Вместе или врозь? Судьба евреев в России. Заметки на полях дилогии А. И. Солженицына
Шрифт:
Организовывала ли царская власть еврейские погромы, или они возникали стихийно — вопреки желанию власти? Это единственный вопрос, который интересует Солженицына. Впрочем, и на этот вопрос он не ищет ответа, так как знает его заранее. Он убежден, что власть погромов никогда и ни при каких обстоятельствах не организовывала, а все, кто утверждал иное, злостно клеветали на безвинное русское самодержавие, пользуясь тем, что «Россия — в публичности рубежа веков — была неопытна; неспособна внятно оправдываться; не знали еще и приемов таких» (стр. 332).
Александр Исаевич приемы знает и оправдывает царское самодержавие довольно-таки искусно. Для тех, кто не знаком с первоисточниками, его доводы и суждения звучат основательно.
Говоря о погромах начала 1880-х годов, Солженицын сообщает: «Известный еврей-современник писал: в погромах 80-х годов „грабили несчастных евреев, их били, но не убивали“. Тогда, в 80-90-е годы, никто не упоминал массовых убийств и изнасилований. Однако прошло более полувека — и многие публицисты, не имеющие нужды слишком копаться в давних российских фактах, зато имеющие обширную доверчивую аудиторию, стали писать уже о массовых убийствах и изнасилованиях» (стр. 191). И дальше — несколько абзацев о том, как те или иные авторы преувеличивали масштаб зверств в этих погромах. Особенно разителен, согласно Солженицыну, пример
Кто же манипулирует? Для того чтобы ответить на этот вопрос, надо знать первоисточники. К счастью, есть люди, которые их знают. В статье Леонида Кациса «Еврейская энциклопедия — орган антисемитской мысли?!» [87] о погроме в Балте можно прочитать следующее:
«Материалы, конечно, есть. Старые, то есть новоопубликованные. В результате погрома [в Балте] „…211 человек было ранено, в т. ч. 39 тяжело; 12 человек было убито и умерло от последствий погрома; отмечено более 20 случаев изнасилований. Началось следствие. Более 50 человек было арестовано… Они были осуждены на различные сроки, причем двое были приговорены к смертной казни через повешение и трое — к каторжным работам на 15 лет“ (А. Зельцер. Погром в Балте. В[естник] Е[врейского] У[ниверситета]. М., 1996. с. 45). Автор статьи, — продолжает рецензент, — ссылается на современную еврейскую прессу „Недельные хроники Восхода“ и „Русский еврей“ за 1882 г. Однако куда интереснее, что проблема изнасилований обсуждается в письме начальника подольского губернского жандармского управления в Департамент государственной полиции (опубликовано в статье Зельцера): „Возбуждено дел за изнасилование всего пять (…), что касается до изнасилования матери с дочерью, то дело разъяснилось следующим образом: в то время как один из толпы насиловал дочь, то на крики ее и ее матери явился пьяный городовой, который посягал, стоя, изнасиловать мать, но будучи пьян, не был в состоянии этого сделать“. Это ответ на запрос [министра внутренних дел] графа Игнатьева и [начальника Департамента полиции] Плеве! — продолжает Л. Кацис. — Написано 7 мая 1882 г., получено в Департаменте государственной полиции 19 мая 1882 г. Так что нет никаких оснований обвинять авторов 1882-1923-1944-1986 гг. Ошибся один только автор микроскопической статьи „Балта“ — единственный раз в издании 1909 года». [88]
87
Новая газета, 12.07. 2001, стр. 3.
88
Там же.
Картина впечатляющая. Под улюлюканье озверевшей толпы подонок насилует беззащитную девушку. Со стенаниями и воплями к ней на помощь бросается мать, пытается оторвать насильника от жертвы, а являющийся на шум осоловелый полицейский (нализавшийся, видимо, при разграблении винной лавки, которую он обязан был защищать от погромщиков), вместо того, чтобы пресечь отвратительную сцену, отправить насильника в кутузку, а его жертву — в больницу для оказания ей медицинской помощи, пытается надругаться над матерью терзаемой девушки, и только из-за опьянения терпит фиаско…
Солженицын этих подробностей не знает, они ему неинтересны. Он озабочен одним: защитить напрасно обижаемую власть (то есть того же осоловевшего городового). Для этого он снова берет в союзники часто его выручающего еврейского историки Ю. Гессена, у которого находит, что «возникновение в короткий срок на огромной территории множества погромных дружин и самое свойство выступлений устраняют мысль о наличии единого организационного центра». (Стр., 190). Однако Гессен здесь говорит вовсе не то, что видится Солженицыну, ибо отсутствие единого центра не означает, что не могло быть многих центров.
Факт состоит в том, что были погромные дружины, что они организованно передвигались — преимущественно по железным дорогам, а потому погром обычно начинался именно от вокзала, после чего к приезжим примыкала и местная шпана. Полиция в большинстве мест не пресекала погромных акций, а направляла их и порой сама в них участвовала. Только когда размах бесчинств принимал угрожающий для власти масштаб, полиция получала указание усмирить погромщиков и арестовывала тех, которые не унимались. Да, в этом бесшабашном разгуле было немало и самодеятельности; и когда на местах перегибали палку, царь Александр III хмурился.
В. К. Плеве
Читаем у Солженицына: «Официальное заявление гласило, что в Киевском погроме „меры к обузданию толпы не были приняты достаточно своевременно и энергично“. В июне 1881 года директор департамента полиции В. К. Плеве в докладе Государю о положении в Киевской губернии назвал „одной из причин „развития беспорядков и не вполне быстрого их подавления““ — то, что военный суд „отнесся к обвиняемым крайне снисходительно, а к делу — весьма поверхностно“. Александр III сделал на докладе пометку „это недопустительно“. Но и по горячим следам и позже не обошлось без обвинений, что погромы были подстроены самим правительством». (Стр. 189).
Но ведь «обвинения [без которых] не обошлось», как раз и подтверждаются тем самым документом, которым Солженицын хочет их опровергнуть! Нисколько не убедительна попытка Плеве переложить ответственность со своего ведомства (полиции) на чужое (военные суды). Суд ведь вершится уже после совершения преступления; для недопущения или быстрого подавления бесчинств толпы существует полиция. Снисходительность судов к погромщикам свидетельствует лишь о том, насколько общественная атмосфера, насыщенная смрадом племенной ненависти, предрасполагала
к погромам. А напрямую попустительствовала им и поощряла их полиция под руководством Плеве, причем его карьере это нисколько не повредило. Стало быть, государь, хоть и писал резолюции «недопустительно», но на тех, кто «допустительствовал», не шибко гневался.Солженицын убежден, что приписываемые Александру III слова: «А я, признаться, сам рад, когда бьют евреев», — это «ядовитая клевета» (стр. 189). Были сказаны царем эти слова, или кем-то ему приписаны, сказать трудно, но то, что государь был злобным антисемитом, хорошо известно. Напомню эпизод из «Воспоминаний» С. Ю. Витте, ярко характеризующий юдофобство государя императора.
Насколько Витте презирал Николая II, настолько он превозносил его отца, чья ограниченность и недостаточная образованность, по его мнению, искупались твердостью и прямотой характера, умением выслушивать не всегда приятную правду, не отпираться от данного слова и не перекладывать на других ответственность за одобренные им решения и действия. Тем более выразителен рассказ Витте о его первой встрече с императором лицом к лицу, когда он, будучи начальником эксплуатации Юго-Западных железных дорог, воспротивился тому, чтобы тяжелый царский поезд гнали с курьерской скоростью. Он представил в Министерство путей сообщения расчеты, показывавшие, что при тогдашнем состоянии железнодорожных путей слишком быстрой ездой можно «угробить государя». Дозволяемая скорость была уменьшена, но государю это не понравилось, и он сердито сказал Витте: «Я на других дорогах езжу, и никто мне не уменьшает скорость, а на вашей дороге нельзя ехать просто потому, что она жидовская». [89]
89
Витте. Ук. соч., т. I, стр. 195.
Юго-Западные железные дороги принадлежали акционерному обществу, но председателем правления был И. С. Блиох — еврей, правда, давно принявший христианство, так что по российским законам и он не был евреем. Но государю его собственные законы были не указ; он твердо верил, что только строптивые «жиды» не позволяют русскому царю наслаждаться быстрой ездой. [90] Так что стремление Солженицына оспорить юдофобство Александра III не убедительно.
Нельзя не удивляться двойной бухгалтерии солженицынского повествования. Например, в иных случаях можно подумать, что Еврейская энциклопедия служит для него высшим авторитетом, но когда в той же энциклопедии он находит фразу: «Власти действовали в тесном контакте с приехавшими [погромщиками]», — он решительно протестует (стр. 189). Крайне недоволен он мнением Льва Толстого, которому-де «в Ясной Поляне было „очевидно“: все дело у властей в руках. „Захотят — накликают погром, не захотят — и погрома не будет“» (стр. 190), а вот мнение Глеба Успенского его вполне устраивает: «Евреи были избиты именно потому, что наживались чужою нуждой, чужим трудом, а не вырабатывая хлеб своими руками»; «под палками и кнутами … ведь вот все вытерпел народ — и татарщину, и неметчину, а стал его жид донимать рублем — не вытерпел!» (стр. 193). [91]
90
За это, между прочим, он через несколько лет поплатился жизнью, ибо руководители «нежидовских» железных дорог в большей мере боялись разгневать государя, нежели его угробить. В 1888 году тяжелый царский поезд, мчавшийся с курьерской скоростью, потерпел крушение у станции Борки. Благодаря своей геркулесовой силе, царь удержал обвалившуюся крышу вагона, но надорвался и заработал болезнь почек, которая свела его в могилу в возрасте 49 лет. Тем самым была предрешена и судьба Российской империи, доставшаяся неспособному править Николаю II, который привел ее к краху. История стол же печальная, сколь поучительная.
91
Я вынужден сказать несколько слов в защиту прекрасного русского писателя Глеба Успенского, ибо состыкованные две полуфразы из двух разных произведений радикально исказили их истинный смысл. Глеб Успенский, конечно, не был юдофилом, но не был он и злостным ксенофобом: евреи и еврейский вопрос его мало интересовали. Как типичный народник, он идеализировал традиционный уклад жизни крестьянской общины, с ее простыми, бесхитростными патриархальными отношениями. Мистическая «власть земли», по его убеждению, создавала тот духовный климат, который позволял сохранять «человеческое в человеке» — вопреки забитости, темноте и невежеству основных масс крестьянства. Но на глазах писателя традиционный крестьянский быт размывался под напором товарно-денежных (капиталистических) отношений. Он не видел того позитивного, что капитализм нес в деревню, но остро ощущал его дегуманизирующее и развращающее влияние на крестьян, становившихся все более корыстными, эгоистичными, неискренними и жестокими по отношению друг к другу, не говоря о «чужаках». В разразившихся еврейских погромах начала 1880-х годов Успенский видел одно из проявлений того, как отношения купли-продажи подрывают традиционную мораль крестьянской общины, что его и тревожило больше всего. Под «татарщиной» и «неметчиной» он понимал произвол и насилия, которым крестьяне подвергались не от татар или немцев, а от родного российского начальства; народ их «вытерпел» в том смысле, что сохранял свой быт и свои традиционные ценности, а вот под напором «жидовского рубля» — «не вытерпел», то есть ожесточился и превратился в громилу. В глазах крестьянина «жид» «не вырабатывал хлеб своими руками», потому что не хлебопашествовал, а занимался куплей-продажей товаров и услуг, что, согласно широко распространенному предрассудку того времени, считалось занятием несерьезным и «нечистым». Взгляды, изложенные в цитируемых Солженицыным очерках Глеба Успенскими, были утопичными, но погромов он не оправдывал.
Ну а как насчет свидетельства такого осведомленного человека, как С. Ю. Витте: «Еврейский вопрос сопровождался погромами. Они были особенно сильны при графе Игнатьеве. Граф […] [И. И.] Толстой, вступивший вместо Игнатьева, сразу их прекратил». [92]
Поскольку это и подобные свидетельства в книге Солженицына не приводятся, то и выходит у него, что в погромах 1880-х годов были повинны сами евреи, донимавшие народ рублем хуже, чем в прежние времена татары огнем и мечом!
92
Витте. Ук. соч., т. II, стр. 203. Витте имеет в виду циркуляр министра внутренних дел графа И. И. Толстого, обязавшего местные власти не допускать погромов и возлагавшего на них ответственность в случае их допущения.