Влюбиться в лучшего друга
Шрифт:
Начнется все сначала? Бессонные ночи, ревность, страдания… Черт побери, ему надоело быть на вторых ролях! Надоело быть нелюбимым. Без Тани он несчастлив, но и рядом с ней — тоже несчастлив. Как она мучила его, демонстрируя свою любовь к Витьке! Она отлично знала, что Олег не может устоять перед ее улыбкой, и управляла им как хотела. Распоряжалась его личным временем, его настроением, его судьбой… Нет, так больше продолжаться не может. И не будет продолжаться! Он должен принять решение — окончательное и бесповоротное.
«Когда она вернется, я не стану скакать от радости. Не стану смотреть на нее собачьими глазами. Мне вообще уже давно пора жениться, — неожиданно подумал он. — Неужели не найдется женщины,
До сих пор только Таня постоянно присутствовала в его мыслях, в его жизни, рядом с ним. Все свои юные годы он был в нее влюблен. Однако она ни разу не дала понять, что Олег тоже ее волнует. Что она считает его особенным, что он дорог ей не только как друг. Он отчаянно ждал от нее хоть какого-то знака, намека, позволения… И не дождался. Когда она целовала его в щечку, он каждый раз сгорал дотла. А потом Виктор неожиданно очухался и тоже понял, что Таня — лучшая девушка на свете. И со всей отпущенной ему богом храбростью бросился ее завоевывать. И победил. «Ну, извини, брат, — сказал он Олегу, когда Таня уже собирала чемодан, готовясь к переезду. — Она выбрала меня, а не тебя. Тут ничего не поделаешь. Химия!»
Олег передернул плечами, почувствовав, что ему и вправду стало холодно. Чтобы немного согреться, он прошелся по участку, который родительскими стараниями превратился в небольшой сад. Постоял возле любимой яблони, на которой остались висеть несколько крупных яблок, сорвал одно, положил в карман — все-таки еда. В магазин по дороге из города он не заехал, дома пусто, кроме сухарей и макарон ничего нет. А варить на ночь глядя макароны — брр. Лучше уж лечь спать голодным.
Стало довольно прохладно, но запираться в доме ему совсем не хотелось. Свежий воздух бодрил и гнал прочь тягучую и липкую тоску. Олег сделал несколько энергичных наклонов и приседаний, возвращая телу ускользающее тепло. Потом вернулся на сверкавшую огнями веранду и снова плюхнулся в качалку, скрипнувшую под его мощным телом.
Поднявшийся к ночи ветерок разогнал облака, и небо сейчас было высоким, темным и звездным. «Когда смотришь на звезды, — думал Олег, — любые проблемы кажутся никчемными, мелкими и пустыми. Жаль, что мы редко на них смотрим. Да их почти не видно в городе, из-за смога. Если у человека есть будущее, то оно, скорее всего, именно там, где мерцают эти волшебные, загадочные искорки… В кладовке есть бутылка коньяка, — неожиданно вспомнил он. — Осталась после отцовского дня рождения. Может быть, тупо напиться? Хоть немного полегчает. И закусить есть чем — яблочко вот».
В глубине души он презирал себя за то, что любые его философские позывы всегда заканчивались мыслью о выпивке. «Да, я прагматик, циник и эгоцентрист, — выносил себе безжалостный приговор Олег, откупоривая бутылку и разрезая яблоко на тонкие дольки. — Я продал душу архитектуре и поэтому страдаю».
Но коньяк под звездным небом неожиданно произвел магическое действие. Словно каменная плита свалилась с души, стало легко, приятно, и совершенно не хотелось думать о будущем. Напротив, хотелось вспоминать прошлое, все светлое и хорошее, что у него было и что точно никуда не денется, не растворится, не исчезнет. Ведь сказано мудрецом — все можно отнять у человека, даже жизнь. Но только не его прошлое.
Значит, Таня. Она — прошлое? Скорее всего, да. Или, скажем так, уже не вполне настоящее. Олег давно смирился с тем, что она принадлежит Виктору. А потом Таня уехала на целых полтора года в другую страну. Олег думал о ней днем и ночью — как она, что? Ложась спать, он представлял ее в крохотной парижской квартирке, которую она снимала, склонившуюся над своими рисунками. Воскрешал в памяти жесты, улыбки на все случаи жизни, забавные фразочки,
которые она так любила вставлять в разговор.Таня Волгина была его наваждением, его счастьем и его проклятием. До сих пор он смиренно принимал свою роль джинна, выполняющего все ее желания. Кажется, настала пора разрушить чары и вырваться на свободу. Когда она в очередной раз потрет лампу, он не явится на зов…
— Потапов сравнил тебя с поездом? — переспросила Зоя, взбивая в миске творог с белком.
Она в очередной раз сидела на диете и выпекала для себя полезные лепешки с отрубями.
— С поездом, который ходит точно по расписанию, — подтвердила Таня. — Скучно, предсказуемо, уныло… Хотя, конечно, это всего лишь отговорки. Правда в том, что у него появилась другая женщина!
— Наверное, она и появилась потому, что Потапову было скучно, — заметила Зоя.
Им обеим было по двадцать восемь, они дружили с детства и знали друг о друге все. Ну, или практически все. Зоина кухня всегда была для них прибежищем, любимым местом для сплетен и девичьих признаний.
— Не могу смириться с тем, что Витька мне изменил!
— А когда ты уезжала в Париж, не боялась оставлять его одного? — поинтересовалась подруга. — Мужчину, как кота, нужно держать под присмотром. Вот только что он мирно дремал на диване, а в следующую секунду — р-р-раз! — и уже улизнул в форточку.
— Мне не приходило в голову сравнивать Потапова с котом, — сердито ответила Таня. — Кроме того, я тоже полтора года жила без присмотра. Но я ведь ему не изменяла. Хотя была парочка опасных моментов…
— Опасные моменты? Ого! Наверняка опасность исходила от Пожидаева. Что, станешь отрицать?
— Не стану, — проворчала Таня. — Но я устояла! Так что это не считается. А Витька, выходит, не устоял. Мне так больно, Зоя! И так обидно. Когда я прилетала на выходные, он был нежным и даже бурным… Мне казалось, разлука нас еще больше сблизила, даже распалила.
— Еще неизвестно, так ли уж твой Потапов виноват, — заметила Зоя. — На бесхозных мужчин нынче огромный спрос. Возможно, его банально соблазнили.
— Я знаю Витьку слишком хорошо, чтобы в это поверить, — вздохнула Таня. — Акт соблазнения он бы просто от меня скрыл. Нет, там все серьезно.
— И что ты собираешься делать? Попытаешься вернуть его обратно? Отбить у разлучницы?
— Не знаю, — пожала плечами Таня. — Сначала я должна успокоиться. Пока что я не готова на подвиги.
— А выглядишь неплохо! Парижский воздух явно пошел тебе на пользу, — вынесла вердикт Зоя. — Знаешь, в тебе появился эдакий легкий шарм…
— Легкий шарм — это итог тяжелой работы над собой, — ответила Таня. — И воздух здесь совершенно ни при чем. Я-то думала, что вернусь и сражу Потапова наповал своим новым имиджем! А он ничего не заметил…
— Даже твою сумасшедшую стрижку?
— Почему — сумасшедшую?
— Потому что на своей голове я ничего подобного вообразить не могу. Все эти растрепанные пряди… Очень стильно. Я по сравнению с тобой — просто доярка Дуся из совхоза Задрипино.
— Не прибедняйся. У каждого человека свои достоинства, и ты это отлично знаешь. И своими пользуешься на полную катушку.
Зоя была крупной высокой девушкой, настоящей русской красавицей. Длинные светлые волосы и высокая грудь производили на мужчин сильное впечатление. Муж Стасик от нее просто с ума сходил. «Кстати, Стасик сразу же сделал предложение руки и сердца, — подумала Таня. — А Потапову это и в голову не пришло». Она вспомнила, как у них с Виктором все начиналось. Сначала они довольно бесстрашно объяснились друг другу в любви и провели вместе ночь, а потом Виктор предложил ей переехать к нему. Все произошло стремительно и легко. «Возможно, даже слишком легко», — подумала Таня и спросила вслух: