Властелин колец
Шрифт:
Сэм молча кивнул, взял руку хозяина и наклонился над ней, но не поцеловал — только уронил несколько слезинок. Потом он отвернулся, провел по носу рукавом, встал и принялся прохаживаться взад–вперед, пытаясь насвистывать какую–то мелодию и повторяя:
– Так куда же этот урод проклятый подевался?! В конце–то концов!
Голлум, впрочем, скоро вернулся, но подкрался так тихо, что Сэм и Фродо заметили его, только когда он неожиданно появился прямо перед ними. Пальцы и губы у него были перепачканы черной грязью. Он пускал слюни и что–то жевал. Что именно — хоббиты спрашивать не стали. Об этом даже думать не хотелось.
«Черви, жуки или еще какая–нибудь склизкая пакость, — решил Сэм. — Брр! Смотреть тошно! Бедный уродец!»
Голлум не проронил ни слова, пока не напился вдосталь и не умылся в ручье. Закончив, он наконец соизволил подойти к хоббитам, облизывая на
– Теперь еще куда ни шло, — объявил он. — Ну как? Выспались мы? Готовы в дорогу? Хорошие хоббиты. Как они сладко спали! Молодцы! Верят теперь Смеаголу? Очень, очень хорошо!
Следующий переход почти ничем не отличался от предыдущего. Стены оврага становились все ниже, превращаясь в обыкновенные берега, а дно делалось все более пологим и ровным. Русло ручья запетляло. Ночь кончалась, но луну и звезды закрывали тучи, и приближение дня можно было угадать только по тусклому серому свету, постепенно разливавшемуся в воздухе.
Был зябкий предутренний час, когда путники подошли к устью ручья. Берега сошли на нет, превратившись в низкие, замшелые взгорбия; ручей, журча, перекатывался через последний камень, источенный водой, и пропадал в буром болоте. Сухие тростники шелестели и потрескивали, хотя ветра не ощущалось.
Впереди в тусклом полумраке простирались бескрайние топи. Над темными, гнилыми болотными окнами вился и клубился туман. В стоячем воздухе висело удушливое зловоние. А там, далеко, почти на юге, маячили горные бастионы Мордора — черная гряда лохматых туч, кочующих над туманным, сулящим неведомые опасности морем.
Теперь Голлум мог делать с хоббитами все что угодно. Они не знали, да в таком тумане не смогли бы и определить, что, по сути, находятся всего лишь у северной оконечности болот. Настоящая трясина начиналась правее. Знай хоббиты эти края получше, они могли бы, пожертвовав парой дней, вернуться назад, обогнуть болота с севера и по твердым, хорошим дорогам дойти до каменистой пустоши Дагорлад, где пред Вратами Мордора в древности разразилось знаменитое сражение. Впрочем, толку в этом путешествии было бы немного. Бесплодная пустошь не обещала никакого укрытия, к тому же Дагорлад был изрезан дорогами, которыми постоянно пользовались орки и другие слуги Врага. Даже лориэнские плащи не спасли бы хоббитов на тех путях.
– Куда пойдем, Смеагол? — спросил Фродо. — Неужели надо непременно брести через эти зловонные болота?
– Вовсе нет, — ответствовал Голлум. — Вовсе нет! Особенно если хоббитам не терпится поскорее добраться до темных гор и засвидетельствовать Ему свое почтение. Чуть–чуть назад, чуть–чуть вбок, — он вытянул тощую руку, показывая на северо–восток, — и хоббиты выйдут на твердые, холодные дороги, а дороги приведут их к воротам Его страны. Там Его слуги, много–много. Они нарочно высматривают гостей и очень им радуются, да, да. Берут под руки и ведут прямо к Нему, о да. Его Глаз днем и ночью на тех дорогах. Когда–то он заприметил там Смеагола, и его схватили. — Голлума передернуло. — Но с тех пор Смеагол многое узнал, о да, о да! У него есть глаза, у него есть ноги и нос тоже. Теперь я знаю другие пути. Трудные, да, не такие короткие, да. Но гораздо лучше. Там он вас не увидит. Слушайте Смеагола! Он может провести вас через трясину. Там вас укроет туман. Хороший, густой туман. Идите за Смеаголом, только осторожно, след в след! И тогда, может быть, вы успеете уйти довольно далеко, прежде чем Он вас поймает, — да, да, очень может быть!..
Уже наступил день — угрюмый и безветренный. Над топями лежали тяжелые, зловонные толщи тумана. Сквозь низкую, сплошную пелену туч не пробивалось ни лучика. Голлум, по всей видимости, хотел сразу идти дальше, не теряя ни минуты, так что после краткой передышки они вновь пустились в дорогу и вскоре оказались отрезаны от всего мира. Горы — и те, с которых они спустились, и те, куда они держали путь, — скрылись из виду. Путники брели медленно, друг за другом: Голлум, Сэм, Фродо.
Было впечатление, что усталость одолевает Фродо больше, чем остальных, и, хотя шли они медленно, Фродо то и дело отставал. Вскоре обнаружилось, что трясина тянется не сплошь. Болото состояло из прерывистой цепи широко разлившихся луж, влажных мшаников, блестящих ок'oнец и извилистых полузаросших ручьев, среди которых наметанный взгляд искушенного проводника вполне мог отыскать вихляющую, но надежную тропку. Голлум был искушен достаточно, однако здесь требовалось все его умение. Принюхиваясь, он вертел головой на длинной шее и беспрестанно что–то бормотал. Иногда он поднимал руку, веля хоббитам стоять на месте, а сам на четвереньках проползал немного вперед, проверяя,
не слишком ли там топко, а иногда припадал ухом к земле, точно прислушиваясь.Вокруг все было однообразно до тошноты. В этом заброшенном краю все еще царила промозглая зима. Здесь не встречалось никакой зелени — только накипь лиловых водорослей колыхалась на мутных, угрюмых водах. Кое–где в тумане вырисовывались ости сухих колосков травы и гниющие стебли тростника — тощие призраки давнего, позабытого лета.
К полудню слегка прояснилось. Туман поднялся, поредел и стал прозрачнее. Где–то там, над плотными испарениями земли, в торжественно–ясных странах, над белой облачной твердью свершало свой извечный путь солнце, но здесь, внизу, только бледный помутневший призрак дневного светила угадывался сквозь толщи пара. Он не грел, не вызывал к жизни красок, но Голлум корчился и ежился даже от такого слабого напоминания о Желтом Лице. Наконец он остановил отряд, и путники примостились у края густых камышовых зарослей, как маленькие затравленные зверьки. Стояла глубокая тишина; только иногда пустые соцветья слабо скреблись об ее поверхность, не нарушая глубины безмолвия, да сухие стебли почти неслышно шелестели от неощутимых движений воздуха.
– Ни одной птички! — скорбно молвил Сэм.
– Ни одной птички! — повторил Голлум. — Птички хорошие. — Он облизнул губы. — Тут птичек нету. Гадючки, червячки — это да. Много всяких тварей, таких, что живут в воде… Много, много разных гадких тварей. А птичек — ни–ни, — уныло закончил он.
Сэм покосился на него с отвращением.
Так прошел третий день их путешествия с Голлумом. Еще до того, как в более счастливых странах удлинились вечерние тени, путники двинулись дальше, останавливаясь разве что на минуту — но не ради отдыха: чем дальше, тем тщательнее выбирал Голлум дорогу и часто подолгу стоял в замешательстве. Они проникли в самое сердце Мертвых Болот, и было оно мрачно.
Идти приходилось медленно, внаклонку, след в след, не сводя глаз с проводника. Лужи превратились в озера, мшаники раскисли. Слева и справа мутно поблескивала стоячая вода, и все труднее было отыскать место потверже, чтобы нога не ушла по колено в булькающую грязь. Но путники, к счастью, весили немного, иначе ни один из них, наверное, не вышел бы из трясины живым.
Вскоре совсем стемнело — да так, что сам воздух, казалось, почернел и сгустился, а дышать стало совсем тяжело. Когда появились огни, Сэм протер глаза, решив, что ему померещилось. Первый огонек он увидел случайно, уголком глаза — так, бледная светящаяся точка, сразу пропавшая из виду. Но вскоре на смену ей зажглись другие. Одни напоминали тусклые, рдеющие изнутри дымк'u, другие горели неспешным туманным пламенем, колеблясь, как язычки огня над невидимыми свечами. Одни стояли на месте, другие медленно плыли по воздуху, третьи метались из стороны в сторону и трепетали, будто невидимые руки пытались набросить на них призрачный саван. Но почему молчат Фродо и Голлум? Наконец Сэм не выдержал.
– Что все это значит, а, Голлум? — спросил он шепотом. — Что это за огоньки? Смотри, они нас совсем окружили! Мы не в ловушке, часом? Что это такое?
Голлум поднял голову и посмотрел на него. Впереди темнела вода, и он ползал вдоль края лужи, ища обход.
– Да, да, совсем окружили, — ответил он шепотом. — Обманные огни. Свечки, которые горят над мертвыми, заупокойные огни, да, да. Не обращайте внимания! Не смотрите на них! Не вздумайте пойти за ними! Где хозяин?
Сэм оглянулся и обнаружил, что Фродо опять отстал. Сэм вернулся на несколько шагов назад в темноту, не смея отходить слишком далеко и не решаясь позвать в полный голос. Неожиданно он наткнулся на Фродо: тот стоял, погрузившись в забытье, и не отводил глаз от бледных огней. С безвольно опущенных рук капала вода и жидкая грязь.
– Идемте, господин Фродо! — дотронулся до него Сэм. — Не смотрите на них! Голлум говорит, нельзя этого делать. Давайте лучше не будем отставать. Надо поскорее выйти из этого проклятого места… Если только отсюда можно выйти!
– Хорошо, — ответил Фродо, словно очнувшись от сна. — Идем.
Сэм повернулся и бросился было догонять Голлума, но сделал неловкое движение, споткнулся, зацепился не то за какой–то скользкий корень, не то за кочку — и тяжело упал, едва успев выставить перед собой руки, которые сразу же глубоко ушли в жидкую грязь, и едва–едва не ткнувшись лицом в темную болотную воду. Послышалось еле различимое шипение; в ноздри Сэму ударил запах гнили, огоньки мигнули, метнулись, потревоженно заплясали. На мгновение поверхность воды показалась Сэму черным окном в глубину. Он заглянул в это окно — и, выхватив руки из грязи, с криком вскочил на ноги.