Во весь голос
Шрифт:
инстинктивно
хоронюсь
трамвайной сети.
Кто
сейчас
оплакал бы
мою смертишку
в трауре
вот этой
безграничной смерти!
Со знамёнами идут,
и так.
Похоже —
стала
вновь
Россия кочевой.
И Колонный
дрожит,
насквозь прохожен.
Почему?
Зачем
и отчего?
Телеграф
охрип
от траурного гуда.
Слёзы снега
с флажьих
покрасневших век.
Что он сделал,
кто он
и откуда —
этот
самый человечный человек?
Коротка
и до последних мгновений
нам
известна
жизнь Ульянова.
Но долгую жизнь
товарища Ленина
надо писать
и описывать заново.
Далеко давным,
годов за двести,
первые
про Ленина
восходят вести.
Слышите —
железный
и лужёный,
прорезая
древние века, —
голос
прадеда
Бромлея и Гужона —
первого паровика?
Капитал
его величество,
некоронованный,
$$$$$$$$$$$$$$$$$$$$невенчанный,
объявляет
покорённой
силу деревенщины.
Город грабил,
грёб,
грабастал,
глыбил
пуза касс,
а у станков
худой и горбастый
встал
рабочий класс.
И уже
грозил,
взвивая трубы за небо;
– Нами
к золоту
пути мостите.
Мы родим,
пошлём,
придёт когда-нибудь
человек,
борец,
каратель,
мститель! —
И
ужесмешались
облака и дымы,
будто
рядовые
одного полка.
Небеса
становятся двойными,
дымы
забивают облака.
Товары
растут,
меж нищими высясь.
Директор,
лысый чёрт,
пощёлкал счётами,
буркнул:
«кризис!»
и вывесил слово
«расчёт».
Крапило
сласти
мушиное сеево,
хлеба
зерном
в элеваторах портятся,
а под витринами
всех Елисеевых,
живот подведя,
плелась безработица.
И бурчало
у трущоб в утробе,
покрывая
детвориный плачик:
– Под работу,
под винтовку ль,
на —
$$$$$$$$$$$$$$$$$$$$ладони обе!
Приходи,
заступник
и расплатчик! —
Эй,
верблюд,
открыватель колоний! —
Эй,
колонны стальных кораблей!
Марш
в пустыни
огня раскалённей!
Пеньте пену
бумаги белей!
Начинают
чёрным лататься
оазисы
пальмовых нег.
Вон
среди
золотистых плантаций
засечённый
вымычал негр:
– У-у-у-у-у,
у-у-у!
Нил мой, Нил!
Приплещи
и выплещи
чёрные дни!
Чтоб чернее были,
чем я во сне,
и пожар чтоб
крови вот этой красней.
Чтоб во всём этом кофе,
враз, вскипелом,
вариться пузатым —
чёрным и белым.
Каждый
добытый
слоновий клык —