Вниз по течению-1
Шрифт:
— Никому не удавалось? — переспросила она дрогнувшим голосом. — Вы хотите сказать, что отсюда нельзя вырваться?
Её с головой накрыло отчаяние.
— Попробуй, может тебе удастся, — скривилась белобрысая.
Остальные промолчали. Мира вдруг заметила, что правые ладони окружавших её женщин перемотаны тряпицами, будто все они принадлежали к некой секте. Поднеся к глазам руку, Мира обнаружила, что и её ладонь перемотна. Кстати, та самая, которую она порезала, убегая от толпы. Оттянув тряпицу, Мира увидела короткий порез, пересекающий линии жизни и сердца, и образующий с ними треугольник. Кровь засохла, и в
— Что это? Почему у всех ладони перевязаны?
В лице женщины промелькнула растерянность.
— Они берут у нас кровь, когда мы кукрим. — ответила за неё мексиканка.
Мира напрягла память, но не смогла вспомнить, как ей делали надрез на руке и то это делал. Она вообще ничего не помнила с тех пор, как ей в комнате у Найры надели на голову мешок. Затем провал и куб.
— Зачем им наша кровь? — спросила она дрогнувшим голосом.
— Они капают её в воду, и та становится безопасной для тех, за Башней, — ответила за англичанку белобрысая, презрительно скривив губы.
— Сколько капают?
— Литра два, — рассмеялась девица. — Ладно, расслабься, тут все новенькие, как дуры выглядят.
Мира бросила на неё косой взгляд. Это было невозможно объяснить логически, но между ними будто протянулись невидимые нити. Мира чувствовала, что у худышки к ней интерес, девица будто присматривалась к ней, изучала. Узнать бы ещё, с какой целью?
— Ты сама-то давно здесь? — спросила Мира.
Белобрысая хотела ответить, но её перебила мексиканка.
— Здесь нет времени, — сказала она.
— Жизнь мокрозяв, — подхватила англичанка, — делится на существование здесь, — она обвела взглядом камеру, — и светлые периоды кукрения.
— Светлые?! — вырвалось у Миры.
У неё до сих пор замирало сердце при воспоминании о настигающей толпе.
— Конечно, — мечтательно улыбнулась англичанка, и Мира с изумлением увидела, что все женщины перенимают эту улыбку.
— Там кайфово, — подтвердила белобрысая.
— Это единственное, что не даёт сойти здесь с ума, — сказала женщина слева.
— Но сеансы бывают так редко! — воскликнула женщина справа.
Мира поняла, что это она сошла с ума.
Внезапно одна из женщин в камере подошла к решётке, вцепилась в неё и начала раскачиваться, выкрикивая:
— Заберите меня отсюда! Я хочу кукрить!
— Ну вот, начался концерт по заявкам, — белобрыая мрачно подмигнула Мире.
По камере будто прошла невидимая волна. Несколько женщин поднялись с пола, бросились к решётке. И вот уже несколько глоток на разные голоса завопили:
— Кук-рить! Кук-рить!
Они просунули руки сквозь решётку, словно пытались дотянуться до чего-то, видимого только им. Тела под серым хламидами раскачивались из стороны в сторону.
— Кук-рить! Кук-рить! — отдавалось от низких сводов.
Узбечка прижала ладони к ушам и зажмурилась. Женщины, оставшиеся сидеть, смотрели на беснующихся со страхом и скорбью. Так смотрят на умирающих, которым нельзя помочь. Англичанка поднялась
и подошла к решётке.— Нинель, перестань! Хватит! — умоляюще сказала она, обращаясь к одной из бесноватых.
— Кук-рить! Кук-рить! — визжала та.
Мира вновь подумала, что всё это напоминает секту.
— Нинель! Прошу тебя, перестань! — с отчаянием воскликнула англичанка. Она пыталась увести Нинель от решётки, но та грубо оттолкнула её и продолжила вопить.
— Кук-рить! Кук-рить! — гудело в спёртом воздухе.
Мексиканка поднялась, тяжело ступая босыми ногами, подошла к англичанке и обняла за плечи. Сгорбленную и сразу постаревшую на несколько лет, она отвела англичанку в тёмный угол. Мира слышала, как та всхлипывает, а мексиканка что-то говорила ей.
Придавленная происходящим, Мира оглядывалась по сторонам. Она ничего не понимала. Женщины у решётки продолжали вопить:
— Мы хотим кукрить! Мы хотим!
Воздух вибрировал от их голосов, как от боя барабанов. Мира почувствовала, как стук проникает ей в голову. Хотелось бежать без оглядки, пока не станет тихо и спокойно. Но бежать было некуда, бой барабанов заполнял голову. Мира вдруг поймала себя на том, что повторяет вместе со всеми:
— Кук-рить, кук-рить.
Она в испуге закрыла рот ладонью, но звучащие в голове барабаны никуда не делись. Они продолжали стучать, вызывая бешенство. Нужно было что-то сделать, заставить их замолчать. Всё равно как, лишь бы наступила тишина.
Неожиданно белобрысая оказалась рядом с ней и сильно ударила кулаком в лоб. Мира упала навзничь, девица встала над ней, будто скалящий зубы столб.
— Кук-рить! Кук-рить! — неслось со всех сторон.
Мира тяжело поднялась — от слабости колени были словно ватные — и боднула Алексу в грудь. Но девка, не смотри, что худышка, оказалась сильной. Она схватила Миру за волосы, и ударила лицом о свое колено. Миру ослепила боль, рот наполнился кровью, из глаз хлынули слезы. Упав на четвереньки, она зашарила руками по полу, пытась найти сама не зная что. Неожиданно кто-то вложил ей в руку нечто твердое и увесистое. Сжав его в ладони, Мира вновь поднялась. Сквозь красноватую пелену увидела расплывчатый силуэт белобрысой. Та стояла вполоборота, уверенная, что уложила Миру.
— Аааааааа! — заорала Мира и бросилась на противницу. Ударила в лицо. Брызнула кровь, и щека белобрысой превратилась в рваное мясо.
Кукрить! Кукрить! Голоса подстёгивали, наделяли силой.
Рот Алексы растянулся точно резиновый, она отшатнулась, закричала. Но даже её крик не смог заглушить барабаны. Мира стала наугад махать кулаками, во что-то попадала, что-то попадало в неё. Камера перевернулась, перед глазами мелькали то светлые волосы, то сцепленные зубы, то рассечённое ухо. Неожиданно кто-то схватил её за руки, заломил их назад, а потом в лицо хлынула вода.
— Турнир! — завопила белобрысая. — Я вызываю ее на турнир мокрозяв!
— Заткнулись обе! — рявкнул незнакомый мужской голос.
Сразу стало тихо, будто все умерли. Проморгавшись от воды, Мира увидела, что возле решётки стоит крупный мужчина с суровым выражением лица. В руках у него было пустое ведро, на полу разлита лужа воды.
Вся одежда на Мире стала мокрой
— Обеих в карцер, — приказал он.
Карцер звучало зловеще. Представились казематы, крысы и ледяная вода, доходящая до горла.