Во имя Рима: Люди, которые создали империю
Шрифт:
В XVI–XVII веках такие военачальники как Мориц и Вильгельм Нассауские в Нидерландах или Густав Адольф в Швеции сознательно пытались превратить армии в войска, основанные на дисциплине, организации и тактической системе римских легионов. В 1616 г. Джон Бингам опубликовал перевод на английский язык книги «Тактики Элиана», в которой были приведены не только рисунки, показывающие копейщиков в форме XVII века, выполняющих отдельные движения, но и раздел о том, как строевая подготовка древних была адаптирована для использования в военной службе Голландии. Обложка была даже еще более красноречивой, ибо на ней был изображен Александр Великий, вручающий свой меч Морицу Нассаускому.
Так как армии были организованы по римской модели — или, по крайней мере, военные реформаторы считали, что это римская
Военачальник XVII или XVIII века обладал той же свободой действий, что и во времена Рима. Он находил место, дающее хороший обзор, чтобы наблюдать за ходом боя и ездил позади лини фронта своих солдат, пытаясь определить, где возникнет угроза или, наоборот, благоприятная возможность для атаки. Командующий лично наблюдал за сражением, поручал офицерам действовать от его имени и получал сообщения от своих подчиненных, контролирующих каждый участок поля боя. С помощью всего этого полководец пытался осмыслить и предугадать ход сражения, и вводил в бой подразделения, которые он, как любой римский военачальник, держал в резерве. Временами он мог поехать вперед и лично возглавить какую-либо операцию — хотя большинство из тех, кто так поступал, были в конечном счете серьезно ранены или убиты, как Густав Адольф. Развитие современной артиллерии привело к тому, что даже командиры, остающиеся за рядами своих солдат, могли получить ранение, и вероятность этого была значительно выше, чем во времена римских полководцев.
Нетрудно найти много примеров, когда командующие XVII или XVIII веков действовали в манере, которая напоминала стиль командования римских военачальников — эпизод, когда военачальник хватал знамя, чтобы собрать вокруг себя бегущих или воодушевить оробевших солдат, — стало таким же клише этой эпохи, каким оно было для римлян. Иногда это действительно могло остановить бегство солдат. Однако гораздо труднее определить, поступали ли они так из-за того, что большинство из них хорошо знало классику и сознательно подражало героям прошлого, как это делал Юлиан Отступник, или же просто похожие условия вызывали сходные реакции.
Однако в некоторых отношениях методы ведения войн в XVIII веке заметно отличались от римских конфликтов. Осторожное маневрирование и нежелание ввязываться в рискованный бой имело больше общего с кампаниями преемников Александра, чем с безжалостной решимостью, с которой Рим обычно вел свои войны.
Еще одно отличие заключалось в отношениях между командующим и солдатами. Задача эффективного применения ручного огнестрельного оружия потребовала введения строгой дисциплины в начале современной эпохи. Из-за ограниченного радиуса действия мушкеты не стали для пехотинцев оружием более действенным, чем лук, но тренировать мушкетеров было гораздо легче, чем лучников. К тому же мушкеты были на редкость неточными и медленно перезаряжались, поэтому наступающие (особенно кавалерия) могли с легкостью смять один ряд мушкетеров, прежде чем они успевали выстрелить еще раз.
В результате были разработаны методы, требующие от пехоты строиться в несколько рядов, которые должны были стрелять и перезаряжать оружие по очереди. Со временем ускорение перезарядки оружия уменьшило число рядов, необходимых для ведения постоянного огня по врагу, с десяти до трех или даже двух, но эти достижения снизили точность стрельбы. В XVIII веке линейная пехота не
целилась (большинство мушкетов не имели даже прицела), а просто стреляла в сторону врага. Предполагалось, что залп тесно сомкнутых рядов причинит ущерб подобному же построению неприятеля.Строевая подготовка должна была сделать все движения и перезарядку мушкетов чисто механическими. Если солдаты не координировали свои действия, получалась путаница, следствием которой были случайные ранения. Поэтому дисциплина была крайне суровой, ее целью было превратить солдата в автомат, практически в «ходячий мушкет». Хотя в римской армии было важно идти в ногу и сохранять построение, победа в рукопашном бою не являлась следствием строгой муштры. Инициатива и индивидуальная агрессия при соответствующих обстоятельствах активно поощрялись римской военной системой, ибо часто действия нескольких людей могли превратить поражение в победу.
Одна из самых важных задач римского полководца — быть свидетелем поведения отдельных солдат и давать им последующую оценку. Тактическая система армии предоставляла командующему важную роль в координации отдельных подразделений, и побуждала его при необходимости вмешиваться на самом низком уровне. Однако это не лишало инициативы его офицеров. Легаты, трибуны, префекты и центурионы всегда играли очень важную роль. Уверенность в том, что офицеры умело командуют на своих участках боя, позволяла полководцу ездить вдоль рядов сражавшихся, руководя действиями солдат на самом важном, по его мнению, участке сражения.
Римляне хотели, чтобы действиями солдат руководили и постоянно воодушевляли их на проявления доблести. Полномочия командующего армии и его престиж давали ему возможность влиять на события в большей степени, чем кому бы то ни было еще, но и имелось немало желающих сделать это, когда он был занят на другом участке сражения. Однако были и безрассудные подчиненные, как и неразумные полководцы, иногда инициатива младших офицеров ухудшала положение или даже приводила к поражению (а при Герговии в 52 г. до н. э. обеспечили командующему оправдание за провал). Тем не менее в целом действия полководца и подчиненных дополняли друг друга и давали армии гораздо большую гибкость, чем у противника.
Только в конце XVIII века кое-что из этой гибкости проявилось в европейских армиях. Благодаря системе корпусов (corps d'armee)Наполеон смог эффективно контролировать стратегические перемещения армий в два раза и более превышающих по размеру те, что существовали при использовании более традиционных методов или во времена римлян. Это требовало предоставления гораздо большей свободы действия его подчиненным и особенно корпусу командиров. Тем не менее армия не была столь большой, и император мог видеть большинство своих солдат, а те — лицезреть своего кумира. Во время кампаний он проводил немало времени в седле, и его официальные и неофициальные посещения подразделений обычно заканчивались незамедлительным повышением или награждением отдельных солдат.
Нельзя сказать, что в Великой армии (La Grande Аrmue)каждый солдат, проявивший доблесть, мог сделать себе выдающуюся карьеру, — но в целом считалось, что смелость и способности будут замечены и вознаграждены. Дисциплина играла важную роль, но не было цели сделать ее настолько строгой, чтобы слепое послушание подавляло всякую инициативу. Подобное явление наблюдалось и в римской армии.
Пропаганда и риторика Наполеона были явно классическими, и в большой степени римскими — триумфальные арки, рельефы, изображающие триумф венценосных победителей, знамена с орлами и даже шлемы для некоторых подразделений. Наполеон обладал обширными познаниями в военной истории, включая историю Древнего мира, и считал Цезаря одним из величайших военачальников, из кампаний которых можно многое узнать о полководческом искусстве. Его приказ при Аустерлице — «Солдаты, я буду лично руководить всеми батальонами; я буду держаться в стороне, если, со своей привычной храбростью, вы посеете беспорядок и замешательство в рядах неприятеля; но если хоть на мгновение возникнет сомнение в победе, вы увидите своего императора в первом ряду» —мог с легкостью исходить и от римского полководца.