажется, Наполеон; пробовал представить шахматную доску и играть сам с собой; пробовал представить себя ласточкой, парящей в небе. Ничего не помогало. Под утро я страшно устал от этих бесполезных усилий. Потом стал вспоминать что-то несерьезное, расслабился и почувствовал себя прекрасно отдохнувшим. Кажется, теперь я не нуждался во сне, как и все не-люди.

Порвалась еще одна нить, связывавшая меня с человечеством. А жаль. Сколько я себя помню, я всегда видел отличные сны. Порой мои сны не уступали лучшим фильмам. Они были многоцветны, точны, неожиданны, глубоки и метафоричны.

Иногда они повторялись или продолжали друг друга. Изредка бывали даже вещие сны, предсказывавшие всякие мелочи. Говорят, что Стивенсон вначале все свои вещи видел во сне, а уже потом записывал их на бумаге. Я мог бы делать то же самое. Мои сны никогда не бывали тривиальны. И все-таки, треть жизни. Я провел во сне больше десяти лет. Теперь этого уже не будет. У меня появится больше времени для других, более важных занятий. Поэзия уступит место бухгалтерии. Жаль, если это навсегда.

18

– А ты подумал, что будет, когда я отберу у тебя все, что дала? – спросила она.

Сейчас она предстала в виде старухи, очень древней, но с молодыми глазами и точным движениями иссохших рук. Она стояла в длинной белой рубашке и расчесывала седые волосы; волосы идеальной седины, я бы сказал. На ее лице от морщин не осталось свободного места.

– Взлетевший всегда рискует упасть, – ответил я.

– Тогда ты умрешь, замурованный в этой коробке.

– А тебе прийдется искать нового апостола. Но мы ведь не будем ссориться?

– Кто знает. Как твои поиски? Ты уже нашел свою родину?

– Нет, но я много узнал.

– Ну-ну.

Она прямо на глазах стала стариться; сейчас ей было лет сто, не меньше. Я еще никогда не видел такой старой женщины. Сейчас она была сама смерть.

– Как я тебе нравлюсь? – спросила она.

Теперь от нее остался лишь скелет, обтянутый чем-то вроде желтой тонкой бумаги.

– Почему ты пускаешь меня туда? Если я не вернусь?

– Погибнуть можно на каждом шагу. Там, здесь, где угодно. Можно упасть с любимого стульчика и убиться насмерть. Но осторожный проживет долго. Считай, что это тренировка. Она тебе еще пригодится.

– Зачем?

– Люди умеют больно кусаться, особенно если чувствуют для себя угрозу. Но сегодня ты действовал хорошо. Так как надо. Без колебаний, быстро, на одном инстинкте, на пределе возможностей.

– Ты хочешь сказать?

– Конечно. Последний из миров, тот, где нужно было убивать. Это был всего лишь тренировочный стенд. И тренировка не пропала зря.

– И все остальные миры тоже были декорациями?

– Нет. Остальные настоящие. Но какая тебе разница, если ты еще не научился их различать?

– Я научился. Дело в людях.

– Вот именно, дело в людях. Ну ладно, иди порезвись. Ты ведь хотел спросить разрешения. Я разрешаю.

19

Первый мир, в который я попал, поначалу показался мне просто замечательным.

Я оказался в курортном городе: что-то вроде Ялты, но не так много народу и не так много пошлых прелестей современной цивилизации. Во всем хороший вкус.

Никакой дряни, пьяни и разбогатевших уголовников. И, в то же время, никакой чопорности и закомплексованности. Все просто, красиво и естественно. Везде цветущие деревья неизвестных мне пород, отдаленно напоминающие крымские. Пляжи бесплатны.