Внутри ауры

— Нет.

— А спелое манго с арбузом?

— Тоже нет. Спасибо.

— Хм-м, — задумался Яха, — хотите вам тогда одну историю расскажу?

Ребята кивнули.

— Присаживайтесь скорее! Давайте! Давайте!

Он посадил их около себя и таинственным заплетающимся шепотом приступил:

— В сказке сказывалось, что было четыре товарища, которые стали вскоре великими Магелланцами. Но в реальной жизни было их пять! — слюни эффектно вылетели из его рта. Он посмеялся, вытер небрежно рукой и продолжил. — Они познакомились на войне, дружили, поддерживали друг друга, отстаивали и заменяли семью. Один из них был врачом. Он не хотел отправляться на войну, но так сложились обстоятельства. Сами понимаете — человек предполагает, а жизнь располагает. Специальность его была травматология, но на фронте пришлось брать обязанности и реаниматолога, и хирурга, и всех вместе взятых. Несмотря на окружающий хаос, врач любил людей и ни за что бы не поднял автомат даже на врага. Он подходил к своему делу с благородством, самоотдачей и максимализмом. Альтруист первое время считал, что спасти можно всех, но потом под куполом реального ужаса грянуло эмоциональное выгорание. Трупы копились горой, а прошлые ремиссии оперированных кончались осложнениями и летальным исходом. Врач не выходил из операционной в госпитале, не спал сутками и вскоре потерял счет смертям на своем кладбище. Его глаза опустели, а отчаяние перешло в озлобленный цинизм и черный юмор. Лишь друзья, которые находились в похожих условиях, оставались опорой. Молдован, Бизон, Чиж и … Элтон. Вообще его звали Миша, но мы однажды с парнями увидели втихаря, как тот флексит под Элтона Джона, ну и дали ему такое погоняло. Ха-ха… Черт побери! Как сейчас помню! Прикиньте, вокруг война, по новостям вранье голимое, а этот включил музыку и танцует в лагере как ни в чем не бывало! Он был самый младший из нас! Простой парнишка из деревни, который перед войной обвенчался с девчонкой и просто, примитивно, по-человечески хотел жить с любимой и растить детей. Его вообще ничего больше не интересовало. Только и говорил о своей жене… Самая лучшая… Необыкновенная… Мы с ней вместе танцевали под Элтона Джона… Все дела… Наши надежды и мечты помогали друг другу не забывать о собственных. Мы напоминали в кромешной ночи про рассвет. Что у каждого есть то, ради чего стоит не сдаваться и не вешать нос.

Капитан закурил и сделал глубокую затяжку.

— Ко мне в госпиталь приволокли парнишку… Ни живого, ни мертвого… Больше семидесяти процентов поражения тела ожогами, включая всю голову. Даже опознать не могли поначалу, прикиньте… Он пребывал в коме и существовал на поддерживающих препаратах. Он дышал, его сердце работало, но он не приходил в себя. Никто не мог осмелиться его вегетативное существование. Медперсонал заходил менять капельницы и с отвращением и ужасом выбегал из палаты. Все по религиозным соображениям не хотели облегчить парню безнадежную участь. Я точно не помню, но где-то на пятый день я заглянул к нему. Бедняга лежал в той же позе, и обугленная кожа сверху подсушилась. Я долго смотрел на него, не зная, чем помочь, и вдруг заметил, что кожа на щеке под коростой слегка двигается. Я сначала решил, что это мимические мышцы возвращают тонус, но тут увидел трещину в пораженном месте и заглянул туда. Внутри копошились маленькие белые личинки…

Яха безжалостно сплюнул и хладнокровно продолжил:

— Парень разлагался, будучи живым. Он на войне играл роль пушечного мяса, которое вскоре обложили мухи. Я смотрел, как эти гниды копошатся в нем, и знаете, что я сделал? Ничего. Я ушел оттуда и сделал вид, что ничего не видел, как, собственно, и поступали остальные в дальнейшем, пока личинки не захватили внутренности целиком, и сердце не остановилось от септического шока. Никто не мог ему помочь, но и насильственно вмешиваться не стал. Врачи и медсестры обходили его стороной, потому что чувствовали безысходность и первобытный ужас. Каждый думал о своей шкуре, психологическом равновесии и мнимой нравственности. Мы спасали, но и наши благородство и честь имели границы. Возникшая ситуация была выше нашей моральной выдержки. Она напоминала нам о нашей ничтожности и смертности. Мне долго не давала покоя гибель того солдата. Я ненавидел себя и остальных за бездействие. Я копил ненависть, которая меня разъедала изнутри. Я все больше уходил в самобичевание и презрение ко всему людскому. В цинизме отыскалось спасение. Я обесценил жизнь и смерть. Поклялся, что буду равнодушным и расчетливым в любой ситуации.

Он закурил еще одну.

— Я ушел из госпиталя, решив спасать людей на поле боя. Там либо все, либо ничего. Ощущение того, что меня может тоже убить снарядом тешило мое эго и питала фальшивым героизмом, который мне помогал забыть о моей слабости и малодушии… Однажды завязалась кошмарная мясорубка, наши бойцы недооценили силу противника. Вражеская бомбардировка пришлась на самый эпицентр батальона. Наша спасательная бригада прибыла в горячую точку, персонал распределился по всей площади, так как пострадавших было очень много. Среди разорванных частей трупов я подобрал бойца, потерявшего ногу, остановил кровотечение, обработал и перевязал рану и потащил до поста. По дороге я услышал, как кто-то хрипит мое имя. Я начал оборачиваться с пострадавшим на спине и увидел в грязи моего хорошего друга Элтона. Я увидел его живое лицо и обрадовался, но затем понял, что у него нет двух ног по верхнюю треть бедер и правой руки по локоть. Он смотрел на меня выпученными беспомощными глазами и безостановочно звал меня. Сердце сжалось и перестало биться. Он угодил вместе со мной в ловушку судьбы, из которой можно выбраться лишь проигравшим. Я не подбежал к нему, потому что у раненного бойца на моей спине срок шел на минуты, и он мог погибнуть от потери крови, но его можно было еще спасти. Элтон смотрел на меня молящими глазами. Я не знаю, что он хотел. Но я в тот момент решил, будто знаю, чего бы я попросил на его месте. Я крепко сомкнул челюсти, достал пистолет и выстрелил ему прямо в голову, избавив от страданий и жизни. Элтон притих с дырой во лбу, но так и остался смотреть на меня с открытыми просящими глазами… Не угадал! Ха-ха!

Его разразил громкий хриплый смех. Он закашлялся, снова сплюнул и повысил дрожащий голос:

— Я любил, твою мать, этого парня! Любил! Я заштопал культю раненного бойца на моей спине, но знаете, что: он спился и через два года на гражданке покончил с собой! Еще и письмо мне прислал, что лучше бы я его бросил помирать там! Вот так жизнь ебет… А я возомнил себя судьей и пристрелил лучшего друга… Но, правда, и наш отведенный срок ничего не стоит! Все мы умираем! Только вот потом судьба сыграла со мной злую шутку, и я наступил на мину, которая мне тоже оторвала ногу… Ха-ха!

Его смех становился все более безумным и отчаянным:

— Но вот, что забавно: после этого я не спешил умирать! Я, как последняя загнанная сучка, кричал о помощи… Чтобы меня спасли… Я цеплялся за любую возможность, пусть даже и жизнь инвалида… Меня спасли и культю мою за деньги заменили титановым протезом, но воспоминания не стерли… Я мог продолжать врачевать, но после того случая пообещал себе, что больше никогда не свяжусь со смертью и болью… Все можно купить, все можно обесценить и все можно сломать… И чаще всего человек разрушает мир своими инстинктивными действиями…

Я ненавидел и ненавижу войну. Я трус. Я не могу убить человека, потому что во мне нет злобы. Я не знаю кто прав, а кто виноват. Где врут, а где нет. В чем заключается честь, долг и верное решение. В чем заключается смысл человеческой жизни и смерти. Но когда оказываешься на войне, то все идеалы, амбиции, взгляды, достижения и звания превращаются в пыль. После нескольких увиденных смертей и погубленных судеб, ты перестаешь критиковать, рассуждать, советовать, отстаивать и мечтать. Ты становишься сломленным и опустошенным. Тебя на плаву держит мысль, что тебя кто-то любит и ты любишь кого-то. Тебе ничего не хочется, кроме того, чтобы война закончилась. Чтобы жить как раньше, пусть не в достатке, без излишеств, хоть как-нибудь. Я предал не своего друга, а себя. Но не когда убил Мишу, а когда пытался возвыситься над законами природы, а потом потерпел поражение и самозабвенно обманывал себя, чтобы оправдать и успокоить. Я сломался. Допустил много ошибок. И я больше не хотел пытаться обуздать зло и познать тьму, мне было достаточно факта самой жизни, чтобы снабдить себя хорошим настроением до конца своих дней. На мой век, как говорится, травы и виски хватит. Эти осознания привели к тому, что сейчас вы видите перед собой. Хорошо это или плохо, я не знаю. Ха-ха! Но точно очень смешно…

Он начал снова заливаться смехом и вытирать слезы под черными очками. Они не прекращались.

— Если мы что-то делаем в жизни, то только чтобы не упасть в пропасть, которую мы сами же и открыли внутри за прожитый промежуток времени. Мы прячемся за нашими действиями, но по сути своей они уже ничтожны и бессмысленны. Мы должны притворяться и вытягивать себя из пропасти и состояния ходячего трупа раз за разом, потому что так же, как вечно повторяется война, так и продолжается несмотря ни на что жизнь. Поэтому кто-то по итогу выбирает жить для других, потому что себя не считает живым и достойным. Кто-то не выдерживает и спивается, отчуждается и кончает с собой. А кто-то с головой уходит в беспросветный беспричинный праздник и удовлетворение своих земных животных потребностей, живет для себя любимого. Я выбрал третье! Ха-ха! Я ссыкло, которое боится привязываться к людям и терять их. Я ссыкло, которое боится жить без иронии. Я ссыкло, которое боится обыденности, ответственности и здравого мышления! Но в единственном я не ссыкло: я не боюсь говорить правду! Вот так, бандерлоги! Такая сказочка! Именно из таких людей и состоит наш неидеальный мир… Именно поэтому людей убивают, а божьи дары и священные записи сводят с ума… Именно поэтому их надо уничтожить… А кого именно? А вот это уже решит судьба… Ха-ха! Вот как завернул!

Пират сделал большой глоток своего напитка и откинулся на матрас со свободно разведенными руками. Маша с Кириллом внимательно слушали. Как никто другой они понимали этого человека. Его отчаянную искренность. Им хотелось что-то сказать, но слова не подбирались. Хотелось как-то дать пирату понять, что он не один переживает и не один варится в кипящем котле человеческой безысходности. Но бдительный Яха сам подал навстречу руку и с хитрой ухмылкой обратился к ребятам:

— А теперь манго с арбузом будете?

Кирилл с Машей улыбнулись и утвердительно кивнули головами.

8.

Очередной вечер в бескрайнем океане. Количеству дней, проведенных в путешествии, потерялся счет. Но всем было плевать на время, на этот раз домом стали Атлантический океан и яхта, дрейфующая по волнам.

Яха, Лизи и Марго к закату оставили управление судном и переместились на нос яхты. Они блаженно лежали на матрасах, ласкались, дурачились и говорили о бессмысленной простой всячине, что взбредет в голову.

На противоположной стороне свесив ноги с кормы и крепко держа удочку, сидел Кирилл. Не то, чтобы он всерьез занялся рыбалкой, скорее изображал красивую картинку и развлекал себя азартным предвкушением. Рядом за столом Маша читала книгу и составляла молчаливую компанию, периодически поглядывая на забавное созидание Кирилла.

— Почему именно Америка? — прервал тишину он. — У нас ведь весь мир на ладони, а мы выбрали именно Тихоокеанское побережье…

— Звучит прикольно, — отрезала легкомысленно девушка.

— Мы станем предателями Родины…

— Да кому на нас не насрать. Про нас даже уже в Бурашево забыли.

— И то верно.

Маша дочитала главу и отвлеклась на вопрос.

— Есть к Америке какое-то влечение с самого детства, — мечтательно начала она. — То ли таинства придает отдаленность материка, то ли историческая база, то ли культурное прельщение…