Власть в тротиловом эквиваленте. Наследие царя Бориса
Шрифт:
В 80-е годы чечено-ингушский официоз усилил героизацию личности абрека Зелимхана Гушмазукаева. Колхоз имени Зелимхана, улицы имени Зелимхана, фильмы и книги о нем — что-то вроде «Жития святого Зелимхана». Молодежь должна была ему подражать и следовать примеру героя.
Как гимн, звучала по утрам кантата Гешаева:
Когда над горами сгущался туман И был камнепад небывалый, В Харачое родился абрек Зелимхан, Гроза всей России немалой…А чем он прославился, шастая
Со стороны Чечено-Ингушетия тогда не выглядела мятежным регионом. Но внутри стояла предгрозовая духота — русские семьи стали покидать республику.
В один из приездов в Грозный я не нашел на прежнем месте памятник генералу Ермолову — его задвинули в грязную нишу и обмотали колючей проволокой. Зато при въезде в ущелья стоял во всей красоте в гипсе и бронзе абрек Зелимхан — в бурке, папахе, держа под уздцы вороного коня.
А экономика автономной республики едва волочила ноги. Первым секретарем Чечено-Ингушского обкома КПСС прислали из Куйбышева Владимира Фотеева. Энергичный, умный человек, он был стреножен указанием центра: «Нам не важны показатели — нам нужна тишина в республике».
— О какой эффективности вы говорите? — морщился Фотеев от моих неуместных вопросов. — Все тейпы требуют себе руководящие должности. Чтобы всех ублажить, приходится дробить совхозы и предприятия, создавать новые начальственные посты.
В обкоме я встретил и Доку Завгаева — он был тогда уже вторым секретарем обкома КПСС и отвечал как раз за идеологию. Прикидываясь несведущим, я спросил его:
— А что это у вас за джигит с конем у каждого въезда в ущелье?
— Ну, не у каждого, а кое-где стоит, — уточнил Доку Гапурович. — Это наш национальный герой Зелимхан.
— Тот, что промышлял грабежами?
— Да, тот. У каждого народа свои герои, — философски произнес Завгаев.
(Летом 1989 года, на волне горбачевской раздачи страны национальным баронам, «философ» станет первым секретарем этого обкома КПСС — начнется бурное вытеснение с руководящих постов нечеченских кадров и насаждение примитивизированного ислама. Главный коммунист Вайнахии ковал, пока горячо: за два года — до сентябрьских событий 91-го — в республике вместо школ построили 200 мечетей, открыли исламские университеты в Курчалое и Назрани. Осенью 90-го Верховный Совет Чечено-Ингушетии под предводительством Завгаева принял Декларацию о ее государственном суверенитете и пригрозил подписать Союзный договор с другими республиками СССР, т. е. остаться в составе Советского Союза, только после «возврата отторгнутых территорий Ингушетии».
Первый секретарь пытался усидеть на двух стульях — коммунизме и вульгарном исламе. Но шмякнулся между ними. Позже, после провала Завгаевым всех чеченских миссий Ельцин назначит его Чрезвычайным и Полномочным послом России в Танзании, а Путин сделает замом министра иностранных дел РФ — не по каким-нибудь второстепенным вопросам, а по финансовым. Бнай Брит не позволяет
вассалам разбрасываться полезными для Суперордена кадрами).Кажется, перенасытил я себя удовольствием слушать по утрам кантату о Зелимхане. Теперь трудно спуститься с ее высокого слога. Так вот «когда над горами сгущался туман», тогда и готовилась почва под такое событие, как явление Дудаева Джохара народу.
В начале сентября 91-го архаровцы Дудаева захватили грозненский телецентр и Дом радио. Для нашего министерства печати это стало чрезвычайным событием. Из Грозного мне звонили журналисты — их не пускают в рабочие кабинеты.
Я пытался связаться с главой Чечено-Ингушской республики Доку Завгаевым, но в приемной ответили, что сами ищут его не первый день.
Направить в Грозный кого-то из министерских чиновников? Но это выглядело бы не по-мужски. Положение такое, что надо отправляться самому.
Я позвонил президенту Ельцину — получить разрешение на поездку (так было положено). Он дал «добро» без особой охоты и сказал:
— Туда я направляю Бурбулиса с группой — вы присоединитесь к нему.
Потом добавил:
— Посмотрите там все своими глазами и мне доложите.
В начальственных кабинетах Грозного гулял ветер — был полный вакуум власти. Я взял в помощники двух влиятельных знакомых чеченцев и приехал в телецентр. После долгих препирательств вошли в здание, а там — бедлам. По углам высокими кучами лежали буханки хлеба, на полу — грязные тулупы, от которых тянуло прелой овчиной, на подоконниках стояли пулеметы Симонова со свисающими заправленными лентами.
Какой-то молодой вайнах подскочил и попытался сорвать с лацкана моего пиджака знак народного депутата СССР.
— Брысь, салага! — сказал я ему по-чеченски (этому меня научили вайнахские одноклассники еще в Восточном Казахстане) и ребром ладони резко ударил по бицепсу. Рука нападавшего обвисла а другой он потянул к себе автомат. Но бородач-боевик сказал ему что-то строгое, по-чеченски — инцидент был исчерпан. Мы повели разговор.
Приказ захватить телецентр был отдан Дудаевым, и уйдут они отсюда только по приказу Дудаева. Так объяснили мне ситуацию архаровцы генерала.
Группа госсекретаря Геннадия Бурбулиса (в ней были начальники из МВД РСФСР) уже встречалась с Дудаевым, и я назавтра присоединился к ней. Захват телецентра был только частью возникших проблем.
Джохар со своей командой располагался на окраине Грозного, в двухэтажной школе. Воды в здании давно не было, а в обесточенные туалеты люди ходили тоже давно — это было видно по заросшим дерьмом унитазам и их окрестностям, а также слышно — по вони, щипавшей ноздри даже в коридорах и комнатах. В одной из таких комнат мы проводили переговоры.
Перед школой располагалась небольшая площадь — на ней группа старых чеченцев кружила в своем ритуальном танце (в результате трехдневных наблюдений я взял себе на заметку: около семи часов вечера старики-чеченцы расходились по домам, площадь пустела, и дудаевская команда с десятком охранников оставалась одна. При желании ее можно было интернировать вертолетным десантом «без шума и пыли»).
Усы выдают характер мужчины. Хозяева пышных усов, как правило, открытые люди, без вождистских амбиций, в военном деле — рубаки. А тонкая строчка под носом — признак высокого самомнения, коварства их обладателя. Такие люди и в гражданской жизни, и в военном деле стремятся взобраться на высокие командные должности.