Во имя отца и сына

Лада с удивлением слушала Макса, впиваясь открытыми, доверчивыми глазами в его лицо, полное решимости и силы. Она видела и слышала того самого героя времени, которых изображают на страницах журнала "Юность", которых хвалит учительница литературы и ругает Коля. Все, что говорил Макс, было для нее ново. Ей никогда такие неожиданные мысли и в голову не приходили, было странно их слышать, и в то же время ее подмывало любопытство: хотелось понять этих людей, объявляющих себя запевалами молодого поколения. Какой-то заграничный ликер, приятный на вкус, горячей волной разливался по всему телу, возбуждая, рисовал окружающий мир розовыми красками, и далекие тайные желания и мечты подходили к порогу действительности. Оставалось всего лишь сделать один шаг, чтоб переступить этот порог. Тут не было никаких запретов, можно было делать все, что хочешь. Лицо ее полыхало. Она вся была словно в огне и пыталась гасить этот внезапный пожар освежающим фруктовым напитком, удивительно ароматным. Лада пила его впервые и с большим наслаждением, чем густой душистый ликер. Тут можно было пить и есть все, сколько твоей душе угодно.

Дин сказал Ладе:

–  Брось ты пить этот подсахаренный рыбий жир. Попробуй этого.
– И вместо ликера налил коньяку.

Лада пригубила и отставила рюмку.

–  Фу! Противно!

–  Тогда пей шампанское. Из лучших сортов винограда.
– Дин налил ей бокал.
– Давай выпьем за тебя и за меня.

Лада отпила два глотка и поморщилась. Юна стала уговаривать:

–  Пей! Шампанское - эликсир жизни. А хочешь сигарету? На, закури - это успокаивает.

Лада не знала, отчего ей нужно успокоиться, и отказалась от сигареты, покачав головой. Она с благодарностью улыбнулась подруге. Но в этот миг взгляд ее столкнулся с насмешливым и внимательным взглядом Макса, который будто в чем-то упрекал ее, говоря: "Ну чего боишься, глупенькая?" И тогда она ответила ему взглядом дерзким и сказала Юне с вызовом:

–  Давай!
– и потянулась через стол за сигаретой.

Она курила впервые в жизни, морщилась и слезилась от дыма, который почему-то попадал ей в глаза. А Макс сочувственно улыбнулся:

–  Ничего, научишься. Это просто, как все просто в нашем сложном мире. Главное - будь самостоятельна. Для наших мам мы всегда будем дети, которых они готовы выпороть за самый безобидный естественный поступок. И ты для нее просто дите. А между тем это дите уже читало Бальзака и Мопассана, смотрело фильмы, которые детям до шестнадцати лет смотреть не разрешается.

–  Родители во всем всегда видят трагедию, - сказала Юна.
– Если девушка не пришла ночевать или стала не девушкой, то для них это - ужасное происшествие. Помнишь, Лада, какой у нас шум подняли из-за Ани?

–  А чтобы не было трагедий, - добавил Дин, - родители должны как можно меньше знать о том, чем занимаются их дети. И дети не должны отчитываться перед родителями. Есть, конечно, дурочки, которые- приходят домой и докладывают: "Меня Петька поцеловал в парадном".

Бринкнула резко гитара, и голос Мусы прогнусавил:

Хорошо быть собакою,А неплохо и кисою:Где угодно…Где угодно…

Вылезший из-за стола поэт пьяно орал:

–  Я - талант. Я - гений! А гению все дозволено. Законы? Они не для меня. Я призван изменять законы. Я сам законодатель. Что вы мне цитируете богов, когда я сам бог. Вы цитируйте меня!..

Девчонки визжали в восторге. Лада настороженно молчала. Что-то не совсем ясное боролось в ее сознании, и борьба эта заслонила неприятное чувство и тревогу.

–  Чтобы быть законодателем, надо иметь имя, - холодно-иронически бросил Братишка.

–  Имя?
– Воздвиженский тряхнул головой и величественно прикрыл глаза.

– Мы сами создаем себе имена… Талантом своим.

–  Ну это не совсем так, - авторитетно осадил его Макс, улыбнувшись Ладе.
– Имена нам создают друзья и враги.

–  А у тебя их нет. Ха-ха-ха!
– громко расхохотался Мухтасипов.
– Ни друзей, ни врагов.

Воздвиженского точно ушатом ледяной воды окатили. Девичье лицо его округлилось, вздулось вдруг побледневшими щеками, влажные глаза застыли, уставившись на Мухтасипова, а сухой, приглушенный голос продребезжал:

–  У меня нет врагов и друзей? Это как понимать?

–  Буквально, - мрачно ответил Мухтасипов, оскалив белые ровные зубы.
– Кто, назови, кто твой враг?

–  Мой враг номер один - скульптор Климов.

–  Не знаю такого, - мотнул маленькой головой Мухтасипов.
– Впрочем, пойди набей ему морду. Я разрешаю.

–  Он мой идейный враг!
– не принимая шутки, кричал поэт.

–  У тебя есть идеи?
– ввернул Мухтасипов.
– Вот не думал.

–  Ты мразь, ничтожество, амеба!
– не найдя других аргументов, вскричал поэт, обретая снова голос.
– А ты, ты? Кто ты такой? Почему ты здесь?

–  Отвечаю на твои вопросы, - с прежней ленцой и безразличием прогнусавил Мухтасипов.
– Первый вопрос. Ответ. Я не поэт. Второй вопрос. Я здесь встречаю Новый год. Удовлетворен?

–  Да хватит вам!

–  Бросьте!

–  Будьте мужчинами!
– закричали сразу несколько голосов.

Скучно, старухи, - вдруг призналась Лика, задумчиво разглядывая фужер с золотистым вином.
– Хоть бы подрались из-за меня. Или поскорее женился бы кто-нибудь. Так хочется погулять на свадьбе, кричать "горько" и смотреть, как целуются.

–  Подумаешь, удовольствие - глядеть, как целуются другие по приказу пьяной толпы. Я предпочитаю целоваться без свидетелей, - сказал Радик Грош.

–  Крошка Лика хочет замуж, - заметил Илья Семенов.

–  Естественное желание в ее возрасте, - отозвался Макс, вызвав недовольную гримасу сестры.

–  Перестань, шуткам есть предел.

–  В наше время, Кларик, пределов нет и быть не может, - ответил Макс.

–  Дин, почему ты не женишься?
– продолжала хандрить Лика, поводя томными глазками.
– Поцелуй меня, Дин. Ты умница и талант.
– Она хотела вызвать ревность у поэта.

–  А ты мне не нравишься, - грубо ответил Братишка, - потому что ты набитая дура.

"Какой парень!" - с восхищением подумала о нем Лада. Нет, этот капитан Дин ей определенно нравился.

–  И хамству тоже нет предела, - заметил поэт и тут же получил как награду долгий презрительный взгляд Братишки.

Воздвиженский заходил по комнате, искоса поглядывая то на Мухтасипова, то на Макса: он был недоволен, что так быстро погасили их стычку с Ходом. И Макс тоже хорош: за каким чертом подсунул реплику о друзьях и врагах? "Как глупо: имена создают враги. Что он этим хотел сказать?" Не выдержал, спросил, хмуро обращаясь к драматургу:

–  Значит, враги создали тебе известность? Тебе, Радику, Илье, ну и… мне?

–  Дорогой мой, - Макс снисходительно вздохнул, - говоря откровенно, теперь нам известность создают не здесь, а за рубежом наши друзья-прогрессисты. Радику, Илье, мне и тебе в том числе. Нас там переводят, нас туда приглашают, нас рекламируют. Оттуда наша слава приходит на родину. Парадокс, как и все в этом скучном мире. Но прелестно, "как всякий парадокс.

–  В твоих стихах, Артур, нет философии, - продолжал Братишка. Ему тоже хотелось подразнить самовлюбленного "гения".