Во все тяжкие 3

— Может, наконец, объясните мне, для чего вы меня здесь держите? — попытался выяснить я, не особенно, впрочем, и надеясь на ответ, да и тоном спросил «просящим».

— Хавай, и ложись спать. И помни, выкинешь какую-нибудь финт, родителям твоим не поздоровится. Ты меня понял? — зло поинтересовался спецназовец в маске.

— Понял. — кивнул я.

Поев без особого аппетита, отодвинул миску, лег на матрас и закрыл глаза, пытаясь уснуть. Это у меня не получалось довольно продолжительное время — разные мысли опять полезли в голову. Господин Гусинский, который меня сюда засунул, сука такая, точно знал, что делать — безнадёга, отсутствие возможности помочь родителям, раскаянье в моём упрямстве и самомнении, ставшее причиной всего этого, понимание того, что мои действия стали прямой причиной неприятностей у моих компаньонов, рисковавших получить реальные срока, накатили с новой силой. Оставалось одно — терпеть, и настраивать себя на долгое заключение. Чтобы хоть как-то вывести себя из подавленного состояния, заставил себя начать строить планы мести виновникам моих неприятностей. Что я только не представлял, — и как ментов со следователями и прокурорскими увольняют с работы, а Матанцев отслеживает вопрос возбуждения против них уголовных дел «по совсем даже не подброшенным наркотикам», как этот сраный спецназ, похитивший меня, сядет за превышение должностных полномочий. Дальше же можно было заняться лицами, отдававшими преступные приказы своим подчинённым. В этом вопросе надо будет обязательно посоветоваться с Матанцевым и его московским дружком, генералом Егоровым. Простая провокация здесь не прокатит, МВД и Прокуратура точно впрягутся за своих со всеми повязанных высокопоставленных сотрудников, сомнений в этом у меня нет никаких. Но, я уверен, если творчески подойти к решению этой проблемы, можно будет что-нибудь потом придумать. И, наконец, апофеоз мечтаний — господин Гусинский! Венец, так сказать, мести. Что я только себе не навоображал… Что я только с ним не творил… А что я при этом чувствовал… Именно под эти «успокаивающие» мысли, в конце концов, мне и удалось забыться тревожным сном.

Пробуждение было хреновым, и причин тому было несколько — начиная с того, что я, проснувшись, не сразу, но всё же вспомнил о своём статусе похищенного, матрас не давал мне того комфорта, к которому я привык, и кончая тем, что постоянно, на протяжении всей ночи, я просыпался из-за звенящий цепи, ноющих рёбер и натертого предплечья от браслета. Кофе в матрас мне так никто и не соизволил принести, пришлось довольствоваться оставленной водой, заодно кое-как ей и умылся. Завтрак мне тоже никто не принёс, давешний спецназовец появился только днём. На этот раз обед состоял из какого-то жиденького супа из кубиков Магги, а на второе — холодная картошка и небольшой кусок шашлыка. Видимо охрана в этом доме вчера вечером готовила мясо на углях, хотя характерного запаха я не слышал. Моя попытка заговорить со спецназовцем не увенчалась успехом, меня просто предупредили, в очередной раз, о возможности получить по рёбрам. И оставили одного до вечера. Ужин напоминал вчерашний, но с вариациями — за место картошки принесли холодную лапшу с теми же сосисками.

На третий день всё повторилось с некоторыми различиями в еде. Со мной так никто и не желал общаться, у меня ничего не спрашивали, ничего не просили, ничего не требовали… Это, конечно, убивало — не было никакой определённости. Но как же это всё стимулировало мою фантазию! Какими извращенными способами я расправлялся с Гусинским и с его подручными, какие мучения и я им придумал вновь и вновь, как я над ними извращённо глумился в своих мечтах! Но, порой, на смену этому всему «буйству фантазии в воспалённом мозгу подростка» приходило лёгкое отчаяние — я готов был простить им все что угодно, отдать все что угодно, и работать на них за копейки, в обмен на свою свободу и свободу своих близких.

Да, я прекрасно понимал, что именно этих мыслей от меня и ждут, именно к такому результату и готовят, но ничего с собой поделать не мог. Ну не учился я ни в каких специальных заведениях, где психологически готовят, в том числе, и к такому, опыта специфического у меня не было, на зоне я не чалился, и под следствием никогда не был.

Теперь я начал прекрасно понимать Эдмона Дантеса, графа Монте-Кристо, героя бессмертного романа Александра Дюма, который, сбежав из заключения и найдя сокровища, посветил весь остаток жизни и своё богатство на осуществление возмездия.

«Не раскисать, думать о мести!» — именно это я постоянно повторял себе…

***

С Матанцевым и Казанцевым Останину удалось увидеться только лишь на третий день после похищения Балашова.

— Докладывай текущую ситуацию. — устало откинувшись в кресле, приказал генерал.

— Как я и говорил ранее, с Березовским связался. — начал Валера. — Тот переговорил с Гусинским. Внятного ответа наш деловой партнёр так и не добился, кроме обозначенных сроков содержания Алексея непонятно где. Березовский ничего сделать не может, мы — тем более… Остается только ждать. Девушки в профилактории под присмотром и охраной, состояние удовлетворительное. У меня всё.

— Понятно. — кивнул генерал. — Володя, что у тебя?

— За Балашовыми я слежу. У них все нормально. Удалось в очередной раз переговорить со следаком. Дело у него пока лежит, ход даст только по команде, который пока не было. Адвокат к Балашовым ходит как на работу, морально их поддерживает.

— Понятно. Теперь по моим делам. Давление на меня пока ослабло, только один раз со своим следователем разговаривал. Как я понял, он тоже ждёт команды, и без неё ничего не делает. Намекнул мне, что даже если в этот раз для меня всё обойдётся, материалы никуда не денутся, и будут лежать до первой команды сверху, после которой пыль с папочки сдуют с большим удовольствием. — Матанцев вздохнул. — Таким образом, можно сделать однозначный вывод, что господин Гусинский нам показывает свои возможности и рамки нашего приемлемого поведения. Остается одно — ждать, когда появится Алексей. До этого времени предпринимать ничего не будем, всё равно ничем ему помочь не можем. — генерал оглядел Казанцева и Останина, которые согласно кивнули. — Теперь к текущим делам. Володя, до конца всей этой херни занимаешься только служебными вопросами, за исключением контроля над делом Балашовых и их содержанием в изоляторе. Валера, по возможности в городе не отсвечивай, не дай бог и тебе какую-нибудь провокацию устроят. Сиди в профилактории рядом с телефоном, может Березовский за это время сумеет зарешать вопрос. Вопросы? Нет вопросов. Расходимся.

***

Четвёртые и пятые сутки в подвале прошли у меня уже спокойнее — я немного успокоился, попривык к создавшемуся положению, появился здоровый фатализм. Даже запашок от ведра, которое выносили раз в сутки, и собственного немытого тела меня уже особо не напрягали. Чтобы развлечь себя и немного отвлечься, с вечера третьих суток, несмотря на ноющие рёбра, занялся физкультурой — обычные упражнения чередовал с растяжкой, приседаниями и отжиманиями, просто валяться на матрасе тупо надоело. Вечером пятого дня все тот же охранник появился не один, а в сопровождении своего брата-близнеца.

— Натягивай. — он ногой подцепил мешок, в котором меня сюда привезли, все эти пять дней так и провалявшийся неподалёку.

С одной стороны я обрадовался — появилась надежда на предметный разговор с дальнейшим моим освобождением, но с другой стороны, меня могли просто перевозить в другое место.

— Отпускаете? — не удержался от вопроса я.

— А по рёбрам? — услышал стандартный ответ.

Когда одел мешок на голову, к своей огромной радости почувствовал, как снимают браслет с моей руки, и не церемонясь хватают под локотки.

— Шагай вперёд, и без глупостей. Порог. Лестница. — меня вывели на улицу, и я задышал после душного подвала. — Крыльцо. Идём. Стоять. — открылась дверь, и меня завели в какое-то помещение и сняли мешок. Это было довольно-таки большая ванная комната, отделанная синей плиткой. — Свои провонявшие шмотки кинешь в угол. Мойся, брейся, чистые вещи сейчас принесём. И без глупостей, мы за дверью.

С каким же удовольствием я скинул с себя своё провонявшее шмотьё, открыл воду в душе и встал под него!

— Быстрее давай! — не дал мне охранник понежиться под горячей водой. — Зубная щётка вот, вещи тоже. — он положил на крышку унитаза свёрток с какими-то вещами.

Помывшись, вылез из ванной, почистил зубы, вытерся полотенцем, и начала одеваться. Как же было приятно оказаться во всём чистом. Не знаю, чья это была одежда, но по размеру она мне вполне подошла — что рубашка, что джинсы, что джинсовая курточка. Ботинки мне оставили свои, единственное, успели пройтись по ним щеткой, так что выглядели они после подвала вполне прилично.

— Готов? — заглянул охранник.

— Готов. — ответил я.

Он протянул мне мешок, но другой, чистый.

— Натягивай. Наручники тоже. — спецназовец защелкнул на моих запястьях браслеты. — Вперед.

И меня опять повели под локотки.

— Интересоваться, куда идём, имеет смысл?

Очередной болезненный удар под ребра был мне ответом.

На этот раз в микроавтобусе меня на пол класть не стали, а усадили на сидении между двумя спецназовцами, зажавшими меня так, что дышать приходилось с некоторым трудом.