Во имя Камелота
Шрифт:
— Гавейн умирает, — заявил без предисловий, но Артур уже и так понял по лицу советника: случилось страшное.
— Что случилось? — спокойно, как и положено королю, но едва слышно осведомился.
— Моргана.
Всего одно слово, одно имя, но сколько в нем было боли и смысла.
— Как?
— Она хотела убить Трину. Гавейн закрыл ее собой.
Лицо Артура мрачнело с каждым словом.
—
— В лесу.
— Зачем они отправились в лес?
Мерлин вздохнул. Не лучшее время было говорить королю, что очередной его рыцарь влюблен в первую леди, с которой Артур обронил больше десяти вежливых слов, после Гвиневры.
— Трине нужно было совершить ритуал. Без свидетелей. Я попросил Гавейна сопроводить ее.
Артур запустил ладонь в светлые волосы, растрепав их.
— А леди Трина? Где она? Она в порядке?
Мерлин молча кивнул, а затем добавил:
— Она сейчас с ним. У меня мало времени, Артур. Я пришел сказать, что вынужден уехать на день или два, за противоядием. Я вынужден оставить тебя, чтобы спасти нашего друга.
Артур ответил решительным кивком.
— Со мной остается Персиваль и еще несколько человек. Да и я не маленький мальчик, чтобы обо мне печься, Мерлин.
— Я знаю, — серьезно ответил маг. — Но ты король. И король не простой. Ты знаешь, что…
— Мне уготована великая судьба, — вздохнул Артур. — Я слышал это тысячи раз от тебя, Мерлин. Я помню о твоем предсказании.
— Она не просто уготована тебе, Артур. Ты уже ее вершишь. Лишь будь осторожен.
Артур вместо ответа махнул рукой, давая магу знак уходить.
— Не трать время на беседы. Ты должен спасти его, Мерлин.
— Я сделаю все возможное, — но уверенности в голосе не было.
До Авалона, даже на самом быстром скакуне и при помощи всей магии Мерлина, было полдня пути. Половину он уже преодолел. Он пришпорил коня, пытаясь придать ему, и без того почти летящему по горам и полям, еще больше скорости.
— Быстрее, друг, — шептал он. — Мы не можем потерять Гавейна. Мы не можем потерять еще одного наследника, который может изменить этот мир.
***
Гавейн очнулся от горячего шепота, который перебегал по его комнате из угла в угол. Он попробовал повернуть голову, ожидая, что боль пронзит его даже от малейшего движения, но ее почти не было. Плечо ныло, тело сковало слабостью, но острая агония ранения ушла. Возможно, Мерлин все же нашел способ излечить его? Гавейн смутно помнил слезы Трины и попытки мага применить заклинания. А еще он помнил чьи-то руки, которые бродили по его бинтам и телу, что-то бормоча. Помнил, как кто-то приложил к его губам сосуд, заставив выпить, а затем ушел.
Трина. Должно быть, это была Трина. Он чуть приподнялся, оглядывая комнату в поисках девушки, но нашел лишь друзей, собравшихся у его постели. Артур, Персиваль, Борс, Галахад сидели и стояли рядом, ожидая малейшего движения, малейшего знака, что он очнулся. Именно их шепот, то ли возносящий молитвы, то ли бранящий его глупость, разбудил его.
— С возвращением! — радостно пробасил Персиваль, когда заметил, что
Гавейн зашевелился.— Гавейн! — воскликнул Артур, отбросив формальности. — Ты выглядишь… хорошо.
В голосе короля слышалось такое облегчение и тепло, что Гавейн невольно улыбнулся.
— А что? Ты уже планировал, кому отдать мое место за столом?
Шутка вышла скомканной, потому что попытка усмехнуться отдалась в теле резью.
— Я думаю, он был очень расстроен, что придется так скоро потратиться на еще один турнир, — поддержал Персиваль.
— Эй, я все еще король, вы помните? — деланно строго осадил их Артур, безуспешно пытаясь скрыть улыбку. Но тут же помрачнел. — Мерлин сказал, что ты умираешь. Что стрела, которой тебя ранили, была отравлена и зачарована. Он уехал за противоядием.
Гавейн нахмурился.
— То есть это было спланированное нападение?
Артур кивнул.
— А где… — Гавейн помедлил, подбирая слова, чтобы не дать друзьям повода для лишних шуток и сплетен. Знали ли они, что он и Трина были ночью в лесу? — А где леди Трина?
Артур понимающе взглянул на него.
— Думаю, она ушла отдыхать. Мерлин сказал, что она здесь, но, когда я пришел, ее не было. Должно быть, она просидела с тобой до рассвета.
Что-то в этом тревожило Гавейна. Было ли это похоже на Трину, которая плакала над его постелью, — встать и уйти, оставив умирающего одного?
Заметив, что лицо рыцаря омрачилось, проницательный Артур бросил Персивалю:
— Персиваль, позови леди Трину. Нужно сообщить ей, что Гавейн очнулся.
Гавейн благодарно взглянул на друга, вкладывая в этот взгляд и извинения. Он понимал, что Артур не увлечен Триной, но все же питает к ней интерес. Так же, как и понимал, что Артур заметил: между гостьей Камелота и ее наставником рождается нечто большее, чем просто менторство и дружба. Артур не был глуп, да и с тех пор, как Ланселот и Гвиневра совершили свое страшное для его сердца предательство, не был столь доверчив и беспечен. Нежелание ранить короля и друга было главной причиной, по которой Гавейн изо всех сил боролся со своим влечением. Но была и еще одна: рано или поздно Трина должна вернуться в свой век, и это не то, что они могли бы преодолеть. Но когда он видел ее глаза, в которых первичная ненависть сменилась чистой девичьей любовью, о причинах не любить и о том, что он воин, почему-то становилось сложно помнить.
— Галахад, Борс, — словно чувствуя недосказанность, повисшую между ними, Артур отдал новый приказ, — принесите Гавейну еды и воды.
Едва рыцари ушли, Артур серьезно сказал:
— Я знаю, о чем ты думаешь. Ты не предал меня, мой друг, и не предашь. Мое сердце никогда больше не будет занято, но твое… — Артур со смесью лукавства и отеческой заботы вгляделся в лицо друга. — Я впервые вижу, чтобы кто-то тронул твое.
Гавейн улыбнулся в ответ, не желая признавать вслух, признаваться себе, что дело его, должно быть, и правда было плохо. Что знаменитый повеса и пьяница стоял на краю пропасти, почти готовый отдаться эмоциям.
— Все не так, как ты думаешь, друг мой. Сэр Гавейн все тот же дамский угодник и пьяница. Я не тот рыцарь, о котором сложат легенды за подвиги во имя леди.
— И все же ты заботишься о ней. Желаешь ее видеть, едва открыл глаза.
— Ты, должно быть, заметил, что леди Трина очень ранима, а вчера ее чуть не убили. Как наставник, я могу проявить некоторый интерес.
— Хочешь сказать, что сэр Гавейн, который не побоялся признаться мне, что он беглый принц, боится признаться, что влюблен в леди? — серьезный тон Артура сменился на веселый. Его явно забавлял такой страх друга. — Великий сэр Гавейн, который не боится меча, смерти и готов один воевать против десятков?