Во что бы то ни стало

«ПОТРЯСАЮЩЕ!»

Марья Антоновна была права: Дина жила у своей художницы вовсе не так плохо, как это показалось приезжавшей на разведку Кузьминишне.

С Верой Ефремовной Сокол (по фамилии она была Соколова, но считала Сокол более созвучным эпохе), безалабернейшим и добрейшим сорокалетним существом, Дина познакомилась совершенно случайно в конце лета.

На Брянском вокзале был объявлен грандиозный субботник по разгрузке железнодорожного узла от овощей, досок и кирпича. Треть Москвы вышла на этот субботник от заводов, фабрик и учреждений. Дина и Вера Ефремовна вышли неорганизованно, сами от себя.

К этому времени Дина уже позорно покинула «Парижскую коммуну». Не совсем еще, правда, покинула, пробираясь ежедневно по сердобольности коменданта ночевать в фабричное общежитие. И по несколько иной причине, чем указывал тот же комендант Кузьминишне: Дина просто не смогла высидеть дольше на одном месте за однообразным делом!

Насчет поступления в вуз и интеллектуального труда комендант тогда Кузьминишне тоже напутал. Дина была бы не прочь заниматься последним, про вузы же «изобрела» одну теорию. А пока что, проедая крохи последней зарплаты, шныряла по городу в поисках чего-нибудь потрясающего для применения своей кипучей энергии.

На субботнике у Брянского вокзала, когда Вера Ефремовна, согнувшись в три погибели, тащила от товарняка к грузовику рогожный мешок с картошкой, ее чуть не сшибла с ног Дина, тащившая доски. Дина выругалась залихватски, как добрый мужик. Мешок свалился с Веры Ефремовны, картошка рассыпалась по земле.

— Сейчас подберу, — неожиданно кротко сказала Дина, одним махом сбрасывая доски. — Только вы все равно раззява. Идете зугзигами.

— Такого слова не существует. От тяжести я шла зигзагами, — сказала Вера Ефремовна, ползая по земле и ловя скользкие картофелины. — А вы остроумно надели брюки!

На ней самой была страшно узкая и короткая юбка, уже лопнувшая по шву. Дина же в брюках, выпрошенных в общежитии, была совершенный гриб-боровик. Мешок подобрали, связали шнурками от обуви.

— Вы от какой организации? — осведомилась Вера Ефремовна, когда они с Диной опять сошлись, возвращаясь к вагонам.

— По призыву молодежного журнала «Даешь», самостоятельно, — отчеканила Дина. Ей нравилось, что ее называют на «вы».

— О, и я тоже самостоятельно! Комсомолка?

— Нет. Но буду.

— Уверены, что примут?

— Безусловно.

Дальше — больше. Перетаскивая второй мешок следом за Диниными досками, Вера Ефремовна знала о ней уже многое: что та живет нигде, то есть нелегально в общежитии, что сама из детдома, то есть сирота, что обожает Маяковского (такого слова Динка, конечно, не произносила, Вера Ефремовна сама определила), что зачем-то изучала «пионера маркистской науки» Фриче, посещает кабинет по выявлению интересов советского читателя и следит за новинками пролетарской поэзии. А вообще безработная и не знает, как жить.

Вскоре Вера Ефремовна, с разрешения бригадира, охрипшего железнодорожника, и Дину переключила на картошку, чтобы продолжить интересный разговор. Ей очень понравилась теорийка, которую Дина изложила на третьем мешке с картошкой. Теорийка заключалась в следующем: вузы совершенно необязательны. Человек может превосходно заниматься самообразованием, иметь одну специальность — старо. Современный человек должен быть универсальной кладовой, разбираться в механике, астрономии, медицине, искусстве… Будущее только за такими потрясающе гармонически развитыми людьми!

— То есть, по-вашему, они должны быть кем-то вроде полиглотов? От таких, боюсь, толку будет маловато! — сказала Вера Ефремовна вздохнув.

— Глотать надо с толком! — возмутилась Дина, сбрасывая у грузовика свой мешок с картошкой и попирая его ногой. — Если человек всесторонне развит, если он посещает лектории, заводы, музеи…

— Вы посещаете?

— Конечно! Была уже…

— Перечислите музеи.

— Западной живописи, Третьяковка, Щукина, Румянцевский, — как горох посыпала Дина.

— Прекрасно. Одобряю.

— Дальше: я достала бесплатный абонемент на лекции по физико-астрономическим проблемам, философски-материалистическим, техническим…

Дина была готова еще долго выкладывать, но Вера Ефремовна чуть не угодила под тронувшийся грузовик, и они зашагали обратно по путям.

— Вы мне определенно нравитесь, — сказала Вера Ефремовна. — Знаете что? Поселяйтесь у меня. Работать будем, правда, от случая к случаю, но вместе. Сейчас я как раз роюсь в архивах Румянцевского музея. Кормиться будем сообща… Моя фамилия Сокол.

Конечно же, Дина согласилась!

Так на субботнике у Брянского вокзала определилась ее судьба. Было почти потрясающе: переспав на жесткой раскладухе, закусив холодными консервами, Дина с Верой Ефремовной неслись в Ленинскую публичную библиотеку пешком — Дина считала такую закалку необходимой для будущей культурно-физической гармонии.

Вера Ефремовна не рылась там ни в каких архивах. Просто они перетаскивали из отсыревшего подвала в хранилище музея книги по искусству, копии с картин…

По вечерам шли обязательно куда-нибудь: в клуб МГУ, на лекцию или, если удавалось пролезть зайцем, в консерваторию. Кое-что полезное, и немало, оседало в Дининой голове от подобной жизни. Наверно, об этом и подумали Марья Антоновна с Андреем Николаевичем, советуясь о будущей судьбе Дины после рассказа Кузьминишны про мансарду…

Налаженного житья у Веры Ефремовны с Диной не получалось. Да они к нему и не стремились! Сегодня музейный подвал, завтра оформление вывески общественно полезной лотереи «Книга вместо водки». Работенка подвертывалась, а Дина помогала Вере Ефремовне самозабвенно: подмалевывала, размечала, чистила.

Дина подумывала уже, что интересно бы познакомить свою покровительницу с Марьей Антоновной. Было в них что-то общее, хотя Марья Антоновна олицетворяла собой порядок, а Вера Ефремовна как раз наоборот. Дина мечтала устроить в мансарде шикарный банкет: консервированное овощное рагу, перец и роскошная рыба карп в личном соусе (так, вместо яичного, она прочитала на этикетке в магазине). Созваны будут все: Марья Антоновна, старикан Андрей Николаевич, Кузьминишна, конечно же, Алешка с Васей и Ленка…