Внутри меня шумят деревья

— Да мне бы это, отлить, — смутился привставший было с бревна Сергей.

— Потерпи чуток, лады? Потом спасибо скажешь.

Парень сел обратно. Борис усмехнулся в усы, но влезать с ехидными замечаниями не стал, чтобы не портить момент. Вместо этого добыл из кармана трубку с кисетом и принялся неторопливо, обстоятельно её набивать. Остальные тоже притихли, глядя на Антона, даже невменяемый Макс замолчал. История продолжалась.

* * *

Я уже упоминал, что у деда была собака. Огромный лабрадор, добродушная и тупая скотина. Так вот, на следующий день после расправы над яблоней Пират пропал. Дед махнул рукой, мол, нагуляется и сам придёт. Так и вышло: три дня спустя, когда я вышел во двор, чтобы сделать зарядку, он лежал в тени своей будки. Да только собака заболела.

Пират вёл себя странно: отказывался вставать, вращал глазами и всё время тихо скулил, не позволяя к себе прикоснуться. Никогда даже на кошек не рычавший, теперь пёс огрызался и щёлкал пастью при малейшей попытке сдвинуть его с места. Дед сперва глазам своим не поверил. Подогнал УАЗик, начал поднимать пса, чтобы отвезти того в райцентр к знакомому зоологу — и Пират насквозь прокусил ему ладонь. Пришлось звать соседей, чтобы уже самого деда везти в медпункт. Там ему наложили восемь швов.

Вернувшись от врача с забинтованной рукой, дед — сам по себе человек суровый и в воспитании собак кое-что, по его собственным словам, понимавший, — взялся за полено. Им, а также неслабыми пинками, он отходил Пирата по бокам и спине. Тот не сопротивлялся. Рычал только если его пытались поднять, и странно мотал кудлатой башкой, загребая носом пыль. А к вечеру начал выть.

Пёс выл без остановки всю ночь. Он рыл лапами землю вокруг, почти откусил себе язык и едва ли заметил это. Глаза, прежде умные, с вечными искорками этакого собачьего веселья в янтарной глубине, стали плоскими и пустыми. Не спал, не ел и не пил, только страшно кричал и подгребал лапами. Под конец это даже нельзя было назвать воем.

Той ночью я не спал, поэтому увидел, как на рассвете дед, тяжело вздыхая, достал с антресолей промасленную коробку патронов и чехол с ружьём, из которого как-то раз учил меня стрелять. Я выбежал во двор, кинулся к Пирату в безрассудной попытке спасти друга, вцепился в густую шерсть детскими кулачками и закричал: «Деда, не надо, пожалуйста, не убивай его!».

Мой крик и вой сошедшей с ума собаки слились воедино, нам вторили все соседские псы. Должно быть, в ту ночь не сомкнула глаз вся деревня. Дед пытался, как мог, объяснить мне, что собачке плохо, что она съела крысиный яд или ещё какую дрянь, ей очень больно, и надо это остановить. Что от боли собачка ничего не соображает и может меня укусить.

В конце концов он просто взял меня за майку и отшвырнул прочь, а сам навёл двустволку точно в лоб лабрадору. Я оббежал деда, толкнув его, что было сил; снова обхватил шею пса руками, кинулся ему на спину. По лицу у меня лились слёзы, из носа текло…

И тут собака вдруг замолчала. Пират посмотрел сперва на деда, затем, обернувшись, на меня. Но обернувшись так, как никогда не делал, да и не смог бы, пожалуй, сделать при жизни: запрокинув голову себе же на спину. Взглянув на меня глазами, в которых не было ничего, кроме боли и пустоты, как если б то была пара слепых бельм, собака затряслась, и вдруг… опала. Как камера от КамАЗа, в каких мы с другими ребятами плавали по речке, если случалось её проколоть. Пират словно обвалился сам в себя, за секунду превратившись в пустой кожаный мешок, полный скользких, перекатывающихся под мехом костей.

Дед застыл на месте, как громом поражённый, ружьё загромыхало по асфальту, а я, ничего не понимая, отпихнул ногами шкуру, оставшуюся от моего дорогого Пирата. От того места, где у собаки прежде был живот, в землю уходило несколько кожаных трубок, похожих на пуповины. Они зарывались в грунт, словно корни. И тогда я понял: глупая псина жрала буквально всё, что находила на земле, а я, заткнув отверстие от спиленного дерева, совсем позабыл собрать осыпавшиеся с него яблоки: первый, по словам деда, урожай за несколько лет. Оно добралось и до пса.

* * *

Рассказчик оглядел поляну и всю компанию, затем подбросил пару веток в начавший было затухать без присмотра костёр. Взвился и унёсся вверх сноп ярких искр. Никто не пошевелился.

— Ма-акс, — позвал Антон. — А Макс? Ты как себя чувствуешь?

В ответ парень только промычал что-то болезненно-неразборчивое — такие звуки обычно издают глухонемые. Руками он уже некоторое время ощупывал себя за голову и раскачивал ей из стороны в сторону, как китайский болванчик. Теперь из угла его рта действительно показалась нитка слюны.

— Макс, послушай меня. Ты слышишь?

— …ышу.

— Ты ел сегодня грибы? — утвердительный кивок. — Где взял их? С собой привёз?

— Е-ет. А-ам, — Максим поднял руку и указал в темноту позади себя.

— Да ладно тебе, Тох, ты что, думаешь, он…

— А на что похоже? Ты видишь это? — Антон снова поднял полую ветку. — Для проверки, пока вы его искали, я сломал шесть случайных веток по периметру этой поляны. Три из них оказались пустыми внутри.

— Да ты, блядь, гонишь, — сказал сидевший слева от Макса Андрей.

Сказал, но отсел подальше. То же проделал сосед Макса с другой стороны, и их круг стал напоминать подкову. «Или древнее судилище» — подумал Антон.

— Есть ещё кое-что. Слышите, как шумят деревья?

— Ну, шумят. И чего?

— Того. Где ветер?

Все заозирались, то и дело у костра раздавались смешки, но, надо признать, довольно нервные.

— Блин, мне теперь страшно! — сказала Наташка.

— Слушай, ну не нагнетай ты, хорош уже. История — класс, но пора и честь знать, — пробасил Борис, поглядывая на спутницу.

— Да, надо бы разрядить обстановку. Сейчас гитару из палатки принесу, отолью заодно, — поднялся на ноги Сергей.

— Фу, можно без физиологических подробностей?

— Что ж, иди, — Антон продолжал безучастно смотреть перед собой, наблюдая за мерцанием углей. — Моё дело предупредить.

Сергей почему-то не спешил трогаться с места, всматриваясь в темноту за пределами круга пляшущего света, то и дело бросая быстрые взгляды на Макса. Тёмные, изломанные силуэты ветвей казались после рассказанной Антоном истории зловещими и опасными. Шли минуты.

— У кого есть фонарик? — спросил Сергей, всё ещё не сделавший ни шага.

— Вот же вы ссыкуны, а! — возмутился, наконец, Борис. — Объясняю на пальцах. Ветер всегда дует ночью с моря, просто он выше, в кронах. Макс — объебос, нажрался даров природы и познаёт суть вещей, его бы в палатку и баиньки. А Антон у нас мастак страшилки для детей рассказывать, снимаю шляпу.

— Да не вопрос, Борь. Только прежде чем отходить от костра, попробуйте приподнять Макса. Так, немножко, на всякий случай. Чисто убедиться, нет ли между ним и деревом каких… пуповин.