Вниз тормашками

Светло-серая чесночница с крышкой в виде зеленого кустика, на боку которой написано детскими буквами «Чесночная приправа». Достаточно оригинально для емкости, в которой находилось вещество, точно так же пахнущее чесноком, но вот по химическому составу резко от чеснока отличающееся… Арсин, или мышьяковистый водород. Белый кристаллический порошок, легко растворимый в жидкости, пахнет, как уже говорилось, чесноком и предельно ядовитый.

Бедняга оператор умудрился стрескать аж девять смертельно ядовитых доз! Ничего удивительного, что он умер. Удивительно то, что никто, вообще никто не видел, как жертва брала из банки с чесночной приправой эту самую «приправу». Почти все допускали, что такое «имело место быть», но никто лично этого не заметил.

Капитан, охая от изжоги, которую заработал на вчерашнем кутеже по случаю юбилея тестя, где съел любимый селедочный салат, опустился на колени и заглянул под плиту. Что он там искал, он и сам бы не сказал, но на всякий случай решил посмотреть. Ничего, кроме бычка, то бишь окурка, и остро пахнущего малюсенького сухарика, он не нашел. Сухарик, судя по кубической форме, был «кириешкой», а вкус скорее всего — «хрен с холодцом». Капитан хорошо разбирался в сухарях — его младший сын, можно сказать, не расставался с сухариками, чему родители нарадоваться не могли. Поскольку чадо в силу своего нежного упрямого возраста всегда отказывалось кушать, то пусть хотя бы сухари грызет. Все же хоть какая-то еда. Последним пристрастием ребенка был именно «хрен с холодцом».

Вдруг в зеркальной дверце духового шкафа отразились две стройных ножки в модельных туфельках с длинными узкими носами. Капитан поднял глаза. Ножки длились, длились, прятались под узкую юбку миди. Дальнейшее переходило в изящное тело и красивую голову с распущенными светлыми волосами.

— Добрый день, — поздоровалась женщина, — это вы — представитель органов внутренних дел?

— Я, — неуклюже приподнялся с колен капитан Собачкин, держа на широкой милицейской ладони неизвестный окурок и коричневый сухарик. — Капитан Собачкин. С кем имею честь?

— Лариса Котова. Вы обо мне слышали. Это я готовила суп.

— А-а, да-да-да. Очень приятно… то есть нам нужно взять у вас показания.

— Я готова, — улыбнулась женщина. — Вы их прямо здесь будете брать?

— Кого брать? — тупо переспросил Собачкин.

— Показания, — терпеливо пояснила Лариса, мысленно закатывая глаза. Она от всей души сочувствовала своему другу Карташову, которому в своем отделе приходилось работать с такими болванами, как этот тип, бессмысленно лопочущий что-то толстыми губами.

— Давайте присядем, — несколько суетливо сказал капитан, — а там и поговорим.

Они расположились на стоящих неподалеку стульях.

— Так что вы мне хотели рассказать? — дружелюбно посмотрел на Ларису капитан.

— Я? Это вы у меня хотели взять показания. По крайней мере, мне так директор сказал.

— А, ну да, ну да. Конечно. Я хотел у вас кое о чем спросить. Взять, так сказать, показания.

«В Коломбо, что ли, играет? — подумала Котова, оправляя юбку на коленях. — Тот таким же придурком прикидывался до поры, до времени…»

Капитан посмотрел на свою дубовую ладонь, на которой до сих пор одиноко лежали окурок и сухарик, и зычно крикнул: «Сашка!» Подлетел молоденький оперативник, который показался Ларисе смутно знакомым.

— Что? — парень в лейтенантских погонах был предельно краток, но, увидев Ларису, моментально расплылся в улыбке. — Лариса Викторовна! Какими судьбами?

— Здравствуй, Саша, как дела?

С этим молоденьким лейтенантиком Лариса познакомилась во время расследования своего последнего дела о пропавшей собаке. Саша, тогда еще практикант, работал в отделе вместе с Карташовым, который, собственно, и познакомил их. Мальчик был умен, сметлив, энергичен. И еще у него была очень обаятельная улыбка, мальчишеская и задорная.

— Нормально, а вы как? Опять в историю впутались, да?

— Как видишь.

— Э-э, — вмешался растерявшийся от этого разговора капитан. — Сашка, возьми это.

Он протянул лейтенанту окурок и сухарик. Тот достал из кармана пакетик, аккуратно опустил находки в него и убежал, незаметно подмигнув Ларисе Викторовне.

— Под плитой еще поковыряйся, Сашок! — крикнул ему напоследок Собачкин и повернулся к Ларисе. — Итак, вас зовут…

— Котова Лариса Викторовна.

— Ага, ну протокол потом заполним, а теперь расскажите мне все, что вы позавчера видели.

Лариса минуту помолчала, собираясь с мыслями. И не спеша рассказала все, что помнила, умолчав разве что о странном взгляде, которым, как она заметила, смотрел на нее директор, когда она зашла сегодня в студию за телефоном. А смотрел он действительно подозрительно. Как кот, задумавший стащить сметану или сделать какую-нибудь другую пакость, причем получать наказание совершенно не собирался. Это впечатление она оставила про себя и не собиралась упускать его из виду. Что-то нечисто с этим молодчиком! Да еще и этот ехидный тон! Уж не задумал ли он спихнуть все случившееся на Ларисины плечи? Нашел козу отпущения!

«Мы еще посмотрим, — думала Лариса, — кто кого! Все равно правда восторжествует, а правда в том, что я не виновата. Вот и буду искать отравителя. Подозреваются все, точь-в-точь как у Хмелевской».

— Что стало с пленкой? — спросила Лариса у капитана.

Тот помялся, но ответил:

— Поскольку опергруппа приехала сюда уже по факту гибели молодого человека в больнице, а это произошло спустя почти сутки после съемок, то понятно, что мы искали уже не по горячим следам.

— Ну да. И все-таки?

— Так вот, пленка, хранившаяся в подсобке оператора, оказалась испорченной. На нее вылили ведро воды.

— Насколько я знаю, — медленно сказала Лариса, — от обычной воды пленка вряд ли будет полностью испорчена. Наверняка что-то можно восстановить.

— Ладно бы чистой водой эту пленочку «помыли», так ведь уборщица оставила ведро с мыльной водой, в которой было растворено немалое количество «Белизны». Знаете, что такое «Белизна»? — спросил он.

Лариса прокрутила в голове все мало-мальски знакомые ей названия чистящих средств и вспомнила, что, кажется, так называлось сильно воняющее хлоркой средство для отбеливания и дезинфекции унитазов. Стоило оно копейки, а руки от него потом пахли с неделю. Элечка Горская в пору своей молодости и соответственно бедности как-то раз купила эту штуку. Так потом она целую неделю ходила и ныла, что, дескать, запах противный. С той поры Эля разорялась на самые дорогие средства, но эту гадость больше не покупала. Иные жидкости по крайней мере пахли ароматизаторами.

— Да, я знаю. Хлорка.

— Вот-вот. А теперь представьте, что случится, если обработанную аргентумом пленку смочить раствором хлора?

— Я не помню химии, — честно сказала Котова.

— Да я тоже, — признался капитан, — но эксперты говорят, что пленка уничтожена и восстановлению не подлежит.

— Вы не знаете, кто это сделал? Ну хотя бы приблизительно?

— Бог с вами, нет, конечно. Я, разумеется, не должен бы вам этого говорить, но друг Олега Владимировича… Сами понимаете, здесь же нет камер внутреннего наблюдения, а пока мы выясним, кто здесь оставался в неурочное время да кто мог заходить в подсобку… Да еще неизвестно, сколько времени эта бобина с пленкой проплавала в ведре с грязной водой! Короче, работы непочатый край.