Вне правил

Я же практически ни с кем не встречаюсь – нет времени, слишком много работы и все такое. Обычные отговорки. Ее моя работа, похоже, восхищает: дела, за которые никто не берется, скандальная известность, бандиты, чьи интересы я представляю. Мы заказываем энчилады – тонкие кукурузные лепешки с острой начинкой, – и я продолжаю рассказывать. Однако вскоре до меня доходит, что она придерживается правила отличного собеседника – позволяет говорить другому. Тогда я даю задний ход и расспрашиваю ее о родных, колледже, о том, где еще она работала.

Я заказываю себе второй коктейль, а она не выпила и половину первого, и мы продолжаем болтать и вспоминать всякие истории из прошлого. Приносят блюдо с энчиладами, но Наоми едва на него смотрит. Судя по фигуре, ест она не больше птички. Я даже не помню, когда последний раз занимался сексом, и чем дольше мы разговариваем, тем чаще я задумываюсь об этом. Покончив с выпивкой и едой, я с трудом удерживаюсь от попытки ее поцеловать, перегнувшись через стол.

Но Наоми Тэррант не импульсивна. Надо проявить терпение. Сегодня вторник, и я спрашиваю, что она делает в среду. Не прокатывает.

– А знаешь, чего мне на самом деле хочется?

Чего? Всего, что угодно!

– Может, это покажется странным, но мне бы хотелось побольше узнать о смешанных единоборствах.

– О боях без правил? Ты хочешь на них сходить? – Я не могу прийти в себя от изумления.

– А это не опасно? – спрашивает она и напоминает о беспорядках, когда едва не пострадал Старчер.

Джудит снова подала на меня в суд, и Наоми вызвана повесткой дать показания.

– Если не случается никакой бузы, то нет, – заверяю я. – Давай сходим. – Если честно, женщины составляют там не меньше половины зрителей, и именно они кричат, требуя крови.

Мы договариваемся встретиться в следующую пятницу. Я в полном восторге, тем более что есть еще один начинающий боец, которого мне нужно посмотреть. Со мной связался его менеджер: им нужна финансовая поддержка.

8

Неудивительно, что после убийства спецназовцами жены Дага Ренфроу он сам находится далеко не в лучшей форме. Суд по гражданскому иску должен состояться через два месяца, и Дага такая перспектива совсем не радует. Он никак не может отойти от предыдущего процесса и не готов к новому.

Мы встречаемся, чтобы пообедать в одной безлюдной забегаловке, и я поражен тем, как плохо он выглядит. Даг очень похудел, лицо осунулось и побледнело, а в глазах – тоска и смятение надломленного и одинокого человека.

Он безучастно грызет ломтик жареного картофеля и говорит:

– Я выставил дом на продажу. Не могу в нем жить, слишком много воспоминаний. Я вижу ее на кухне. Мне кажется, что она спит в постели рядом со мной. Слышу, как она смеется, разговаривая по телефону. Чувствую запах ее лосьона для тела. Она везде, Себастиан, и никуда не уходит. Хуже всего, что я снова и снова переживаю эти последние несколько секунд, выстрелы, крики и кровь. Я виню себя за многое, что тогда случилось. Часто ухожу из дома среди ночи, нахожу дешевый мотель, снимаю номер за шестьдесят баксов и до восхода солнца лежу там, глядя в потолок.

– Мне очень жаль, Даг, – говорю я. – Но вашей вины в этом точно нет.

– Я знаю. Но ничего не могу с собой поделать. К тому же я ненавижу этот проклятый Город. Каждый раз при виде полицейского, или пожарного, или мусорщика я начинаю клясть и Город, и тех болванов, что им управляют. Я не могу больше платить налоги этому правительству. В общем, я уезжаю отсюда.

– А как же родные?

– Буду видеться с ними, когда захочу. У них своя жизнь. Я должен сам позаботиться о себе, а это значит, мне придется начать все сначала на новом месте.

– И куда вы отправитесь?

– Пока не решил, но подумываю о Новой Зеландии. Главное – как можно дальше отсюда. Не исключаю, что откажусь от гражданства, чтобы не платить тут налоги. Я старик, утративший веру в жизнь, Себастиан, и мне надо уехать.

– А как же суд?

– Я не хочу никакого суда. Постарайся все уладить как можно быстрее. Черт, Город может выплатить компенсацию всего в один миллион. Они же заплатят его, верно?

– Полагаю, да. Я не обсуждал с ними внесудебное урегулирование, но они не хотят доводить дело до суда.

– А есть возможность получить больше миллиона?

– Не исключаю.

Он медленно делает глоток чая и смотрит на меня:

– Какая?

– У меня есть компромат на департамент полиции. Настолько грязный, что отмыться им точно не удастся. Я подумываю о вымогательстве.

– Мне это нравится, – говорит он, и на его лице впервые появляется улыбка. – Вы можете провернуть это побыстрее? Меня тошнит от этого места.

– Я постараюсь.

9

Если звонок раздается в полночь, у меня никогда не возникает желания на него отвечать. Время две минуты первого, звонит Напарник.

– Привет, Босс, – говорит он слабым голосом. – Меня пытались убить.

– С тобой все в порядке?

– Не совсем. Получил ожоги, но не смертельно. Я в больнице. Католической. Надо поговорить.

Я сую в наплечную кобуру «Глок-19», надеваю свободный плащ, мягкую фетровую шляпу и быстро направляюсь к стоянке, где оставил свою потрепанную «мазду». Через десять минут я вхожу в приемное отделение больницы и здороваюсь с Джуком Сэдлером, одним из самых беспринципных адвокатов в Городе. Джук прочесывает приемные покои больниц и ищет клиентов среди тех, кто получил травму. Подобно стервятнику, он рыщет по коридорам, выискивая родственников потерпевших, которые слишком потрясены, чтобы мыслить ясно. Рассказывают, что он обедает и ужинает в больничных столовых и вручает там свои визитки людям с переломами. В прошлом году он подрался с водителем эвакуатора, который вымогал деньги у семьи пострадавшего в автомобильной аварии. Арестовали их обоих, но в газеты попала фотография только Джука. Ассоциация адвокатов уже много лет пытается лишить его лицензии, но он слишком умен, чтобы дать для этого формальный повод.

– Твой парень в конце коридора, – говорит он, указывая в конец коридора, совсем как один из пенсионеров-добровольцев, что носят розовые куртки. Его, кстати, как-то действительно задержали в такой куртке, когда он выдавал себя за сотрудника, встречавшего «Скорую». Задерживали его и переодетым в священника – в черной куртке и с белым воротничком. Джук – типичный сукин сын, но мне он нравится. Он плавает в тех же темных мутных водах закона, что и я, и у нас много общего.

Напарник, одетый в больничный халат, сидит на столе для осмотра больных, и правая рука у него забинтована. Окинув его взглядом, я говорю:

– Рассказывай, что случилось.

Он заехал в круглосуточный ресторанчик, специализирующийся на блюдах из курицы, где взял навынос кое-что для себя и матери. Потом сел в фургон, включил заднюю передачу, и тут раздался взрыв. Судя по всему, бомба была зажигательной и прикреплена рядом с бензобаком, а в действие ее привели дистанционно из одной из стоявших неподалеку машин. Напарнику удалось выбраться из фургона, и он помнит, как упал на тротуар и как на нем горела одежда. Он отполз в сторону и видел, как фургон превратился в пылающий факел. Вскоре вокруг уже суетились полицейские и пожарные. Свой телефон он найти не смог. Врач разрезал куртку и снял ее, а потом его стали грузить в «Скорую». И в это время кто-то сунул ему телефон.