Влекомая тьмой

Глава 21

Иден

Во время напряженной сцены, когда балерины кружатся и летают по воздуху, у меня начинает звонить телефон.

— Дерьмо, — шепчу я. Схватив сумочку, я достаю устройство, чтобы заставить его замолчать, но когда вижу имя Тайрона на экране, отвечаю и говорю: — Дай мне минутку.

Я бросаю извиняющийся взгляд на Дарио, затем встаю и быстро выхожу из зала.

Музыка все еще громко звучит, когда я иду по коридору и, прижимая телефон к уху, спрашиваю:

— Что случилось?

— Тебе… нужно…

— Подожди, связь плохая, — бормочу я, надеясь, что он меня слышит.

Звонок отключается, и, добравшись до вестибюля и убедившись, что все репортеры ушли, я набираю номер Тайрона, выходя на тротуар.

— Эй, ты меня слышишь? — его голос на линии звучит отчетливее.

— Да. Зачем ты звонишь?

Господи, как холодно. Надо было захватить пальто.

— Случилось дерьмо. Люди пришли искать тебя и Мэнди, а когда Джуниор столкнулся с ними, эти ублюдки пристрелили его.

— Что? — Ахаю я, когда шок проходит сквозь меня.

— Не приходи сегодня вечером домой. Поезжай к Дарио. Фрэнки сказал, что разберется с этим дерьмом здесь.

— С Джуниором все в порядке? — Спрашиваю я. Может, мне и не нравится этот гангстер, но слышать, что его подстрелили из-за Мэнди, — отстой.

— Его срочно отвезли в больницу. Я не знаю, как у него дела, — говорит Тайрон напряженным голосом. — Тебе нужно быть осторожной. Я планирую проверить обычные места обитания Мэнди.

— Нет! — Восклицаю я. — Держись от нее подальше. Я не…

Мои слова обрываются, когда на улице с визгом останавливается фургон. Когда мужчины выскакивают из машины, я разворачиваюсь и бросаюсь обратно в вестибюль.

— Они здесь.

— Беги, Иден! — Раздается на линии взволнованный голос Тайрона.

— Что случилось? — Спрашивает Куинси.

— Беги. Беги. Беги, — кричу я охраннику.

Меня хватают сзади, и телефон вылетает у меня из руки.

О черт!

Когда Куинси тянется за своим пистолетом, и возле моего уха раздается выстрел, мгновенно лишающий меня слуха.

Все, что я слышу, — это резкий жужжащий звук, когда я смотрю, как Куинси падает на пол. Мое сердце мгновенно колотится в груди, а по коже распространяется жуткое ощущение.

— Нет! — кричу я, когда меня поднимают на ноги и вытаскивают из вестибюля.

Я начинаю метаться, пытаясь при помощи ударов ног найти выход из затруднительного положения, в котором оказалась.

Меня тащат к фургону и грубо швыряют внутрь машины. Не успеваю я опомниться, как чьи-то руки связывают мои запястья кабельными стяжками.

— Остановитесь. Остановитесь, — выдыхаю я, нуждаясь в секунде, чтобы собраться с мыслями.

Фургон мчится, визжа шинами, и я с трудом удерживаю равновесие, когда мы сворачиваем за угол.

Один из мужчин хватает меня за волосы, вырывая пряди, затем заставляет меня посмотреть на другого мужчину, который пристально смотрит на меня.

— Где твоя сука мать?

— Я не знаю, и она не моя мать, — выплевываю я.

— Она должна мне тридцать тысяч долларов.

Я пытаюсь вздернуть подбородок, чтобы казаться храбрее, чем есть на самом деле.

— Не моя проблема.

Уголок его рта слегка приподнимается, после чего он наотмашь бьет меня по щеке. Я чувствую, как рассекается губа, а за правым глазом вспыхивает боль.

— Если Мэнди не планирует расплачиваться по долгам, то это сделаешь ты, — рявкает он в мою сторону.

Я высовываю язык, ощущая вкус крови на губе, затем говорю:

— У меня нет денег.

Мужчина смотрит на меня несколько нервирующих секунд, а затем мрачно усмехается:

— Если ты не можешь заплатить наличными, тебе просто придется отработать долг.

Отработать долг?

Нет.

Я начинаю качать головой, мое сердце сжимается от страха, когда я понимаю, какую работу мне предстоит выполнять.

Проституция.

Либо это, либо я буду вынуждена стать наркоторговцем.

Оба варианта — полный отстой.

— Отпустите меня, и я найду способ раздобыть деньги, — пытаюсь я поторговаться с наркодилером.

Он наклоняет голову, окидывая взглядом мое платье, а затем бормочет:

— Как ты планируешь заработать тридцать тысяч за двадцать четыре часа?

Господи. Это невозможно.

— Мне нужно больше времени. — Год или около того.

Он откидывается в кресле и скрещивает ноги.

— Видишь ли, вот в чем проблема. У меня нет времени. Мой босс хочет получить свои тридцать тысяч сейчас.

Пошла ты, Мэнди. Клянусь, если я когда-нибудь увижу тебя снова, то убью.

— Не понимаю, почему я должна платить долг Мэнди. Она мне не мать, — говорю я, хотя знаю, что для этих людей это не имеет значения.

Он пожимает плечами, не отвечая на мои слова. Достав пачку сигарет, он прикуривает, давая мне понять, что разговор окончен.

Я смотрю на пятерых мужчин, разминая руки, но когда пластик впивается в кожу, останавливаюсь. Я смотрю в окно, когда мы пересекаем мост, и задаюсь вопросом, куда они меня везут.

Я сглатываю, чтобы унять сухость в горле, затем спрашиваю:

— Куда мы идем?

Мужчина рядом со мной шипит:

— Заткнись.

— Я просто хочу…

Меня бьют по голове, и от силы удара я теряю ориентацию, но это не мешает мне топнуть пятидюймовым каблуком по ботинку этого засранца.

— Дай ей что-нибудь, чтобы расслабиться, — бормочет главный парень, стряхивая пепел на пол.

Мои глаза расширяются, и я дико мотаю головой.

— Я буду молчать.

Один из придурков достает из кармана инъекцию, и когда он снимает колпачок, я поднимаюсь с сиденья и, шатаясь, бреду по небольшому пространству в попытке убежать от него.

Меня сбивают с ног, и когда я падаю на пол, меня толкают на живот. Игла, вонзившаяся в кожу, вырывает у меня крик.

Я видела, как наркотики разрушали жизни.