Вне игры

— Да, товарищ генерал. Варианты будут подготовлены. Разрешите идти?

— Нет… Задержитесь… Я говорил вам о трагедии… Вот тут, кажется, ее последний акт.

И генерал развернул лежавшую на столе зеленую папку.

— Вчера вечером мне доложили материалы суда над предателем Родины. Двадцать пять лет Аким Климов скрывался под чужой фамилией в разных краях страны. До войны жил в Москве, учился с Рубиным в одной группе. Вместе с ним уехал на практику. В одну и ту же область, но в разные города. Когда пришли немцы, явился в гестапо с доносом на главного врача больницы, не успевшего эвакуироваться: «Скрывает комиссаров». Был завербован, и гестапо внедрило его в местную подпольную организацию. Аким Климов показал:

«Я впервые увидел ее на рынке и сразу же узнал. В Москве меня познакомил с ней Захар Рубин. Мы вместе провели вечер в кафе «Националь». Позже Захар посвятил меня в свои отношения с этой женщиной… В городе, оккупированном немцами, она появилась под чужой фамилией, с паспортом на имя Генриетты Миллер и с легендой: отец — из немцев, крупный инженер, был арестован в 1937 году, и больше она его не видела. Вскоре забрали и мать. Гостила у одинокой тетушки, работавшей на границе с Латвией. Когда началась война, вместе с тетушкой стала пробираться на Восток. Эшелон их бомбили. Тетушка погибла, а она попала к немцам. Вскоре я стал догадываться — кто она и зачем пожаловала в этот город. Миллер выдавала себя за учительницу немецкого языка и после проверки ее взяли на работу в качестве переводчицы. Однажды я застал ее на квартире у электромонтера Куркина — руководителя пятерки. Он познакомил нас, сказав, что эта женщина просит его починить электроплитку. Я пользовался доверием Куркина, так как оказал большую услугу подпольщикам: достал две очень нужные им справки. Постепенно я сблизился с Миллер и сообщил о своих наблюдениях в гестапо. Мне было сказано: «Ваш объект № 1 — фрау Миллер». Контакты наши участились. Я выполнил одно ее поручение — как ни старалась она облечь его в безобидную форму, не трудно было понять: поручение разведчицы! Однажды, когда мы остались вдвоем и немного выпили, я, по совету гестапо, сказал ей прямо: «Зачем вы скрываетесь от меня, фрау Миллер? Не доверяете? Ведь мы с вами в Москве встречались. Помните, в «Национале», вместе с Захаром? Тогда вы не были Генриеттой…» Только на секунду в глазах ее метнулся испуг. «Ну и что же… Тогда я должна была скрывать от многих свою немецкую фамилию, имя… Мой отец, немец, был расстрелян в тридцать седьмом…» Но уже при следующей встрече она раскрылась. Очевидно, «монтер» безоговорочно верил мне. Она далеко не все рассказала о себе, хотя теперь уже и не скрывала, что связана с подпольщиками».

…Генерал прервал чтение и отложил папку в сторону.

— Климов выдал разведчицу в тот день, когда она должна была передать нашему командованию по рации сведения чрезвычайной важности. После недолгих допросов и пыток ее повесили.

В кабинете воцарилась тишина, нарушаемая лишь мерным тиканьем стоявших в углу старинных часов с длинным маятником.

— Вы не назвали подлинное имя фрау Миллер, товарищ генерал…

— Елена… Та самая Елена, о которой рассказывал вам Рубин, та самая Елена, от которой он трусливо и подло шарахнулся в сторону, как только почуял, что над ней сгущаются тучи. Даже повидаться побоялся. А она вон какой оказалась! Вот так… Трусость всегда была сродни подлости.

— Я могу рассказать Рубину о судьбе Елены?

Генерал не сразу ответил. Ему известно состояние здоровья Захара Романовича: врачи настаивали на госпитализации, а он, не объясняя причин, категорически возражал, отлеживался дома и пичкал себя всякими таблетками. Ежедневно к нему приходила медсестра и делала уколы.

— Не спешите. Это же еще один удар… Пока не получим заключение экспертизы, не рассказывайте. Да и когда получим… Надо еще подумать. Отрицательными эмоциями этот человек сыт. С лихвой. Да вот что еще скажут эксперты. Когда обещают дать заключение?

— Завтра.

На следующий день Бутов докладывал генералу: рация, пистолет не были в деле. Таково заключение экспертов.

— Ну, что же, можно порадовать доктора.

— Когда намерены встретиться с ним?

Бутов посмотрел на часы.

— Если разрешите, завтра…

Он смущенно улыбнулся и добавил:

— Дочка в восьмой перешла. Круглая отличница. Сегодня семейный культпоход на «Пиковую даму». А завтра утром я буду у Рубина. Но мы с вами так и не решили: сообщать ли доктору о Елене?

Генерал провел ладонью по волосам.

— Трудный вопрос! А вы как считаете, Виктор Павлович? Тяжко будет ему?

— Думаю, что тяжко будет. Я вспоминаю, как дрожал у него голос, когда он рассказывал про свой отъезд на практику. А сейчас узнает…

— Что предлагаете?

— И все же предлагаю сказать. Сказать все, что знаем про Елену. Раньше, конечно, про экспертизу. Сперва обрадуется, а потом… Пусть выпьет всю чашу до дна. Это плата за трусость. А вы справедливо заметили, товарищ генерал, — трусость сродни подлости.

ЭХО СТАМБУЛЬСКОГО БАЗАРА

Позже Рубин точно укажет Бутову время, когда раздался телефонный звонок: двадцать один пятнадцать. «Я уже лег в постель, сердце прищемило… Лежал и смотрел телевизор. Началась передача концерта».

— Захар Романович?

— Да.

— Мне надо вас увидеть… Всего лишь на несколько минут. Да, да, не больше. В двадцать два ноль пять буду ждать вас на Самотечной площади. При входе в сквер. Вам знакомо это место?

Наступило минутное замешательство, после чего Рубин тревожно спросил:

— Позвольте, кто это говорит?

— Ваш старый знакомый. Воронцов просил меня повидаться с вами и передать вам сувенир. Я звоню из автомата, тут очередь, торопят. Кончаю разговор. В двадцать два ноль пять буду ждать…

Неизвестный повесил трубку. Наступила пауза. А через несколько минут в квартире доктора вновь раздался телефонный звонок.

— Захар Романович?

— Да, слушаю.

— Это опять я. Прошу извинить, но в двадцать два ноль пять мне не успеть. Мы встретимся в двадцать два десять. На том же месте. Вы меня слышите, Захар Романович?

— Да, слышу…

— Вот и хорошо. Жду вас в двадцать два десять.

Охваченный сумятицей мыслей доктор подумал: зачем потребовалось неизвестному второй раз звонить? Проверить — свободен ли телефон, не тороплюсь ли я позвонить куда-то, кого-то предупредить? Удостовериться — приду ли на встречу? Что делать? Что предпринять? Взял платок, стал обтирать потное лицо, поднял телефонную трубку, снова положил. Подошел к секретеру, достал из ящика записную книжку и лихорадочно быстро стал листать ее.

Рубин позвонил Бутову на службу. Никто не ответил. На квартиру — молчанье. Тогда он позвонил по третьему телефону, против которого было помечено — «пожарный случай». Бутов должен быть немедленно поставлен в известность о его, Рубина, телефонном разговоре с загадочным субъектом.

…Виктор Павлович с женой и дочерью были в это время в театре. Уже Германн прокрался в дом графини, уже явилась в свою спальню «сиятельная» старуха, знающая тайну трех карт, когда над креслом Бутова кто-то склонился и шепнул: «Срочно к телефону». Вызывал дежурный по управлению.

— Только что звонил Рубин… Неизвестный требует встречи с ним в двадцать два ноль десять в сквере на Самотечной площади.

Бутов посмотрел на часы — двадцать один тридцать — и усмехнулся: «Знакомый почерк — минимум времени в распоряжении того, с кем встретишься». Ну, что же, попытаемся не опоздать!

В двадцать два часа он был в комитете. От дежурного сразу прошел к себе в кабинет. Через пять минут позвонил Рубин. Из автомата.

— Я нахожусь на пути к месту встречи… — Доктор говорил так невнятно, сбивчиво, что поначалу трудно было понять, о чем идет речь. И тем не менее Рубин довольно точно передал содержание двух своих телефонных разговоров с неизвестным.