Внедрение
Шрифт:
Теперь его задачей было пойти за Якушевым и Николенко так, чтобы его не срубили «опушники». Задача предстояла не из легких, но ведь и Валера обладал не только оперским опытом…
Однако Якушев и Николенко простились и разошлись в разные стороны – причем Николенко пыталась поцеловать Егора, но он достаточно резко отстранил ее рукой. Пошли они в разные стороны и совсем не теми маршрутами, которые спрогнозировал Штукин. Николенко пошла в противоположную от своей работы сторону – по 6-й линии к Большому проспекту, а вот Якушев – как раз по переулку по направлению к прокуратуре. Правда, и шестнадцатый отдел находился в той же стороне.
Идти сразу за двумя Валера, естественно, не мог и потому выстроился за Николенко. Почему за ней, а не за Егором? Да просто так! Это ведь было что-то вроде игры, не по делу,
Валера заметил, что «восьмерка» развернулась и пошла в сторону набережной – все правильно, эти за Якушевым, чтобы «сделать адрес» [42] . А за Николенко потопал «грузчик» из садика. Остальных видно не было, но Штукин знал, что они передвигаются параллельно – по 7-й линии к Большому проспекту. Валера, соответственно, рванул через садик, затем по 4-й линии, обогнал Николенко и успел встретить ее, когда она переходила Большой. Штукин прошел мимо Зои Николаевны, когда она говорила в мобильный телефон:
42
Установить адрес, в который зашел объект.
– …Вера, я через пять минут в нашем кафе… Да, на 7-й…
А на 7-й линии приличное кафе было только одно. Валера развернулся и по дуге пошел прямо туда – ни один «грузчик» его срисовать уже не смог бы.
Все время, пока Штукин шел к кафе, он ломал голову: кто и почему выписал «ноги»? И за кем? За Николенко или за Якушевым? Валера, наверное, очень удивился бы, если бы узнал, что на самом-то деле «наружка» работала по нему самому. Просто те, кто давал задание «опушникам», не знали, что в шестнадцатом отделе опер Штукин уволился, а на его месте уже работает оперуполномоченный Якушев…
А казус сей объяснялся-то достаточно просто: незадолго перед своим увольнением из милиции Валера «хапнул» случайно одного парня. Собственно говоря, он брал двух ухарей, которые недавно взломали ночью ресторан, а третьего задержал просто до кучи. И уже в отделе выяснилось, что этот третий находится в федеральном розыске за Амурским краем. В ИЦ [43] было все: и инициатор розыска, и номер циркуляра, и от какого числа – не было только статьи заочно предъявленного обвинения. Сам парень утверждал, что ищут его за неуплату алиментов, и слезно просился на волю. Штукин в тему с алиментами не поверил и хлопца не отпустил. Перед тем, как парня забрали в ИВС, он попросил Валеру сохранить его рисунки и акварели – на момент задержания с ним была аккуратная папка.
43
Информационный центр.
– На этапе все исчезнет, ты же знаешь! – убеждал задержанный опера. – А дело, в общем, не хлопотное.
Штукин взял широченную папку и положил на пыльный шкаф.
– Хорошо. Если тебя и впрямь за алименты ищут, то через пару месяцев заберешь.
Но дело в том, что парня этого, в определенных кругах имевшего за тягу к живописи прозвище Рублев, разыскивали действительно не за алименты, а за ограбление церкви. Так что вернуться через два месяца за своей папкой он не смог. Но смог сообщить на волю, что его «наследство» находится у такого-то опера в таком-то отделе. Штукин и думать уже забыл про эту папку, когда однажды ему позвонил некий «черт» и, по-блатному растягивая слова, заявил:
– Слышь, начальник, там у тебя человек вещь оставил, отдать бы надо…
– Надо, а то что?! – враз осатанел от такой наглости Валера. Он бы, в принципе, мог и отдать эту папку, но его покоробил тон звонившего, в котором чуть ли не скрытая угроза таилась.
– Ну-у… А то по-всякому может обернуться, когда поступают не по-божески.
Штукин взорвался:
– Слышь ты, хуйло! Еще раз проявишься – я из тебя самого акварель сделаю! Понял меня, человек божий?!
И опер бросил трубку. А потом полез на шкаф, достал папку, просмотрел еще раз рисунки и отнес их одному своему знакомому в антикварный магазин на предмет оценки. Рисунки оказались очень даже ценные. Штукин задумался, но реализовать их пока все же
не собирался…А Рублев, получив весть из Питера, что задержавший его опер не отдает папку, как раз находился на пересылке в Свердловском централе – в камере, где был еще один питерский горемыка, направлявшийся в Металлострой. Рублев попросил земляка связаться с волей, чтобы оттуда его знакомые еще раз потеребили опера на предмет возврата картинок. Уходящему в Металлострой были названы фамилия опера и его служебный телефон. При этом Рублев сделал одну ошибку – разоткровенничался и рассказал, что картинки не простые, а золотые и, вообще, французские… Земляк, однако, ни с какой волей по месту прибытия связываться не стал. В Металлострое он, налаживая отношения с оперчастью, поступил по мудрому зековскому правилу – не хочешь сдавать своих – сдай чужого. Ну, он и сдал всю тему с Рублевым – про картинки и про опера. Вот только фамилию опера забыл, зато четко помнил служебный телефон…
Оперчасть приняла эту тему, как агентурное сообщение, и копию его, поскольку речь в нем шла о каком-то опере, направили в УСБ.
В УСБ быстро установили Рублева, как известного «клюквенника» [44] и контрабандиста. Напряглись. Восприняли тему серьезно и установили, что за опер трудится в 16-м отделе по данному рабочему телефону. А там уже к этому времени работал не Штукин, а Якушев…
Нет, в принципе, УСБ сработало профессионально, ошибочка вышла в мелочи – никто не додумался проверить, с какого времени трудится молодой опер в этом кабинете. Так бывает. И к сожалению, не то, что бы редко, а сплошь и рядом. «Уэсбэшники» выстроились на ложный объект, но не знали, что он ложный. Сам «объект» вообще не знал ни о чем.
44
«Клюквенники» – специализация воров, которые обворовывали церкви.
При скудности первоначальной информации УСБ не придумало ничего умнее, как «поставить ноги» за объектом на недельку. Что эти «ноги» должны были выявить – трудно сказать, но «опушники» дисциплинированно начали отрабатывать Якушева и его связи. «Опушникам» ведь все равно – что квадратное катать, что круглое переворачивать…
Вот начало их работы и засек сам Штукин, не зная и не ведая, что весь шухер заварился из-за него самого. Не знал он, естественно, и того, что Рублев, не дожидаясь никаких положительных известий с воли, в конце концов очень обиделся на весь мир и на Штукина лично и накатал анонимку в прокуратуру Василеостровского района города Санкт-Петербурга. Из далекого амурского края эта бумага долго шла до Питера, но дошла и попала по адресу – к помощнику прокурора района по надзору за уголовным розыском Зое Николаевне Николенко, которая бегло просмотрела анонимку, не заинтересовалась ею и зашвырнула в сейф с мыслью вернуться к этому вопросу позже – когда будет больше времени и желания…
…Дойдя до того кафе, где Николенко назначила встречу какой-то Вере, Штукин увидел, что все столики на свежем воздухе заняты, и очень этому обрадовался. Валера понимал, что если Николенко с подругой сядут внутри помещения – то у него есть шанс подслушать их разговор, а «наружка» останется на улице – контролировать вход и выход. У них и так людей негусто – половина ушла за Якушевым, – стало быть, максимум, на что их хватит, – это только войти под каким-нибудь предлогом внутрь, чтобы посмотреть на «связь», то есть на собеседника Николенко. Так оно и вышло.
Зоя Николаевна зашла внутрь и заняла угловой столик, Штукин расположился за соседним, спиной к ней. Валера действительно очень мало общался с Николенко, но все же она, конечно, могла узнать его в лицо. Штукин решил подстраховаться, а заодно сесть так, чтобы видеть вход. Буквально через минуту после захода Николенко в кафе заскочил сотрудник, который долго и нудно начал расспрашивать бармена за стойкой об имеющихся в наличии сортах мороженого. Валера с трудом подавил улыбку.
Минут через пять к столику Зои Николаевны подошла молодая, красивая, модно одетая женщина. Штукин вспомнил подслушанный телефонный разговор и решил, что это Вера. Он сначала догадался и только потом услышал, как Николенко обращается к подруге, называя именно это имя.