Властитель темных небес
Шрифт:
— Я хочу освободиться.
— Нет, — мелькнула его улыбка. — Будет больно, Эбби. И у меня уже достаточно ссадин от падения с утеса. Я не нуждаюсь в больших увечьях от хорошенькой сабы.
Я не смогу этого вынести.
Когда он провел прохладной мазью по ее нежной коже, жжение вспыхнуло с новой интенсивностью даже от его легкого прикосновения. Она дергала за ремни, все сильнее и сильнее.
— Эбби, если ты не прекратишь, я сам тебя отшлепаю.
Она замерла.
— Хорошая девочка. Тебя наказали, детка, и вот что происходит потом, — он продолжил,
Каждый дюйм ее ягодиц пульсировал и горел.
— Готово, — он бросил мазь в сумку. Расстегнув ремни, он снова надел ей очки, а затем поднял ее на ноги и осмотрел.
Она поспорила бы, что выглядела просто великолепно в этот момент — в наручниках и очках, с красными глазами и вся в поту. После мгновения головокружения она обрела равновесие.
Когда он завернул ее в одеяло, она поняла, что ее влажную кожу холодит.
— С Вашего позволения, я приберусь, Сеньор, — Диксон стоял в нескольких футах от нее с бумажными полотенцами и пульверизатором. Его лицо было почти белым. Значит, ты можешь… Эм, я оставил воду рядом с диваном, — когда Эбби попыталась улыбнуться ему, его глаза наполнились слезами.
— Это было предусмотрительно, Диксон. Спасибо, — забрав свою трость, Ксавье обнял ее за талию и подвел к дивану. С тростью или без, но он все равно был более устойчивым, чем она.
Держа ее запястье, он сел и откинулся на руку, расположив раненую ногу рядом с подушками у спинки. А затем он потянул ее к себе на колени.
Когда его джинсы оцарапали ее зад, вспыхнула резкая боль, и Эбби застонала. Ей было больно — больнее, чем она когда-либо помнила. Почему она здесь? Эти люди не любили ее. И никогда не будут.
Ксавьер прижал ее к себе, скользнув по дивану, так что она смогла полностью растянуться на нем сверху, не нагружая свою задницу.
Она изо всех сил пыталась встать.
Крепкой рукой он прижал ее голову к своему плечу.
— Успокойся немного, Кудряшка. Тебе пришлось нелегко.
Ее глаза затуманились от слез, тело повиновалось ему. Она обхватила рукой материал его рубашки и крепко прижалась к нему. Люди били ее. Даже те, кого она считала друзьями. Нарочно причиняли ей боль. Она не смогла сдержать вопрос.
— Почему они были такими злыми?
Он положил руку ей на шею и провел пальцами по ее затылку. А большим пригладил ее щеку.
— Эбби…
Всхлип вырвался из ее сжатого горла, и она попыталась подавить его. В ответ раздалось еще больше сдавленного хрипа, и она, прижавшись к нему, зарыдала. Эбби была виновата, они наказывали ее, и она это заслужила. Только она думала, что некоторые из них были ее друзьями. Они унизили ее. И это было больно. По-настоящему больно.
— Правильно, — пробормотал он, его рука сжалась. — Выпусти это сейчас. Я горжусь тобой, Эбби.
К тому времени, как она закончила, его рубашка промокла от ее слез, а ее глаза стали еще более опухшими, чем прежде. Горло саднило, но она чувствовала себя… по-другому. Чище. Легче.
— Спасибо, — прошептала она.
Он усмехнулся.
— Не за что, — Ксавье поцеловал ее в макушку. — Держать все в себе не ведет ни к чему хорошему, а ты делаешь это чаще других, зверушка. — Пока он вытирал слезы с ее лица, она была благодарна
ему за то, что он велел ей не краситься.— Наверное.
— Ты задала вопрос, — он помолчал секунду. — Большинство любителей нашего образа жизни считают, что подходящее наказание и искреннее раскаяние могут очистить отношения, чтобы рана не загноилась. Они отшлепали тебя достаточно сильно, чтобы ужалить, но не более. Несколько сабмиссивов… — звук под ее ухом завибрировал почти рычанием. — Я думаю, некоторые могут завидовать тому вниманию, которое ты получаешь.
— От тебя, — прошептала она.
— Да, — он переместил свою руку и погладил ее голую спину вверх и вниз. — Боюсь, что да, и я сожалею, что тебе пришлось страдать из-за этого сильнее.
Как от противной Греты. И, опять же, этой сабе станет неудобно сидеть еще быстрее, чем Эбби. Де Врис не отличался мягкостью.
— Это была не твоя вина.
Он легонько поцеловал ее, прежде чем продолжить:
— В конце концов, те, кто хорошо тебя знают, по большей части наносили настолько легкие удары, что это было смешно. Я сомневаюсь, что ты даже почувствовала удар Линдси. Некоторые, как Рона, просто отдали свои ленты и не стали даже пытаться. Саймон сказал, что Диксон разрезал ленту на конфетти и разбросал по всей стойке регистрации.
Она поняла, что ее глаза были закрыты большую часть наказания.
— Правда? — ноющий узел внутри нее ослаб, позволяя сделать вдох.
— Да, любимая, — он обошел ее, открыл воду и вложил ей в руки. — Выпей.
Прохладная вода была вкуснее, чем все, что она когда-либо пила в своей жизни. Эбби опустошила половину бутылки, прежде чем сделать вдох.
Он усмехнулся и устроился поудобнее.
— Теперь расслабься.
Пока мир жил без нее, она просто следила за тем, как проплывают ее мысли, и слушала ленивый стук его сердца. Каждый вдох поднимал его грудь, как лодку, качающуюся на спокойной глади озера. Рядом переговаривались люди, а Подземелье продолжало жить в своем ритме: стоны, звуки кнута, флоггера, паддла и крики.
В конце концов, мир встал на свое место, будто кто-то изменил фокус камеры, увеличив резкость изображения. Ее пальцы сжались на его рубашке.
— Ты готова к следующей части? — спросил Ксавье.
— Нет, — она вздохнула. — Но я никогда не буду.
— Ты уверена, что хочешь продолжить? Никто не заставляет тебя оставаться членом клуба, Эбби.
— Я знаю, — она подняла голову, размышляя, сможет ли объяснить ему… если она даже сама это понимает этого. — Я хочу иметь возможность приходить сюда не только для своих исследований.
— Продолжай, — его взгляд остановился на ее лице.
— Я нашла здесь друзей, и они… открыты передо мной и для меня. Спокойно относятся к жизни и участвуют не только в учебе и общественной деятельности. Они мне нравятся, и я не хочу их потерять.
— В этом есть смысл.
Последнюю часть она произнесла с запинкой:
— Если смотреть на ситуацию с их точки зрения, я вижу, что было бы справедливо заставить меня испытать чувство, что за мной наблюдают, подобное тому, которому я подвергла их, — при мысли о предстоящей сессии с машиной в ее животе тяжестью опустился холод. — Но я ненавижу происходящее и могу возненавидеть тебя.