Во славу Отечества
Шрифт:
Предлагаемый план был неординарным и рискованным, но Слащёв хотел гораздо большего, чем освобождение южной Сербии. Генерал мыслил гораздо шире и замахивался на стратегическое изменение положения всего Балканского театра военных действий, вплоть до полной капитуляции Болгарии, и открытия союзным силам всего южного фланга Центральных держав. Не имея численного преимущества перед противником, столь масштабные изменения могли произойти только лишь благодаря ранней капитуляции болгарской армии, ради чего и был приглашен Радко-Дмитриев.
Популярный национальный герой двух Балканских войн,
Все эти действия носили сугубо секретный характер и были тайной не только для противника, но и для западных союзников. Слащёв не хотел раньше времени раскрывать свои карты.
Этой ночью со стороны противника перебежал унтер-офицер болгарских войск Цветан Раков, и Слащёв хотел получить самые последние сведения из стана врага. Радко-Дмитриев быстро переводил слова унтер-офицера, но Слащёву и так был понятен общий смысл того, что торопливо говорил перебежчик.
– Каково настроение среди солдат твоего полка? Довольны ли они своей службой и верят ли в скорую победу?
– Шутить изволите, господин генерал, о какой победе Вы говорите? Турков побили, немцев бьют, австрийцев бьют. Солдаты, чуть ли не открыто, проклинают царя Фердинанда за его союз с кайзером, заключенный против воли нашего народа. Вам ли это не знать, господин генерал,- льстиво молвил Раков Дмитриеву, но тот только нахмурил брови и унтер моментально подобрался, испугавшись возможного гнева генерала.
– Что же вы не выступите против царя, раз так он вам сильно не люб? Винтовки у вас есть, патроны тоже, так поверните штыки назад и вперед на Софию. Ну, что молчишь?
Унтер испуганно облизал разом пересохшие губы и затравленно переводил испуганный взгляд с одного генерала на другого, не зная, что им ответить. Застигнутый врасплох подобным вопросом Дмитриева, унтер всем своим видом показывал, что в подобных дебрях высокой политики он никогда не хаживал.
– Много ли немцев в вашем полку?
– перевел разговор Слащёв в более привычное для унтера русло общения.
– Мало, мало, господин генерал, - с радостью ответил тот, ощутив свою возможность быть полезным для столь высоких господ, - в начале года они были в каждом батальоне, роте и даже во взводах, а когда вы их летом даванули, всех как метёлкой вычистило. Осталось несколько офицеров в дивизиях, да в нашем полку майор Фогель задержался, только боюсь ненадолго.
– Это почему?
– Уж очень на него злые наши солдаты. Он приказал засечь до смерти двоих солдат за кражу продуктов с полкового склада. Фогель настоял на своем приказе, хотя полковник Богумилов был против этого.
– А, так ли сильно голодает ваш полк, что солдаты вынуждены воровать себе еду?
– Что полк господин генерал, вся дивизия и армия недоедают. С июня месяца наши пайки урезали, чуть ли не вполовину, сказали сейчас лето, сами добывайте себе пропитание. Крестьяне, как только проведали про это дело, так начали срочно
переселяться прочь отсюда.Радко и Слащёв понимающе переглянулись, перебежчик полностью подтверждал ранее полученные сведения о лишениях в рядах болгарского воинства.
– Значит, ты к нам перебежал ради тарелки супа? Хорош воин, что свою родину за похлёбку продает!- гневно бросил Дмитриев, буравя гневным взглядом лицо Ракова.
– Никак нет, господин генерал!- твердо ответил унтер и ретиво вскочил со стула,- надоело мне воевать за несправедливое дело и неправильного царя. Вот и решил отойти от него, не я один такой.
Раков знал, что говорил. Не он один действительно являлся пред светлые очи героя Болгарии с первого момента его появлении на фронте. Весть о его прибытии моментально перелетела через линию фронта и надолго поселилась в умах простых солдат и офицеров.
– Расскажи, что пишут из дома, давно весточку получал?
– более миролюбиво произнес Дмитриев взмахом руки, приказав собеседнику сесть обратно на табурет.
– Давно, господин генерал, ещё в мае. Пишут, что очень трудно жить, власти заставляют сдавать весь урожай в город, оставляя едва-едва на пропитание и для нового сева. А всё, что вывозят в город, немедленно отправляют эшелонами в Германию. Сестра сама видела, как людей от вагонов немецкая охрана штыками отгоняла, когда туда сахарную свеклу грузили,- с тоской в голосе говорил Раков.
– Значит, во всём виноват царь Фердинанд, говоришь?
– спросил Дмитриев унтера, и тот вновь вскочил.
– Так точно, господин генерал, он немчура проклятый, через него все и наши беды.
– А сбросить его духу не хватает?
– Так точно не хватает. Не нашего ума такое дело вершить.
Дмитриев посмотрел на вытянувшегося перед ним в струнку унтера и с хитрецой спросил:
– Ну, а со мной ты и твои солдаты пойдут свергать царя?
Унтер радостно осклабился и, не задумываясь ни секунды, чётко и ясно отрапортовал:
– Так точно, Ваше Высокопревосходительство, пойдем!
Радко внимательно посмотрел в лицо допрашиваемого, а затем сказал:
– Ладно, иди, Раков, сейчас тебя накормят, но помни: слово - не воробей, вылетит, - не поймаешь! Когда унтера увели, Слащёв неторопливо подошел к карте, развёрнутой на столе, и сказал своему собеседнику:
– Значит, не любят братушки своего царя, ой не любят, если он их голодом морит.
– Да за, что любить этого аспида, Яков Александрович, был бы ещё свой, да глупый, так ведь этого чужака из Берлина прислали на нашу голову,- с негодованием ответил Дмитриев, - и что в нём нашего, славянского? Ладно, Бог даст, выбросим обратно!
Дмитриев помолчал некоторое время, а затем продолжил:
– Всё, что говорил Раков - полная правда. Немцев в дивизиях осталось очень мало, в основном, только помощники командиров дивизий. Тырновский полк, находящийся в резерве, полностью свободен от немцев, и его офицеры готовы поддержать нас, как только будет прорван фронт. Такое же положение дел и в Бургаском и Козолуповском полках. Их командиры не хотят воевать и готовы повернуть своё оружие против Фердинанда, если наш прорыв будет успешным.