Во все Имперские

Впрочем, еще имелись отдельные душ с туалетом, а еще мой сосед по комнате.

Сосед, как и положено в волшебных школах, оказался каким — то японцем, маленьким и очень дрищеватым. Выглядел он года на три младше меня, хотя возможно это впечатление было обманчивым и связанным с его дрищеватостью.

Судя по знакам на мундире, его стихией было лето, потому что на груди у японца помешался значок в форме солнца. Клановый герб японца изображал круг, одна половина которого была закрашена красным, а другая — белым. Ранг у японца был желудёвым, как и у меня.

Было видно, что мой сосед уже обустроился, на стену комнаты над своей кроватью он повесил плакат с полуголой девкой из аниме, а рядом — небольшой портрет черноусого мужика в мундире.

Этого мужика я уже видел раньше. Такой же портрет, помнится, висел в лавке у Ван Дер Верфа, пока её не разнесли масоны.

Я швырнул на свою кровать пакеты с обмундированием и протянул японцу руку:

— Нагибин, Александр Петрович. По ходу твой сосед.

— Шаманов, Акалу, — представился мой новый друг.

По — русски он говорил с акцентом, причем довольно странным.

— Акалу, я обычно не критикую чужие вкусы, — признался я, — Но вот за этого мужика, которого ты повесил на стену, тут бьют. А иногда и убивают.

— Да, но моя семья всегда поддерживала князя Михаила! — с вызовом ответил Акалу, хотя было заметно, что парень перепугался, — Вся Гренландия за него! Князь Михаил обещал уровнять русских магократов в правах с нерусскими! А если тебе портрет не нравиться — ну, давай, попробуй, сними его!

Акалу явно было очень страшно, но парень боролся со своим страхом. Такое всегда достойно уважения, как по мне.

— Слушай, да мне плевать, каких князей вешать на стенки, если честно, — успокоил я Акалу, — И это была не угроза, а просто предупреждение. Так что я твоего Михаила снимать со стены не собираюсь, мне вообще насрать, так — то. Просто я уже видел, еще вчера, как одного голландца за такой портрет пытались убить. Но дело, повторюсь, твоё. А ты значит… эм… гренландец?

— Я эскимос, — ответили Акалу, немного успокоившись, — Из Гренландии, да. У всех гренландских магократов фамилия — Шамановы.

— А Гренландия — типа часть Российской Империи? Прикольно. Ладно, Акалу, мне б себя в порядок привести. Мы же с тобой в одной группе? Чё там у нас сегодня по расписанию?

— Магия — через двадцать минут, — сообщил Акалу, — Потом французский, потом пересвет, потом Закон Божий, потом обед, потом экономика, потом этикет, потом история.

— Ни фига себе. Плотненько.

Я быстро принял душ и впервые в этом мире почистил зубы. К счастью, индивидуальные гигиенические принадлежности для меня в душевой нашлись. Я даже успел побриться и прикрепил на мундир все положенные знаки, кроме курсовки и родового герба, которые надо было пришивать.

Но опаздывать на первый в своей новой жизни урок, тем более, по магии, я не собирался, так что пошив придется отложить на потом. Пока что похожу и без герба, ничего страшного. Может даже целее буду, а то репутация у Нагибиных после двух дней моего пребывания в теле барчука — не очень, слишком многие кланы желают мне смерти.

Я глянул на себе в зеркало и остался доволен. Барчук и так был хорош собой, а черный мундир и сбривание юношеских усиков только придали ему, то есть мне, брутальности.

Вместе с Акалу мы отправились искать нужную аудиторию, но искали её в огромном дворце так долго, что опоздали. Как я выяснил у эскимоса, вчера занятий по магии у моей группы еще не было, сегодняшнее было первым.

В просторной и светлой аудитории уже сидела вся моя группа в черных мундирах.

Несмотря на то, что меня пихнули на какой — то специальный факультет для скама, состав группы все же удивил меня своей разнородностью. Всего в группе оказалось девять человек, не считая меня и Акалу.

Во — первых, тут было двое китайцев, которых я уже встречал в туалете за разнюхиванием флекса. Клановые гербы китайцев были одинаковые и представляли собой иероглифы на бежевом поле. Китайцы сидели за партой, опоясавшись своими самурайскими мечами.

Еще присутствовал совсем черный негр с явно неуставной прической — его голову покрывали заросли дредов. Клановый герб негра представлял собой коронованного льва с длинной гривой, напоминавшей прическу владельца герба.

Все остальные вроде как были русскими — высокий парень с черным кругом на гербе, похожий на наркомана студент, клановой эмблемой которого были корешок и глаз, и лицеист с лягухой на эмблеме — уже знакомый мне наследник Прыгуновых. Тот самый, которого по замыслу подполковника из Охранки мне предстояло убить в самое ближайшее время.

Ну, хоть Мартыхановых или Кабаневичей нет, и на том спасибо.

Девочек в группе оказалось всего трое.

Первая — прыщавая и явно заучка, страшная как ядерная война. У этой на родовой эмблеме был свёрнутый канат.

Вторую я разглядеть не смог, потому что она была в маске и перчатках (да, в медицинских, прям как в нашем мире), на гербе у неё была нарисована связка червей.

Третья девушка резко контрастировала с остальными и была подобна ангелу, слетевшему с небес к этому сборищу странных личностей. Красавица была невысокого роста, стройная и темноглазая, её черные волосы кудряшками рассыпались по плечам. В лице девушки было нечто восточное, её герб изображал розу ветров.

Еще в аудитории имелись портрет Павла I, старого только что умершего Императора, и преподаватель — сухощавый мужик с черной аккуратной бородкой.

— Я Соловьёв, Бронислав Иванович, — представился препод, — Ваш учитель по магии, действительный профессор Санкт — Петербургского университета. А вы, я полагаю, Шаманов и… хм, Нагибин?

— Всё так, — подтвердил я.

Я на всякий случай показал Прыгунову кулак, и мы с Акалу сели за длинную парту в центре помещения. Парта была типа тех, что ставили в средневековых университетах, за ней бы поместилось человек сорок.

— Ладно, — вздохнул Соловьёв, — Объясню вам сейчас ситуацию, как есть. Я не уверен, что вчера преподаватели вам это говорили, потому что наши преподаватели — люди очень тактичные и вежливые. Но я привык всегда говорить напрямик, особенно, когда дело касается безопасности студентов.

Итак, вы должны уяснить, что остальные студенты вас не любят. Очень сильно. Вы все здесь находитесь по милости покойного Государя Павла Петровича, который разрешил обучение в нашем Лицее нерусским и бедным кланам.