Внук доктора Борменталя

— Зачем сторожевым собакам английские тексты? — спросил Борменталь.

— Папа, ты ничего не знаешь. Ты сходи и посмотри, что там у Василия Генриховича происходит, — сказала Алена.

— Генриховича?! — взревел Борменталь. — Я ему покажу Генриховича! Дай мне поесть, — обратился он к жене.

— А ничего нету, Митя.

— Как?

— А вот так. Дружков скупил все продукты, кормит своих псов. Мясом!

— Неправда, — буркнула Алена.

— Я тебе скажу, Митя, это сращивание партийной и теневой мафии, — зашептала Марина. — Васька ходит к Швондеру, поет с ним революционные песни, а сам уже все скупил. Продукты скупил, дома скупил, сейчас на землю зарится…

— И правильно, — сказала Алена. — Землю забросили.

— А эта ему подтявкивает! — Марина уперла руки в бедра. — Ты забыла, кто у тебя предки?! Русская интеллигенция! Не какие-нибудь шавки!

— Так, — сказал Борменталь. — Дай-ка мне ремень.

— Будешь меня пороть? — насмешливо спросила дочь.

— Не тебя. Брата своего, — мрачно изрек Борменталь.

Швондер лежал на койке под портретом Дзержинского. Тумбочка была уставлена лекарствами. В комнату вошел Дружков. Был он с ног до головы в «варенке». За ним просунулась в дверь морда лохматой собаки.

— Полиграф… — слабым голосом проговорил Швондер.

— Михал Михалыч, я вам Карата привел. Не скучно будет. Он вам и в магазин сбегает… — Дружков указал на пса.

— Спасибо… Полиграф, записи мои разберешь, архив. Может, еще потребуется.

— Будет сделано, — с готовностью кивнул Дружков.

— А?

— Сделаю, не волнуйтесь. Опубликую. Скоро типографию закупаем…

— Вот и хорошо, и славно… Полиграф, республика в опасности!

— Я знаю, — кивнул Дружков.

— Не сдавай позиций, Полиграф. Я на тебя надеюсь. Много контры проросло…

— Нерушимо, — сказал Дружков.

— Доктора — к стенке, — Швондер был уже в полубреду. — И запомни: так, как мы прожили — пускай попробуют прожить! Ничем себя не замарали!

— Только других, — кивая, негромко произнес Дружков.

— Как?

— Железное поколение, папаша. Родина не забудет.

Швондер откинулся на подушку, прикрыл глаза.

— Ступай. Я посплю.

Дружков вышел в соседнюю комнату, где был музей. Подошел к бронзовой собаке, на шее у которой был повязан красный бант. Провел по бронзовому боку пальцем. Остался след. Дружков вынул из кармана носовой платок и протер собаку. Карат тоже был тут как тут. Задрав морду, он смотрел на бронзового родича.

— Дед мой, — пояснил ему Василий. — Названый. Большой прохиндей.

Борменталь ожидал приема в офисе кооператива среди других посетителей, среди которых было немало собак, чинно сидевших в приемной. Из окна офиса была видна площадь перед магазином, уставленная машинами и автобусами. Поодаль виднелась очередь за водкой.

Среди ожидающих приема было немало городских заказчиков, людей состоятельных и напуганных организованной преступностью. Это их автомобили стояли на площади. Собак интересовали вопросы найма, но ждали Дружкова и люди, желающие поступить на работу, хотя таких было немного.

У телефона за секретарским столиком дежурила Катя.

— Кооператив «Фасс» слушает… Да, сенбернары нужны. Работа по трудовому соглашению. Зарплата от девятисот до тысячи пятисот…

«Неплохая зарплата для сенбернара…» — злобно подумал Борменталь.

— Катя, это ты с сенбернаром разговаривала? — спросил он.

— С хозяином, — улыбнулась Катя.

— Значит, зарплата ему? А если бесхозный пес работает, кому зарплата?

— Кооперативу. Деньги идут и на социальное страхование собак.

Ожидающие очереди собаки внимательно прислушивались к разговору.

Наконец вдали на дороге показался белый «Мерседес» Василия. Он подрулил к офису, провожаемый злобными взглядами водочной очереди. Дружков выпрыгнул из него и бодрым шагом зашел в контору.

— Всех приму, всех! — успокаивающе поднял он ладонь навстречу устремившимся к нему посетителям. — О, Дмитрий! — обрадовался он, увидев Борменталя. — Проходи, пожалуйста. Брата без очереди, — объяснил он остальным, скрываясь с Борменталем в кабинете.

Обстановка кабинета была простая, но стильная. На стене висели портреты породистых собак: кокер-спаниеля, бассета, афганской борзой, вроде как членов Политбюро в старые времена.

— Интерьер заказывал в городе, — пояснил Дружков. — Наконец ты зашел… Я уж думал — обиделся… Садись, — Дружков указал на кресло.

Однако Борменталь продолжал стоять, стараясь успокоить прыгающую от злости и обиды нижнюю губу.

— Что? Что-нибудь не так? — обеспокоился Василий.

— Прежде всего мне не нравится твой панибратский тон… — начал Борменталь.

— Почему панибратский? Братский, — возразил Василий.

Борменталь постарался этого не заметить.

— …Во-вторых, мне не нравится то, что ты написал в анкете, — Борменталь вытащил из нагрудного кармана сложенный лист и протянул Василию.

— Давай исправим. Что не нравится? — с готовностью отозвался Дружков.

Он сел за стол, надел очки и развернул анкету. Борменталь продолжал стоять.

— Садись, садись, — сказал Дружков.

— Попрошу на «вы»! — вскричал Борменталь.

— Садитесь, Дмитрий Генрихович, — устало повторил Дружков.

Борменталь уселся. Василий продолжал изучать анкету.

— Мне все нравится. Может, не хотите у себя прописывать? Это временно. Я сейчас коттедж ремонтирую, купил у райздрава. Туда переселюсь.

— На каком основании ты вдруг стал моим родственником? — официальным тоном спросил Борменталь.

— Здрасьте! А кто говорил, что семья прибавилась? Кто меня окрестил? — обиделся Дружков. — Отцом называть не стал, уж простите, молоды вы для отца…

— А почему Генрихович? Другого отчества не нашлось?

— Так ведь брат… Генриховичи мы, Дмитрий, — проникновенно проговорил Василий.

Спорить с этим было трудно. Борменталь заерзал в кресле, пытаясь придраться хоть к чему-нибудь.

— Ну а «маугли»? Что за «маугли»?

— Я прочел. Мне понравилось, — потеплев, с улыбкой произнес Дружков. — Хочу быть Маугли. Разве нельзя? Все, что не запрещено, — разрешено.

— Грамотный стал… — пробормотал Дмитрий. — Ладно, пиши как знаешь, если участковый пропустит. Но Алену в свои дела не втягивай! Не позволю!