Влечение

— Вы знаете, никак не могу к этому привыкнуть…

— Привыкайте быстрее, Андрей, через час начнутся съемки.

Но привыкать к этому Андрей не хотел. И этот махровый халатик, едва прикрывающий обнаженное тело Юдит, возбуждал больше, чем осознание того, что уже совсем скоро это тело будет полностью подвластно его прихоти, но будет отдано на растерзание не ему, а тем двум накачанным красавцам. И именно этого момента Андрей боялся больше всего. Чувства побеждали в нем страсть.

— А у меня дома есть несколько дисков с вашими фильмами, — потупив глаза сказал Андрей, — Я даже был на премьере вашего первого фильма в Париже.

— И вам понравилось? Я там такая дурочка. Совсем еще молоденькая была.

— Мне очень понравилось… Я запомнил тогда ваше имя… Джесси Блонд.

— А я вас возбуждаю? — вдруг спросила Юдит и пристально посмотрела Андрею в глаза.

Он снова потупил взгляд, не зная что ответить. Возбуждает ли она его? Еще как возбуждает… Не рассказывать же ей сколько часов он провел у экрана телевизора наслаждаясь ее обнаженным телом и сколько раз кончал, глядя на нее. Мог ли он признаться Юдит, что любит ее, любит давно и безнадежно. И что эта любовь не вписывается ни в какие рамки, что она не похожа на любовь обычную, с человеческими страстями. Здесь была любовь совсем другая. А вот какая, он и сам не мог в этом разобраться. И чего ему стоило сейчас сидеть рядом и болтать с ней о всяких глупостях. Одно прикосновение к ней приводило в трепет, ее аромат будоражил, а взгляд сводил с ума. И было одно желание — бросить все и убежать. Вернуться домой, к Ленке и все забыть… Навсегда…

— Ты такой милый, — неожиданно сказала Юдит, словно поняв о чем он думает. Она слегка коснулась губами его щеки, — Я помогу тебе сделать хороший фильм. Не волнуйся.

Она потрепала ладонью волосы на затылке Андрея, встала и элегантно покачивая бедрами ушла к себе в гримерку. За всей этой сценой, из противоположного конца гостиной, наблюдал Монти. Его лицо было пунцовым, он грохнул палкой по перилам лестницы и вышел из комнаты.

ГЛАВА 18

Чтобы окончательно отвлечься от дурных мыслей, Лена решила съездить к матери, тем более не виделась с ней уже несколько месяцев, и после первого же гудка она услышала в телефонной трубке родной голос.

— Мама, привет. Ты никуда уходишь?

— А почему ты спрашиваешь, неужели собрались в гости?

— Андрей в командировке. А я что-то соскучилась по тебе… Не выгонишь?

— Ленка, ты как дурочкой была, так дурочкой и осталась…

— Значит не выгонишь, — улыбнулась Лена. — Скоро буду. Что-нибудь купить к чаю?

— Не надо деньги тратить. Все есть, — строго ответила мама и положила трубку.

Лена все равно не послушалась и купила в кондитерской большой «Киевский торт». Она с детства знала, что мама очень его любит и всяким подаркам предпочитает это сладкое чудо. Дома ничего не изменилось, даже запах. Изменилась только мама, и не в худшую сторону. У нее была новая прическа, неумело подкрашенные глаза и даже маникюр. Она явно стеснялась этого и всячески старалась отвлечь дочь, уводя разговор в сторону.

— А куда Андрей уехал? — спросила она.

— В Венгрии что-то снимает, — почти не соврала Лена.

— А почему ты с ним не поехала?

Лена на секунду представила, что бы было, если бы она поехала с ним. И снова мысли об измене завертелись у нее в голове. Она представила как ее Андрея домогаются похотливые шлюхи, как раздевают его, вертят перед ним своими голыми задами, смущают упругими сиськами, хватают руками, а он не сопротивляется, а закатив от наслаждения глаза, с удовольствием принимает все их ласки. Фантазии Лены заходили все дальше и дальше, рисуя в ее сознании самые невероятные сексуальные извращения…

— Лена, о чем ты думаешь? — спросила мама, заметив, что дочь ее совсем не слушает.

— Прости. Что-то я волнуюсь за Андрея.

— Какие-то серьезные съемки?

— Ой, мама, серьезные. Такие серьезные, что я себе места не нахожу…

— Расскажешь?

— Наверное нет, боюсь сглазить, — уклончиво ответила Лена и пока мать разливала чай, снова погрузилась в свои мысли, и ничего хорошего там не было.

Она почему-то была уверена, что Андрей не устоит перед соблазном, хотя сегодняшняя ночь говорила совсем о другом. И если бы была такая возможность, Лена готова была повторить все хоть сейчас. Ей было так хорошо в последние дни, она столько нового узнала о себе и об Андрее, в кои то веки Лена перестала сдерживать свои эмоции и свои чувства, впервые в жизни ощутив настоящее блаженство и настоящую страсть. Эти мысли в родительском доме, где даже слово «секс» было под запретом, выглядели как-то кощунственно.

— А я вот смотрю на тебя и мне кажется, что ты сильно изменилась. Похорошела как-то. Глазки горят. Щечки розовенькие стали. Ты спортом занялась?

— Да, немножко… Ходим с Андреем в фитнес клуб… После работы.

— Вот и молодцы. А внука мне не планируете?

— Мама, рановато еще о внуках думать, ты еще такая молодая, — Лена многозначительно посмотрела на мать, давая понять, что она все заметила, и прическу, и макияж, и маникюр.

— Да, захотелось почувствовать себя женщиной. Отец как умер, я ни разу в парикмахерскую не ходила.

Лена вдруг вспомнила похороны отца и его секретный подвал в гараже. И вопрос, который она так много лет хотела задать, вырвался сам собой:

— Мам, скажи честно, ты любила отца?

Мать подняла глаза и пристально посмотрела на дочь. Взгляд у нее стал тяжелый, словно она не понимала о чем идет речь и слово любовь услышала в первый раз.

— Мы прожили вместе почти двадцать лет…

— Я это и так знаю, — перебила ее Лена, — Ответь, ты любила его или нет?

— Лена, зачем ты устроила этот допрос?

— Потому что я знаю об отце то, чего не знаешь ты. Я знаю его секрет, но не понимаю почему ему пришлось это делать.

— Что «это»?

— Ну вот, получается, что теперь я должна ответить на твой вопрос, так и не получив ответ от тебя. Но я буду настойчива, — Лена перешла на повышенный тон, — Так ты любила его или нет?!

— Нет, — почти шепотом сказала мама, закрыла лицо руками и заплакала.

Лена подсела к ней на диван, обняла и тоже заревела. Утирая слезы и всхлипывая она рассказала матери об отцовском убежище, о фотографиях сотен голых женщин, которыми были оклеены стены гаражного подвала, и о своем предположении чем он там занимался.

— Пожалуйста, не осуждай отца, — перебила ее мать, — Это я во всем виновата… Он любил меня еще со школы… А я его предала… И отдалась я ему только один раз в жизни, в ночь после свадьбы… Больше он ко мне не прикасался… Я так решила… Понимаю, что это было издевательством. Понимаю, что вела себя как последняя тварь, но ничего сделать с собой не могла. Мне было противно этим заниматься. А он не ушел, не бросил меня, потому что любил. Любил такой, какая я есть. И я не осуждаю его за тех голых женщин, он же мужик, наоборот, я горжусь им. Он всю жизнь думал, что тот единственный раз стал счастливым для нас и благодаря ему на свет появилась ты… А я, как последняя тварь, всю жизнь обманывала его…, — мать сделала длинную паузу, глубоко вздохнула и тихо сказала потупив взгляд. — Я была беременной еще до свадьбы…