Во имя истины и добродетели(Сократ. Повесть-легенда)

— Да, — кивнул Аполлодор, — но они приносят мне яйца и птенцов.

— А мне Ксантиппа — детей, — отшутился Сократ, опять рассмешив друзей.

Тут-то и вбежал во двор белобрысый сын Сократа, Софрониск и, крикнув отцу:

— Гости к нам важные! — умчался назад, гонять по улице.

К дому же Сократа, спросив у мальчишек дорогу, подходили двое — молодой трагический поэт Мелет с заморской дорогой собачкой на поводке и красавица гетера Ламия; и был облачен женоподобный Мелет в небесного цвета хитон, расшитый золотыми индийскими слонами, которые от колебания складок шевелились, как живые. И говорил сияющий Мелет подруге:

— Сократ, моя дорогая, мало что смыслит в искусстве, так что я заранее предвкушаю победу и удовольствие, которое при этом доставлю тебе, если, конечно, эта лысая образина посмеет вступить со мной в состязание.

Друзья же Сократа издали, поверх плетня, разглядели гостей, и Платон узнал обоих:

— Это Мелет к тебе пожаловал, учитель, а с ним гетера Ламия.

— Не тот ли это Мелет, — спросил Аполлодор, — который преследовал при тиранах демократов и голосовал за казнь Леонта Саламинского?

— Тот самый, — усмехнулся Сократ. — Только он теперь перекрасился и зашибает звонкую монету, славя народ.

И Ламия, входя в калитку, сказала с улыбкой:

— Поклонники твоей мудрости, Сократ, не расстаются с тобой. И все-таки я сильнее тебя: ведь ты не можешь отбить моих друзей, а я, стоит мне захотеть, переманю к себе твоих.

И Сократ, улыбнувшись, ответил:

— Вполне понятно: ведь ты ведешь их под гору порока, а я заставляю карабкаться на гору добродетели, а это слишком трудная дорога. Садись, дорогая Ламия. И ты садись, Мелет.

И, усадив гостей напротив, на свободную скамейку, предложил Сократ гостям вина, но они вежливо отказались. И тогда спросил Сократ Мелета:

— Откуда ты к нам?

— Из Эпидавра [159] , — сияя, ответил Мелет.

— Выходит, ты участвовал в состязаниях поэтов? И с каким же успехом?

Мелет же с гордостью изрек:

— Мы получили первую награду, Сократ!

— Вот как, — сказал Сократ. — Смотри же, чтобы мы победили и на празднике Панафиней.

159

Город Пелопоннеса, где проводились мусические состязания в честь бога врачевания Асклепия.

— Думаю, что так и будет, — заверил Мелет.

Сократ же сказал [160] :

— Да, Мелет, мне остается только завидовать вам, поэтам. Ведь для того, чтобы стать хорошим поэтом, нужно понимать природу прекрасного, не так ли?

— Да, Сократ, и для меня постижение прекрасного было самым трудным в искусстве.

— Как хорошо, Мелет, — продолжал Сократ, отпивая из кружки прохладное, кисловатое вино. — А то представь себе, совсем недавно меня поставили в трудное положение, задав такой вопрос: «Давай-ка посмотрим, Сократ, сможешь ли ты сказать, что именно прекрасно и что безобразно?» И я стал недоумевать и не мог ответить как следует, пока совсем не рассердился на себя. Вот как кстати вы пришли, Мелет и Ламия.

160

Аналогичный спор о красоте известен как диалог Сократа с Гиппием (Платон).

— Какое совпадение! — усмехнулся Мелет. — Ведь мы и пришли к тебе именно затем, чтобы потолковать с тобой о природе прекрасного…

И Сократ спросил:

— В таком случае, ты, верно, не откажешь научить меня, как понимать прекрасное?

— С радостью, Сократ!

— Так постарайся точнее сказать мне, что же оно такое, прекрасное. Ведь это, определенно, малая толика твоих многочисленных знаний.

— Мне думается, вряд ли кто имеет столько интересных мыслей о прекрасном, как я, — заверил Мелет, и Ламия толкнула его под столом, чтобы он не очень зазнавался.

Сократ же сказал:

— Значит, я легко научусь от тебя, и никто больше не изобличит меня в невежестве?

— Разумеется, никто, ведь иначе я оказался бы ничтожным, заурядным человеком.

И снова Ламия толкнула под столом Мелета.

— Только, если ты не против, — предложил Сократ, — я буду возражать тебе, чтобы лучше выучиться.

— Что ж, возражай.

— Так что такое прекрасное, Мелет?

И воскликнул Мелет с величественным жестом:

— Так знай же, Сократ, что прекрасное — это прекрасная девушка!

— Славный ответ, клянусь собакой! — сказал Сократ, а Платон с Аполлодором, чтобы скрыть насмешку, загородили губы кружкой с вином. — Не правда ли, Мелет, если я так отвечу, уж меня никто тогда не опровергнет?

И, довольно рассмеявшись, спросил Мелет:

— Да кто же тебя опровергнет, если каждый подтвердит, что ты говоришь правильно!

— Ну а если мне возразят: «Хорош же ты, Сократ! А разве прекрасная кобылица не есть прекрасное?» Что мы тогда ответим?

— Ты верно говоришь, — согласился Мелет. — Ведь кобылицы у нас бывают прекраснейшие.

— Вот, видишь, — улыбнулся Сократ. — А потом меня спросят: «Дорогой мой, а что же такое прекрасный горшок? Разве не прекрасное?» Что я на это отвечу?

И сказал возмущенно Мелет:

— Да кто посмеет так невоспитанно и дерзко произносить столь низменные слова в таком серьезном деле?!

— Представь себе, что есть такой, — вздохнул Сократ, отхлебнув глоток вина. — Но надо все-таки ему ответить. И я заранее заявляю: если горшок вылеплен искусным гончаром, какие лепил, к примеру, покойный отец Ксантиппы, Нактер, если горшок округл, гладок и хорошо обожжен, как некоторые горшки с двумя ручками из тех прекрасных во всех отношениях горшков, что обычно вмещают шесть таких вот кружек, — если я спрашиваю о таком горшке, надо ведь признать, что он прекрасен. Как можно назвать не прекрасным то, что прекрасно?

— Да, Сократ, — кивнул снисходительно Мелет. — Прекрасный горшок — тоже прекрасное. Но в целом он недостоин сравниться с прекрасной кобылицей, девушкой и со всем остальным прекрасным.

И Сократ сказал:

— Я понимаю, Мелет, что возражать тому, кто задает подобные вопросы, следует, приведя изречение Гераклита: «Из обезьян прекраснейшая безобразна, если ее сравнивать с человеческим родом». И прекраснейший горшок безобразен, если сравнивать его с девичьим родом, не так ли, Мелет?

— Конечно, Сократ, ты верно ответил!

— Но ведь тот человек может сказать: «Как же так, Сократ? А если мы сравним девичий род с родом богов, не покажется ли прекраснейшая девушка безобразной по сравнению с той же Афродитой?»

И Мелет сказал:

— Кто стал бы возражать против этого? Каждому ясно, что по сравнению с богами род людской не прекрасен.

— Но ведь тому-то человеку мы опять не угодим. Мелет. Он посмеется над нами! А если к тому же у него окажется палка, он еще и постарается вздуть меня.