Внук золотого короля

* * *

Получить в наследство пять миллиардов при известных обстоятельствах очень просто, но владеть пятью миллиардами очень непросто при всяких обстоятельствах.

Володя убедился в этом на другой же день после роскошных похорон своего «деда».

Во-первых, ему не давали покоя газетные корреспонденты, фотографы, представители «кино-газеты». Его снимали во всевозможных позах и задавали ему самые удивительные вопросы.

Но особенно поражало Володю, что в газетах печатали всегда не то, что он говорил на самом деле, а то, что хотелось напечатать газете.

Например, на вопрос, как ему жилось в Москве, Володя отвечал: «Очень хорошо!» В газете же было написано: «Когда мы спросили молодого мистера Рингана, как ему жилось в Москве, лицо бедного юноши исказилось от ужаса, и только когда мы напомнили ему, что кругом нет большевиков, он немного успокоился, и дар слова к нему вернулся». На вопрос, что он думает о советской власти, Володя сказал: «Власть хорошая». В газете так и было напечатано, но с таким добавлением: «Власть хорошая, — отвечал юный миллиардер, сопровождая свои слова горьким смехом, в котором звучала бесконечная ирония».

На фотографиях Володя тоже выходил всегда непохожим на самого себя, и он сильно разочаровался в газетах.

Кроме того, его опекун, мистер Томсон, решительно и спокойно объявил ему, что он отныне должен стать настоящим Ринганом и обучаться всему, чему должен обучаться человек, имеющий пять миллиардов.

У Володи голова затрещала от множества наук, которые сразу обрушились на него, от множества театральных представлений, которые он посетил вместе с Томсоном, от множества людей, с которыми ему пришлось иметь дело.

Конечно, Володя отлично чувствовал, что вся эта комедия должна чем-нибудь кончиться, и он ни одной даже минуты не ощущал себя настоящим миллиардером. Его интересовало только, как все это кончится. А надоедать все это начинало порядочно.

Володе приходили в голову разные комбинации. Во-первых, недурно было бы удрать. Но куда он денется. Миллиардеру удрать не так-то просто. Поэтому мысль о бегстве он отбрасывал, как негодную. То решал он покориться своей участи, выждать совершеннолетия, а потом просто уехать в Россию. Но долго было ждать. Решительно ничего хорошего он не мог придумать.

Развязка наступила сама и такая, которую, конечно, Володя никак не мог предвидеть.

Однажды, мистер Нойс, утром, когда Володя только-что проснулся, вошел к нему в комнату.

Володя был этим очень озадачен, ибо всегда инстинктивно побаивался бородатого джентльмена.

Тот спокойно сел в кресло и прямо сказал:

— Вот что. Ты нам кажешься малым сообразительным. Ты, конечно, не воображаешь, что мы в самом деле считаем тебя внуком Рингана.

Хотя Володя и сам не считал себя таковым, но ему показалось это обидным. Оскорбил его тон, каким это было сказано.

«Велика штука — внук Рингана». Но он ничего не сказал, а кивнул головой.

— Так вот... Я вижу, что тебе здесь надоело и что тебя тянет назад в Москву.

— О, мистер Нойс! Еще бы!

— Знаю. Мы можем тебе устроить возвращение в Россию, но с одним условием. Ты должен согласиться на то, что я тебе сейчас предложу.

— Конечно, мистер Нойс.

Володя был заранее согласен на все.

— Видишь ли в чем дело. Если ты просто напросто исчезнешь, то тебя будут искать и, может быть, найдут, задержат по дороге. Твой опекун Томсон поднимет на ноги всю американскую полицию. Если же ты умрешь, то Томас Ринган получит все состояние, чего он, конечно, очень хочет. Поэтому ты должен согласиться умереть... Тогда мы отправим тебя в Москву.

Володя бессмысленно моргал глазами.

— Как умереть?

— Так умереть. Разве поездка в Россию не стоит того, чтобы умереть ради нее...

— Но как же?..

— Слушай, — сказал Нойс и наклонился к самому его уху.

XII. Мистер Томсон и чернослив

Мистер Томсон сел ужинать по обыкновению в девять часов вечера.

Он жил в небольшом домике в одном из самых тихих кварталов.

Поужинав, он собирался заняться делами и уже разложил на столе папки с надписями «Дело Рингана», как вдруг он почувствовал себя дурно. Холодный пот выступил у него на лбу, а руки и ноги похолодели и онемели. Он не имел сил дотянуться до звонка, чтобы позвонить. Голова у него страшно кружилась, а во рту был какой-то неприятный горький вкус. «Я отравился» — подумал он и припомнил все, что он ел за ужином. Потом он вдруг вспомнил, что к нему приезжал Нойс и угощал каким-то особенным японским черносливом, который тот только-что купил у знакомого капитана. Чернослив вообще очень полезен, однако мистер Томсон чувствовал себя с каждой минутой все хуже и хуже. Он попытался было встать, но едва не сполз под стол. Хотел крикнуть и не мог. Затем он потерял сознание от слабости и страшной боли в желудке.

Мистер Томсон пролежал в постели целую неделю почти без сознания, а когда очнулся, то был так слаб, что не мог заниматься никакими делами. Ему не давали даже читать газеты, да, впрочем, он и не интересовался ничем, ибо чувствовал себя еще совершенно разбитым.

Когда он начал понемногу оживать, врач объяснил ему, что он, по всей вероятности, чем-нибудь отравился: колбасой или консервами.

— А может быть, черносливом? — спросил тихо Томсон.

— Ну, это менее вероятно. Разве, что кто-нибудь хотел вас отравить.

Доктор посмеялся над своим предположением.

— Но теперь вы вне опасности.

— Может меня навестить Эдуард Ринган?

Доктор смутился.

— Подождите еще денька два... вам нужен покой.

Мистер Томсон начал понемногу вставать. Он страшно сердился на доктора, запрещавшего ему читать газеты.

— Я же могу умереть от скуки! — говорил он.

Но доктор был неумолим. От скуки не умирают. Разрешил только прогулки по саду.

И вот, в один теплый осенний день мистер Томсон сидел в саду в кресле и поглядывал на большой многоэтажный дом, возвышавшийся по ту сторону улицы.

Из одного окна вылетела вдруг «галка», сделанная из старой газеты, и, причудливо извиваясь, полетела по воздуху. В окне послышался детский смех, и выглянули две головы. Дети следили за полетом, и мистер Томсон от нечего делать занимался тем же.

Галка летела так, словно она могла обсуждать и обдумывать свои движения. Она то останавливалась, то поворачивалась стремительно, то снова застывала и летела в противоположную сторону. Наконец она успокоилась у ног мистера Томсона. Тот поднял ее и помахал ребятишкам, которые восторженно захлопали в ладоши.

И тут же мистер Томсон прочел на крыле «галки»:

«Похороны юного Рингана».

Сердце у него замерло.

Мистер Томсон дрожащими руками развернул газету.

«Печальное зрелище, — писал журналист, — представляют собою всякие похороны. Но когда мы хороним старика, у нас есть хоть то утешение, что умерший совершил свой жизненный путь и получил заслуженный, а может быть, и желанный отдых. Но тут... Какое может быть у нас утешение? Юный, красивый, богатый, он был внезапно похищен ненасытною смертью!»